Пастырь добрый - Надежда Попова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты что ж – каждую ночь ходишь мимо спуска в подпол?
– Не то чтобы… – смутившись, Франц отвернулся, побледнев и вместе с тем пойдя пятнами, точно его уличили в некоем непотребном занятии. – Я… туда прихожу просто…
– Для чего? – спросил Курт, запоздало поняв, что вышло резко, почти грубо, и уточнил, постаравшись смягчить голос: – Ты ведь, как сам сказал, этой дверцы боишься, тебе страшно к ней приближаться, так зачем же ходишь?
– Не знаю, – чуть слышно откликнулся Франц, потупясь и отвернувшись. – Любопытно… или… Я не знаю. Тянет меня туда. Не могу не ходить. И заглянуть, бывает, хочется, только я не осмелел еще настолько, чтоб заглядывать…
– И надеюсь, что никогда не наберешься на это смелости, – оборвал Курт на сей раз уж умышленно строго. – Штефан заглядывать не желал, даже дверь забаррикадировал, однако – чем все кончилось?
– Я понимаю, – кивнул мальчишка натужно. – Только больно уж тянет. А сегодня ночью, знаете… Дудочка играла. И здорово так…
– Дудочка… – повторил Курт таким тоном, что мальчишка распрямился, бросив в его сторону настороженный взгляд.
– Да, дудочка, – подтвердил Франц напряженно. – А что?
– Не ходи к этой дверце больше никогда, – уже не строго – жестко потребовал Курт. – Понял меня? Тебе повезло больше, чем Штефану, который с тем, что погубило его, был один на один, ты в безопасности, пока держишься и не поддаешься на их увещевания. Мысль «заглянуть» – забрось и никогда к ней не возвращайся. Ты ведь понимаешь, что стоит лишь шаг сделать к ним – и…
– Понимаю, – вновь опустив голову, понуро согласился Франц.
– Это не игра, это смерть – настоящая. Они не шутят.
– А кто – «они»? – уж и вовсе за пределами слышимости спросил мальчишка; Курт вздохнул, невольно потупясь тоже, и пожал плечами:
– Не знаю. Они, он, она… Оно. Что бы там ни было. Ты действительно будешь следующим, если не послушаешься меня и здравого смысла, если будешь продолжать подходить к этому люку из любопытства. Тебе, Франц, не кажется, что для любопытства, простого любопытства, это уж чересчур? Что иное что-то заставляет тебя подступать все ближе и ближе?
– Не знаю, – без особенной убежденности пробормотал тот. – Может, и так… Я не буду туда ходить. Самому не хочется, чтоб как Штефан… Послушайте, а быть может, вы его поймаете? Ну, я не знаю, как, но – вы ведь инквизитор, вы должны знать! Я подойду к люку и его выманю…
– Я не могу предложить тебе защиту, – вздохнул Курт, с неприятным чувством отмечая, что в голосе звучат оправдательные нотки, явно не придающие ему значительности, а мальчишке – уверенности. – Можешь ли ты поручиться, что оно появится, если я буду рядом? Не можешь. И я зря потрачу ночь, которую могу употребить для того, чтобы найти, как уничтожить это гарантированно. Повторяю: пока не станешь вести себя осторожно, ты – в безопасности.
– Да, понимаю… Просто я устал, – пояснил Франц, сникнув. – Сопротивляться устал. Бояться устал. Я… я больше не хочу бояться. Надоело. Хочу сделать что-нибудь.
– Думать даже не смей, – погрозив мальчишке кулаком, чуть повысил голос Курт. – Давай без самовольности, хорошо? Условимся так: ты просто собираешься с силами и даешь работать мне. Мы друг друга поняли?
– Да… – неуверенно пожал плечами Франц и, встретив его взгляд, поправился уже решительнее: – Да, я обещаю. Я не буду туда больше подходить и вообще – буду вести себя тихо.
– Надеюсь, – вновь продемонстрировав мальчишке кулак, затянутый в черную кожу, отметил Курт. – А теперь, Франц – это важно, – припомни, когда все началось.
– Не знаю, – не сразу отозвался тот. – Точно не скажу. Давно. Пару недель назад, быть может.
– И за это время ты никому не рассказал об этом? – усомнился Курт; парнишка невесело улыбнулся.
– А кому такое расскажешь? – спросил он уныло. – Матери? Духовнику, как Штефан? У меня хватало мозгов на то, чтоб понять, как на меня тогда посмотрят.
– Я не о том; ведь есть же у тебя друзья, хоть приятели, кроме Штефана? Им ты не рассказывал?
– Нет у меня ни друзей, ни приятелей. Времени не хватает на игры и прочую ерунду – мне работать надо. Я в семье единственный мужчина… Что вы смеетесь? – нахмурился Франц, и Курт убрал невольно наползшую на лицо улыбку. – Так и есть.
– Извини, – искренне попросил он. – Не хотел тебя обидеть.
– Вы хотели узнать, не рассказывал ли мне еще кто о чем-то таком, нет ли еще кого, кто видит все это, да? – уверенно предположил Франц; он кивнул. – Да убежден, что почти каждый. Вы не заметили – дети притихли?
– Нет, – честно сознался Курт, и мальчишка усмехнулся:
– Ну, понятно, каждый обращает внимание на своих… Друзей у меня нет, это верно, но я же вижу остальных – на улицах или в домах, куда меня посылают по делу; и все какие-то… ненормальные. Словно пришибленные. Сейчас вот вы пойдете в Друденхаус – обратите внимание, если, конечно, хоть один ребенок вам встретится по дороге. Это вот еще одно – даже и безо всякого комендантского часа никто не шатается по улицам, даже кому заняться нечем.
– Должно бы было быть наоборот, – возразил Курт, – если дома творится такое – не логично ли быть подальше оттуда?
– А логично хотеть заглянуть за дверь, которая вызывает у меня панику?.. – тихо отозвался Франц. – Такие дела, майстер инквизитор. В Кёльне давно что-то происходит, а никто не замечает этого, потому что никого не интересует, что видят, думают и чего боятся дети. И пока каждого не потеряют, вот как Штефана…
Курт рывком поднялся, отчего мальчишка испуганно отшатнулся, глядя на собеседника настороженно и оторопело.
– Каждого… – выговорил он медленно, невольно вскинув ладонь ко лбу, хотя сейчас, вопреки обыкновению, привычная боль не терзала голову, лишь давила на виски усталость. – Словом, так, Франц. Ты верно сказал, мне надо в Друденхаус. Напоследок напомню: ты обещал не делать глупостей. Обещал?
– Обещал, – подтвердил мальчишка растерянно.
– Будут спрашивать, о чем мы говорили – наплети что-нибудь; к примеру, что я интересовался, не имел ли Штефан обыкновения удирать из дому…
– Соображу.
– Хорошо, – уже нетерпеливо, словно отмахнувшись, кивнул Курт, отступая к двери. – Напоследок совет: снова услышишь эту дудку – заткни уши. И займи чем-нибудь мозги.
– Это в каком это смысле? – нахмурился Франц.
– Молись, – коротко отозвался он и, встретив недоверчивый взгляд мальчишки, кивнул: – Я не шучу. Читай все, что помнишь; закончишь – начинай сначала, придумай что-нибудь свое, в конце концов, главное – вдумывайся в слова и проговаривай их четко, можно вслух. Лучше перед матерью показаться полудурком, чем перед всем городом – без вести пропавшим, а на деле – мертвым. Понял меня?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});