Отмщение - Кэролайн Хаддад

Труди приехала на свидание в Картерсвиль с тяжелым сердцем — она опять никак не могла понять, что происходит, за что на нее свалилась такая напасть? Почему Бог опять карает ее? Почему ей нельзя встретиться с дочкой наедине, а обязательно в доме брата? Они боятся, что она украдет Вольную. Но разве это кража, когда забираешь собственную дочь?

Самым печальным во всей этой истории было то, что Вольная не признавала Труди. Вернее, она признавала ее как знакомую тетю Труди — так ее всегда называла Либби, когда Труди звонила из Таоса, а мамой Вольная называла лишь Либби. Вот какую пакость подстроила умная Либби. Вот сука!

Вот как получилось, что Труди играла с дочерью в гостиной или во дворе, а та называла ее просто Труди.

— А помнишь… — несколько раз пыталась Труди образумить странную дочь далекими воспоминаниями. Но Вольная не помнила ничего. — А хотела бы ты уехать со мной? — спрашивала ее Труди.

На это дочь лишь улыбалась и пожимала плечиками. Труди заметила, что у дочери нет переднего зуба, и смутно припомнила, как у нее самой в детстве выпадали зубы.

— Если я поеду с тобой, мама и папа тоже поедут с нами? — наивно спросила Вольная.

В жизни Труди было много тяжелых дней, но этот день с дочерью показался ей самым кошмарным.

В Таос Труди возвращалась с болью в сердце. За что ей это наказание? Она любит свою дочь, хочет забрать ее, но ненавистные брат, его жена и все остальные родственники не позволяют этого. Почему они так жестоки?

Как вернуть дочь?

А если вернуть, то будет ли от этого лучше?

В щемящей тоске Труди прошлась по своей пустой квартире с двумя спальнями, зашла в комнату, предназначенную для дочери. Потянулись скорбные думы — почему на меня ополчился весь мир? Зачем я верила людям, а они гадко обходились со мной? Меня забыла даже собственная дочь. Стоит ли за нее бороться? Не будет ли Вольной от этого хуже?

Адвокаты объяснили Труди, что дело в суде может затянуться на годы, со всеми исками, встречными исками и бесконечными апелляциями, и несчастная девочка будет мотаться из одного места в другое.

Конечно, Бастер и Либби обманщики, рассудила Труди, но они любят Вольную, так может быть, с ними ей будет лучше?

И она разрешила им удочерить Вольную. Труди выставила только одно условие — с этой семьей она больше не будет видеться ни при каких обстоятельствах.

Либби позвонила ей, чтобы поблагодарить, но Труди ответила лишь одной мрачной фразой:

— Не звони и не попадайся мне на глаза, иначе я передумаю и любым способом вырву ее у вас.

Так Труди осталась совсем одна. Одна во всем свете — ни детей, ни мужа, ни любви в сердце, только смертная тоска гложет так, что не помогают даже наркотики. В этом невыносимом кошмаре, слегка подслащенном дурманом, раздался звонок от Одель. Она просто поинтересовалась, как у Труди идут дела. Господи! Этот звонок — словно бальзам на душу! Наверное, это единственное, что у Труди еще осталось, — женский клуб бывших жен Томми Паттерсона. Горьким потоком Труди излила Одель всю душу, рассказала все-все, как ее предали родственники, как она потеряла дочь. На это даже оптимистке Одель было трудно найти слова утешения. Но все же она придумала.

— Вольная еще вернется к тебе, — сказала Одель.

— Как? — сквозь слезы простонала Труди.

— Ты говорила, что Картерсвиль маленький городок, так ведь? А Ист-Диабло и того меньше. В таких условиях Вольная, когда подрастет, обязательно однажды узнает от подруг или родственников, что ее удочерили, и узнает, кто на самом деле является ее матерью. Тогда она найдет тебя, Труди, и ты расскажешь ей всю правду. Твоя дочь еще вернется к тебе.

Вернется. Но что делать до этого далекого дня? Труди сидела в своей новой квартире с двумя спальнями и пыталась понять, что же ей делать?

Глава 30

Подписывай, а не то будет хуже

Грэйс Мэндлин проснулась с улыбкой. Даже верещание будильника не могло сразу развеять сладость ночных наслаждений, воспоминаний о прелестях плотской страсти: тело Галена, его глаза, его любовный поток, орошающий ее пылающие недра. Грэйс счастлива, упоена блаженством, в ее сердце огненными буквами вписано: «Грэйс влюблена в Галена».

Нет, любовь — это ошибка. Грэйс уже наделала подобных ошибок, вначале с Томми, потом с Даррелом Темпельтоном. Она верила, она любила, а ее подло обманывали. Хватит.

Все эти годы после обмана Даррела мужчины были для Грэйс друзьями, любовниками, врагами, деловыми партнерами, кем угодно, но только не возлюбленными. Она больше не допускала в себя вирус любви. Вот и сегодня — Грэйс заглушила будильник, и вместе с его перезвоном отключились все наивные любовные грезы. Гален уже не любовь, а просто сильное увлечение. Грэйс умная, она знает — просто внимание Галена льстит ее самолюбию, просто ей нравится его тело. Но любить его — Боже упаси, любовь так опасна.

Но день за днем чувство опасности притуплялось, и Грэйс все более и более уверялась, что может получить от жизни все. Ох, эти коварные мечты и надежды, их Грэйс превосходно описала в книге «Любовь — это вальс». А почему бы и нет? Гален любит ее, хочет детей, хочет жениться на ней. Да, Грэйс еще может забеременеть, ей еще тридцать восемь — не такой уж старушечий возраст. Ребенка можно еще в утробе проверить — все ли в порядке? Если будет здоров, почему бы его не родить? В конце концов, зачем зацикливаться на старых переживаниях? Зачем прятать себя в футляр? Лучше смотреть в будущее, лучше обрести лучезарное счастье. В самом деле, почему бы и нет?

Почему? Потому что Грэйс уже не дура!

Не дура? Грэйс разозлилась на себя пуще прежнего. Нет, все еще дура! Разве умная женщина втрескалась бы в молодого жеребца? Если самой не прекратить связь с Галеном, то однажды проснешься в постели одна, а найти другого будет труднее — годы не убавляются. Мужчин можно сравнить с пчелами, а женщины — это цветы. Мужчины хорошо опыляют, по мед уносят с собой.

Неужели среди мужчин нет ни одного надежного? Есть, наверное.

Прекрати, Грэйс, приказала она себе. Однажды ты уже поверила в это, и закончилось это мертворожденным ребенком, пораженным вирусом «настоящей» любви.

В изнеможении Грэйс снова легла в кровать, глубоко вздохнула. Вскоре почувствовала некоторое облегчение. После таких битв с собой она всегда приходила к выводу, что она слишком склонна к самокопанию, слишком чувствительна. Неумная? Может быть, но чувствительная, это точно. Если выйти замуж за Галена, что скажут люди? Можно представить, что напишут в газетах: «Грэйс Мэндлин совратила младенца!» Читателям такое замужество не понравится, они предпочли бы видеть ее рядом с солидным, более старшим по возрасту, уважаемым, а лучше знаменитым человеком. Впрочем, может быть, дело удастся изобразить так, будто Гален, молодой, буйный и мечущийся художник, нуждается в любви зрелой женщины, в материнской опеке, чтобы обуздать его и направить на создание великих творений? Правда, великих творений что-то не видно.