Пастырь добрый - Надежда Попова

– Щас! – возмущенно отозвался тот, отступив еще на шаг и мельком обернувшись в сторону массивных входных дверей. – Я вам не вербованная шушера; чтоб я вот так по улицам шел, у всех на глазах…

– Пойдешь сам по себе, – вклинился Курт, не дав сослуживцу высказать все то, что он думает о законах уличного братства. – На набережной по-тихому подойдешь и покажешь.

– Выпусти его – и он тут же даст деру, – возразил сослуживец убежденно. – Лови его потом по всему городу.

– Не даст, – возразил он мягко. – Верно, Финк? Ты ведь не хочешь со мною повздорить?

Тот поджал губы, глядя на бывшего приятеля молча, точно на палача, и Курт кивнул:

– Он подойдет на набережной, Дитрих.

– Пойду, распоряжусь, – пожал плечами Ланц, косясь на нежданного свидетеля и непрошенного содеятеля с подозрением. – И, может, в магистрате что известно – баржа все ж таки, не осел с поклажей…

– Известно, – вслед ему покривился Курт. – Что обитают на ней какие-нибудь торговцы ложками, и имена, конечно же, будут самые что ни на есть подлинные; если вообще их кто-то припомнит… Да, поднасрал же ты, Финк, нечего сказать.

– Я вашим премудростям не выучен! – огрызнулся тот. – Увидел стукача – надавал в едало. Все просто.

– И спугнул заказчика, – докончил Курт наставительно. – Ну, теперь локти глодать поздно. Иди, в самом деле, на набережную.

– А после того мне как – уйти можно или вот с ним в соседнюю камеру?

– Соседняя занята, – вздохнул он с сожалением, опустившись перед избитым парнем на корточки, и кулаком поднял опущенную голову лицом к себе. – Эй? Говорить можешь?

Тот ответил не сразу, соскользнув взглядом с майстера инквизитора на Финка, замершего в явной готовности помочь с допросом, и, наконец, с натугой ворочая языком, вытолкнул:

– Да.

– А будешь? – уточнил Курт вкрадчиво, и тот кивнул, осторожно потянув носом, повернутым далеко на сторону.

– На барже пусто, – не увидев в лице начальства ни тени удивления, сообщил Курт со вздохом. – С убежденностью можно сказать одно: там жили, полагаю, трое, мужчины. Если среди вещей когда-то и было что примечательное, могущее дать нам зацепку, – сейчас нет ничего; обыкновенная комната. Хапуги на речных воротах их не помнят…

– Прошу прощения? – переспросил Керн ровно, и Курт неохотно поправился:

– Сборщики налога на торговлю в городе лицами, имеющими во владении…

– Достаточно.

– Их не помнят, – повторил Курт. – Но известно, что в городе они уж точно более месяца.

– Откуда известно?

– Месяц назад они вошли в контакт с парнем из шайки Финка, Шварцем, который в данный момент пребывает в нашей камере. Взяли, как полного олуха, на живца – его внимание привлек человек с битком набитым кошельком на виду и туповатым выражением лица приезжего зеваки-деревенщины из глубинки. Когда он свернул в тихий переулок, а Шварц попытался его облегчить, деревенщина применил «какой-то хитрый приемчик», и парень оказался на земле с ножом у шеи. Далее начинается восточная сказка. Зевака влил ему в рот какую-то гадость, а очнулся он в каюте напротив троих приветливо улыбающихся мужиков такого же простецкого вида; что, кстати сказать, подтверждает мои предположения о именно троих обитателях баржи. После чего Шварцу поведали о нем самом такие детальности, каковые не известны были и лучшим друзьям; это, как ему доброжелательно объяснили, он рассказал сам, будучи под воздействием одного из этой троицы, однако, как сказали ему тут же, подобная отмазка не пройдет в объяснениях с его приятелями из старых кварталов – те до таких умствований подниматься не станут, для них важно одно: язык у парня излишне длинен. Посему, если он не желает очутиться в разных частях упомянутых кварталов одновременно, id est, в виде рубленой туши, ему лучше не дергаться и «сотрудничать». Сотрудничество заключалось в том, что он должен был исподволь выспросить у Финка, в насколько приятельских отношениях он теперь пребывает со мной после того, как предоставил мне информацию во время моего прошлого расследования. Насколько я сумел понять из того, что рассказал мне Шварц, заранее тем троим было ведомо о самом факте моей некогда принадлежности к тем кругам; а уж о том, что мы с Финком вновь в некотором роде сошлись, проболтался уже он сам.

– Иными словами, правы оказались все, – хмуро констатировал Керн. – Изменники водятся и среди приближенных твоего приятеля, и у нас.

– Сдается мне, что – да, Вальтер… Итак, когда Шварц рассказал им, как обстоят дела, их следующим поручением было – сделать так, чтобы Финк в нужный им день был в трактире и пил. Парень возразил, что в трактиры большого города тот не ходит, предпочитая родные стены, а гарантированно погружаться в пьянство будет, только если подвернется хороший куш, а сие не от него зависит.

– И тогда они заслали в эту дыру свою девицу…

– Именно. Потребовав от Шварца, если вдруг какие осложнения, ее прикрыть, выгородить и вообще – не дать в обиду; но она превосходно управилась сама. А накануне во второй раз, уже с Финком, провернули представление под названием «богатый зевака», только теперь уж без «особых приемов» – шайка получила добычу, хозяин «Кревинкеля» – обильную выручку, девица – Финка, Финк – по почкам.

– Для чего эти трое убивали детей, твой Шварц, разумеется, не знает.

– Увы, – согласился Курт безрадостно; не спрося дозволения, придвинул табурет к себе и тяжело опустился на сиденье – в голове стойко водворился мерзостный гул, а разноцветные мошки перед слипающимися глазами принялись неистово и с упоением размножаться. – Не знает о цели убийств, не знает имен тех троих, не знает более ничего, кроме уже сказанного.

– Удружил твой приятель, – убито вздохнул Ланц, до сей поры хранящий молчание. – Даже начинаю жалеть о том времени, когда сотрудничать с нами не желали и Друденхаус обходили за две улицы…

Ни согласиться с сослуживцем, ни опровергнуть верность его утверждения Курту не довелось – в доски двери аккуратно, как-то даже издевательски деликатно постучали, и на дозволительный отзыв Керна в комнату медленно, неся себя, точно стяг, прошагал довольный Райзе.

– Позволишь на доклад, Вальтер? – осведомился он так вкрадчиво, что тот покривился:

– Если ты не принес новость о том, что убийцы явились с повинной – прекрати щериться и говори. Что у тебя?

– Ну, с повинной – нет, но… Словом, так. В доме одного из мясников найден вместительный мешочек с деньгами – и это не его сбережения. Монеты относительно новые, неистертые, голову ставлю – из одного источника; причем, они не хранились так, как обыкновенно сберегают отложенное на черный день или же попросту пряча от ворья: найдены в тайнике под порогом. Кроме того, их чрезмерно много – чтоб собрать такую сумму, ему пришлось бы всю выручку, не пуская ее в дело, не тратясь на пропитание или одежду, складывать в этот мешок годами, что не есть возможно. Стало быть – что? Стало быть – это плата ему за что-то от кого-то, так?.. Я времени на разговоры терять не стал – по пути в его камеру заглянул в допросную, прихватил иголку подлиннее и перед тем, как с ним говорить, первым делом всадил ему под коленку…