Миссис Больфем - Гертруда Атертон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да.
– О, o! Мужчины так и останутся сентиментальными безумцами – да, пока они будут рождаться от дураков и женщин. Мы все извращены. – Она бросила свою муфту на снег и сжала руки. Глаза ее пылали, в их оливковой глубине был странный красный отблеск.
– Хорошо, слушайте меня. Вы этой штуки не выкинете, хотя я, право, думаю, что вы способны на этот род самоистязания. Она бы не могла предупредить эту чудовищную жертву, если бы даже хотела, но я могу. Вы должны понять это. Если только вы выступите с таким безумным заявлением, я перед целым светом ославлю вас глупцом. Если миссис Больфем будет оправдана – всё великолепно, если нет, я выдам тайну с риском убить кого-то, но добьюсь правды. Вот, помните это и держитесь подальше от свидетельской скамьи.
– Что это значит?
– Это значит, что я знаю, как добиться правды.
– Вы хотите сказать, что доктор Анна думает, что это сделала миссис Больфем, что та созналась ей, а вы хотите заставить бедную женщину выдать своего друга, пока она еще слишком слаба, чтобы воспротивиться. И всё-таки вы ошибаетесь. Я знаю, что не она убила Больфема. Если хотите, вот основания для этого – знаю, что вам я могу довериться – миссис Больфем выходила тогда из дома, у нее был револьвер, и она стреляла. Я нашел револьвер в ночь после ее ареста. Он был 38-го калибра, и в нем не хватало одной пули, которая была найдена, застрявшей в дереве. Больфем был убит из 41-го калибра. Она вышла вовсе не затем, чтобы стрелять в него – она видела в роще крадущегося вора, ее револьвер выстрелил случайно. Она ведь лучший стрелок в клубе. Но вы легко поймете причины, почему я умалчиваю об этих фактах.
Алиса отвернулась и глядела на деревья, ветви которых изредка потрескивали под тяжестью снега, опадавшего пушистым дождем. Ее густые ресницы почти закрыли мерцающую линию овальных зрачков.
– О, кто был ее сообщник?
– Она не имеет даже отдаленного понятия о человеке, бывшем так близко от нее. Было темно, и она была слишком возбуждена. Конечно, было бы счастьем знать, кто это был.
– Хорошо, не станем обсуждать это. Так мы ни до чего не договоримся. Только не давайте свидетельских показаний и не делайте драматических заявлений.
– Драматических? – Краска снова залила его лицо. Глаза метнули молнии.
– Мелодраматических, было бы, пожалуй, вернее. Мы с Сарой всегда гонимся за точностью выражений. Но скажите мне честно, не кажетесь ли вы глупым самому себе? Это так театрально.
– O! – Он повернулся кругом и отшвырнул чурбан, валявшийся поблизости. – Не предполагаете ли вы, что я могу задумываться над тем, какой вид это будет иметь?
– Нет, и очень жаль. A так как у вас много здорового юмора, то я очень удивлена. Впрочем, это не все, что я хотела сказать, когда шла сюда, увидев вас.
– Вы решили узнать, правда ли то, что миссис Больфем сказала миссис Коммек, что я решил освободить ее тем или другим способом?
– Да, я только ждала, пока вы начнете. С самого начала я говорила, что не боюсь рассердить вас. Какое значение имеет это теперь?
– Рассердить меня вы не можете, хотя есть вещи, которых я не могу обсуждать с вами.
– Конечно, нет. Забудем пока о «Вероятном Жертвоприношении № 2» и предположим, что миссис Больфем оправдана, что, без сомнения, так и будет – сомневаются немногие, дальше, предположим, что вы женитесь на ней. Она сказала это сама, не умея достаточно тонко высказать свою мысль иначе. Бросим обсуждение и этих двух вопросов. Да?
Она шагнула, чтобы поднять муфту, и он заметил, что руки ее дрожали и густой румянец в первый раз появился на щеках. Я вполне готов, но тогда нам не о чем говорить.
– Нет, есть. Когда люди смотрят в глаза смерти, они могут рискнуть быть правдивыми, а вы вырыли могилу и себе и мне.
Она выпрямилась и пристально смотрела на него, дыхание ее было порывисто, а щеки горели.
– Что это значит? Его глаза больше не походили на сталь. Они вспыхивали, и по лицу пробегала судорожная волна.
– Это значит, что теперь вы любите меня. Думаю, что вы всегда меня любили – когда мы проводили целые часы в такой чистой дружбе, когда вы находили во мне так много такого, что отвечало вашим запросам. Но в то время это были только поверхностные чувства. Они не были способны зажечь – зажечь вашу душу. Потому что между вашим внешним и духовным взором стояло это— наваждение. С юных лет вы создали себе идеал и, когда в первый раз в вашей занятой жизни встретили женщину, которая, казалось, олицетворила его (вы никогда, даже получаса не говорили с ней) – вы автоматически взвинтили себя. Разве это неверно? Он не ответил, а она продолжала: – Вы прошли мимо меня потому, что сначала должны были освободиться окончательно от этого колдовства. Только одним путем можно избавиться от заблуждений этого рода, и бессознательно вы избрали его. Сожалеть в нашем случае надо о том, что вы поторопились связать себя, вместо того, чтобы подождать десять недель.
– Я еще раньше просил миссис Больфем добиться развода и выйти за меня замуж.
– О! В тот вечер, когда вы шли с ней домой от доктора Анны?
– Вы видели нас? Да, это было тогда.
– В первый раз, когда вы были с ней один. Я знаю, что вы часто обедали там, но, не правда ли, тогда Дэв вел беседу?
– Да.
– А миссис Больфем улыбалась улыбкой св. Цецилии и была любезной хозяйкой.
– О!
– Только вы могли подумать, что нет возврата даже после флирта на Эльсинорском шоссе. И всё-таки, как страшно жаль, что вы не отложили вашего официального предложения на десять недель. К этому времени вы бы уже похоронили лучшее и последнее безумство вашей молодости, может быть и с глубоким вздохом, а всё-таки похоронили бы. Разве не правда?
– Правда в том, что, несмотря на мой действительный возраст, что-то неизъяснимо юное
