Миссис Больфем - Гертруда Атертон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мистер Гор напрасно шумел. Судья велел ему утихнуть и позволил подсудимой рассказать все, как она хотела. Миссис Больфем извинилась перед судом, что, вне порядка, передавала этот случай и потом продолжала свой тихий, правдоподобный рассказ. Причина, почему она сейчас же не побежала, была вполне правдоподобна. Возможно, что она была в кухне, когда раздался выстрел. У нее не было причин регулировать свои движения по часам, как, по-видимому, это делали некоторые свидетели обвинения, и таким образом она совершенно не в состоянии дать суду точный отчет о числе минут, проведенных ею в кухне. Она вымыла и убрала прочь стакан – она очень систематична. Потом не спеша пошла наверх и только очутившись в своей спальне узнала о каком-то смятении, происходившем на Авеню. И даже это ничего не сказало ей, так как был вечер субботы – она презрительно улыбнулась.
Но когда она услыхала голоса непосредственно под своим окном, внутри усадьбы, она сразу открыла его и спросила, что случилось. Тогда, конечно, она немедленно побежала вниз, к своему мужу – и это всё. Даже обвинитель был не в состоянии призвать на помощь историю с лимонадом; поэтому и она игнорировала ее.
– Джемима! – прошептал мистер Бродрик своему соседу, но ведь она – чудо. Никогда не слышал, чтобы это было лучше проделано, а я видел мастеров по вранью на скамье подсудимых. Она похожа на ангела, которого поджаривают на угольях – бедный, нежный, терпеливый мученик-ангелочек. Но ставлю пять долларов против «никеля», что для этого состава она перехватила в своей правдоподобности на три степени. Если не она это сделала, то кто? Именно это они и спросят. И кому другому было интересно убрать его с дороги? Подумали ли вы немножко над этой загадкой? – Его голос был такой же уверенный, как и его острые серые глаза, пристально смотревшие в умное, но утомленное лицо блестящего, но слишком невоздержанного повесы из штаба репортеров, пропадавшего несколько дней. Малый поднял свои опущенные плечи и снова устало опустил их, потом его отяжелевшие глаза неожиданно заблестели.
– Скажите, – зашептал он, – этот Рош, такой красивый малый, и она… Я сам не очень люблю таки ледяные горы, но некоторые мужчины одобряют. Сегодня в моем сознании уже не раз промелькнуло что он тут чем-то замешан. В чем же дело?
– Ради всего святого, тише. – Голос Бродрика звучал дико, лицо побледнело. – Это всегда можно сказать о молодом защитнике, когда клиентка достаточно красива и когда воображение у всех возбуждено таинственным делом об убийстве. Он мой друг, и я не хочу создавать ему затруднений. Может быть, он не в состоянии доказать своего алиби. Но уверен, что не он это сделал, потому что он влюблен в другую женщину. Мы вместе ехали на автобусе вчера, когда они возвращались из леса. С тех пор, как земля стоит, люди безошибочно знают такие вещи.
– О, вот именно! – Глаза его блестели, он напоминал охотника, осматривавшего курки своего ружья. – Вижу, что действительно он ваш друг, и вы соответственно взяли на себя его защиту. Ладно, не стану затруднять свою бедную голову, пока миссис Больфем не будет осуждена или оправдана.
– Говорю вам, шептал Уэгстаф, – она почти запутала молодого Крауса. Право, он еще никогда не был так близок к тюремному окну. Самый факт, что она и тени не бросила – вернее, Рош ей не позволил – на то, что она видела его, отворяя дверь, или, что он дергал ручку двери, имеет одинаковое значение для них обоих.
Судья, уходивший, чтобы отдохнуть, вернулся, и разговоры смолкли. Конрад и Фрида были вызваны снова, чтобы попытаться установить как можно точнее время выхода и возвращения миссис Больфем.
Фрида заявляла, что, закрывши наружную дверь, миссис Больфем не оставалась в кухне больше трех минут, а Конрад заявил, что она могла выйти за три или четыре минуты до того, как мистер Мотт ушел от мисс Лэк. Понятно (со спокойным презрением), он не смотрел на часы: он не мог это сделать в темноте а спичек у него нет, потому что он не курит.
На этом закончилось дневное заседание. Присяжные удалились, и ни один человек не мог бы прочесть на их обветренных лицах ничего, кроме убеждения, что Парадиз-Сити-Отель – восхитительное пристанище, после длинного дня, проведенного в суде. Все они одинаково радовались ожидавшему их там обеду и отбросили мысли о суровой, повседневной, жизненной борьбе, которая следовала за этой неделей излишеств.
36
Было около шести часов. Зал суда, с его круглым, белым потолком, казался склепом в мягком блеске искусственного освещения, а судья, в своем черном, шелковом одеянии, с красивым лицом патриция, четко высеченным, но довольно мягким и носившим следы беззаботной жизни, мог бы быть аббатом, сидящим на возвышении, чтобы судить непокорную монахиню. Миссис Больфем, закутанная в черный креп, дополняла бы иллюзию, если бы предполагаемый зритель не бросил взгляда на окружающее. Обвинитель подводил итоги сказанному и больше, чем всегда, походил на осу, когда метался перед ложей присяжных, крича и потрясая кулаками. И вдруг, скрюченными пальцами хватался за жилет, раскачивался на каблуках и одним только понижением своего скрипучего голоса хотел доказать дерзкую уверенность в силе своих положений.
Надо сознаться, что его аргументы и изложение, его заявления и саркастические опровержения были совершенно так же убедительны, как и то, что говорил защитник – так велика растяжимость закона и ума юриста. Но, хотя он и был способным и сильным оратором, ему не хватало личного очарования и притягательности. Почти трагический энтузиазм и убежденность, чередовавшиеся, в течение долгих часов утреннего заседания, с холодной, обдуманной логикой, до основания заморозили все живое. Рош, проигрывал он или выигрывал, создал себе славу одного из самых крупных защитников, когда-либо выступавших в штате Нью-Йорк. Он окончил около часу. Сейчас же после открытия вечернего заседания, Гор бросился на приступ, говоря с драматической поспешностью, в течение четырех часов. И только в шесть часов он снова сел. Тогда встал судья, чтобы возложить власть на присяжных и пояснить им закон, признающий три вида или степени убийства: первый, второй и человекоубийство. Их право приговорить сидящую за решеткой подсудимую, признав ее виновной в любом из них, если только они не уверены в ее невиновности.
Миссис Больфем казалось, что она обращается в камень. В конечном итоге
