Я - истребитель - Георгий Захаров

Чего только они ни делали, чтобы разведчик не возвратился назад! Гонялись за ним на истребителях, стреляли по нему из зениток, из полевых орудий, танков, пулеметов, даже из минометов. А разведчик жадно впивался глазами в какой-нибудь лес, вдруг ощетинившийся стволами орудий. Он ликовал, когда его подозрения внезапно подтверждались бешеным шквалом огня. В этом подтверждении был смысл его работы.

Сосчитать в такой обстановке танки, орудия, автомашины или самолеты чрезвычайно трудно. Немыслимо трудно. Все это фиксировала фотокамера. У Митрофана Ануфриева была удивительная зрительная память. Он передавал сообщения по радио, причем не только количество танков, самолетов, эшелонов, но и местоположение каждого. А когда возвращался и в лаборатории проявляли отснятую им пленку, можно было только подивиться памяти Ануфриева: между тем, что он сообщал с борта самолета, и тем, что было зафиксировано на пленке, почти не бывало расхождений.

Митрофан Ануфриев летал в любую погоду. Никогда нельзя было сказать заранее, поможет ли ему погода или, наоборот, усложнит дело. В хорошую погоду он мог снимать с высоты, не снижаясь до бреющего и не подвергаясь опасности быть сбитым с земли. Но в хорошую погоду ему приходилось иногда вести долгие выжидательные ходы, обманывая вражеских истребителей, и тогда его союзниками были высота и солнце. В плохую погоду, когда небо было обложено хмурыми облаками, он прятался в них, как прячется пехотинец в неровностях местности, подкрадывался к объекту почти вслепую, чтобы затем внезапно появиться над вражеским аэродромом, пройти в недопустимой близости над полосой и снова нырнуть в облака. Его судьба была незавидной для летчика-истребителя: он должен был уклоняться от боя и вместе с тем быть вечной приманкой для врага. Ему постоянно приходилось скользить по лезвию ножа и не позволять себе оскользнуться: скольжение было средством, с помощью которого он достигал цели, и он довел это свое искусство до совершенства. Ну, а если все-таки приходилось туго, Ануфриев пускал в ход последнее защитное средство - "лавочкин" с его пушками и дерзость истребителя. Почти все свои бои он провел вынужденно, но конечно же ни один "фокке-вульф", сбитый Ануфриевым-истребителем, не представлял такой ценности, как те разведданные, которые держал в своей памяти Ануфриев-разведчик. Мотивировать в официальном документе героизм воздушного разведчика несколько сложнее, нежели героизм бесстрашного воздушного бойца. В пользу истребителя всегда говорит число одержанных побед. И если мы знаем, что летчик-потребитель сбил пятнадцать, восемнадцать, двадцать самолетов противника, то нам часто и не надо никаких других данных, чтобы убедиться в том, что речь идет о герое. Но как, допустим, уложить в сжатых строках представления; на высшее звание воинской доблести заслуги воздушного разведчика? Ведь не подклеишь к характеристике летчика десятки пленок и фотопланшетов, по которым корректировались замыслы командующих армиями, по которым в ходе развернувшихся сражений принимали важные решения командиры дивизий. Тысячи людей, повинуясь приказу, устремлялись к тем участкам вражеской линии обороны, где всего вероятнее была возможность достичь успеха, и это движение войск невидимой нитью зачастую бывало связано с личным героизмом и высочайшей профессиональной точностью работы двух-трех воздушных разведчиков, которые были глазами армии, фронта.

Может быть, поэтому мне не приходилось подписывать более подробных характеристик, чем та, которую дал своему разведчику командир 523-го полка подполковник Пильщиков, когда представлял Ануфриева на звание Героя Советского Союза.

В личном деле Митрофана Ануфриева указано: "Имеет пулевое ранение 6.7.41 года. Ожог лица второй степени 30.3.42 года. Осколочное ранение 1.9.44 года. За время боевой работы произвел 310 успешных боевых вылетов на разведку войск противника". 310 боевых вылетов воздушного разведчика - это редкая судьба и долгая боевая жизнь. Чтобы представление о работе летчика-разведчика, которое сложилось у читателя, могло бы опереться на реальную основу, я перечислю только некоторые эпизоды из военной жизни Митрофана Ануфриева.

В ноябре сорок второго года противник укрепился в районе города Юхнов, На Западном фронте шли бои, и роль Юхнова как прифронтового узла, который противник мог использовать для накапливания сил, была очевидной. Но это требовалось подтвердить точными данными разведки. Задание было дано Ануфриеву.

Ануфриев долго летал над районами, примыкающими к Юхнову, но ничего подозрительного не видел. Разведчик был терпелив и вот заметил легкий дымок. Сам по себе этот дымок еще не говорил ни о чем существенном. Это мог быть какой-нибудь костер, могла дымить крестьянская печь, но Ануфриеву показалось, что местоположение дымка меняется. Не быстро, но меняется. Это было странным. Так мог дымить паровоз, но в районе, над которым кружил разведчик, не было железных дорог. Ануфриев находился на большой высоте и, обманув воздушные патрули противника, нырнул в облака, снизился и прошел над лесом. Теперь летчик ясно увидел паровоз, который неторопливо тащил за собой вагонетки.

Так была обнаружена построенная немцами узкоколейка Вязьма - Знаменка Юхнов. По ней противник скрытно перебрасывал к фронту свои войска. После разведки Ануфриева узкоколейка неоднократно подвергалась бомбардировочным ударам нашей авиации.

В июле сорок третьего года Митрофан Ануфриев обнаружил большую колонну противника в районе Жиздра, Щигры. В колонне насчитывалось до 120 машин и бронетранспортеров, которые двигались к Орлу. Фотоснимки подтвердили устное донесение Ануфриева, и в воздух тотчас была поднята большая группа штурмовиков. До Орла колонна гитлеровцев не дошла - "илы" разгромили ее на марше...

В августе сорок третьего года Ануфриев вел разведку вражеских аэродромов в районе Спас-Деменска. В те дни в небе было много истребителей противника, поэтому на разведку наши летчики пошли двумя парами. Над аэродромом Лубинка разведчиков атаковали четыре "фокке-вульфа". По приказанию Ануфриева одна пара вступила с ними в бой. А сам Ануфриев с ведомым продолжал вести разведку. Тогда прямо с аэродрома немцы подняли еще одну пару "фоккеров". Теперь уже все четыре разведчика вынуждены были вести бой. И в этом бою Ануфриев сбил один истребитель, подбил другой. Вторая наша пара тоже сбила один "фокке-вульф". После боя Ануфриев завершил разведку, и вся четверка вернулась на свои аэродром, доставив важные сведения.

22 июня сорок четвертого года Ануфриев вел разведку в районе Орши и наскочил на четверку "мессершмиттов". Умело маневрируя, летчик завершил разведку и начал уходить, но "мессершмитты" пустились в погоню. Разведчик оттянул немцев в глубь нашей территории и прямо над штабом дивизии великолепно провел бой, сбив один "мессер".