Я - истребитель - Георгий Захаров

Лейтенант Сморчков прибыл в полк в сентябре из летной школы, в которой некоторое время был инструктором. Следовательно, лётную подготовку пилот имел основательную.

Свой первый боевой вылет он совершал в паре с командиром полка. В тот день 523-й полк сопровождал штурмовиков, идущих к вражеским позициям в районе Смоленска. Когда "илы" приступили к работе. Пильщиков увидел, что три "фоккера" готовятся атаковать наши штурмовики. Командир полка предупредил Сморчкова, и пара "лавочкиных" ринулась в лобовую атаку. Немцы ушли из-под нее. "Лавочкины" продолжали набирать высоту, а в это время к ним незаметно подбиралась пара "фокке-вульфов" из другой группы. Пильщиков заметил, что они опасно подтянулись к его ведомому, и дал короткую команду: "Разворот!" Сморчков мгновенно среагировал, оба летчика выполнили четкий маневр и сами внезапно атаковали немцев, которые, оказавшись в невыгодной позиции, поспешили выйти из боя.

Пильщиков был доволен ведомым: Сморчков в своем первом бою не растерялся, вовремя реагировал на все маневры ведущего, хорошо держался в воздухе и надежно прикрывал командира.

Когда приземлились и лейтенант подошел доложить о выполнении боевого задания, техник самолета Сморчкова заметил:

- Товарищ лейтенант, у вас кровь на лице.

- Ничего... - неожиданно смутился Сморчков.

- Почему в воздухе не доложили о ранении? - спросил Пильщиков.

- Особой боли не ощущал, товарищ командир. И потом, вы сказали, что по возвращении проведем учебный бой... Не хотелось упускать случай...

Так начал боевую работу в 523-м полку будущий Герой Советского Союза лейтенант А. П. Сморчков.

Молодой летчик Виктор Тимофеев свою биографию в этом же полку начинал трудно. Первый боевой вылет он совершил в конце августа под Ельней, где шли беспрерывные тяжелые бои. За первые три-четыре дня Тимофеев совершил более десяти боевых вылетов. Это серьезная нагрузка для новичка.

И вот в одном из первых же боев летчик был подбит. Он даже не понял, как это произошло: все время держался рядом с командиром эскадрильи капитаном А. Ф. Еличевым, старательно следил за тем, чтобы Еличева не атаковали. Ему казалось, что вылет очень спокойный: небо было чистым, истребителей противника он не видел, поэтому, когда его "лавочкин" тряхнуло и что-то отлетело от плоскости, Тимофеев подумал, что в самолет угодил снаряд зенитки. Машина перестала, слушаться летчика, Тимофеев с трудом поспевал за ведущим, а вскоре вынужден был выйти из боя.

На земле в "лавочкине" были обнаружены пробоины в баке. По характеру пробоин определили, что Тимофеева атаковал "фокке-вульф", которого он так и не увидел - слишком неожиданной оказалась атака. По всем признакам молодой летчик вполне еще удачно отделался в тот раз.

Между тем, оставшись без ведомого, капитан Еличев вел тяжелый бой с двумя ФВ-190. Одного он сбил, но тут же на комэска свалилась еще пара. Еличеву удалось подбить второй "фокке-вульф". Оставшийся без напарника, немец попытался уйти, но у Еличева была выгодная позиция, и он решил атаковать и уже потянулся рукой к сектору газа...

В бою все происходит куда быстрее, чем об этом потом можно рассказать. Сделав привычное движение левой рукой и видя, что самолет не прибавил скорости, капитан в горячке боя решил, что сектор газа поврежден. Значит, надо выходить из атаки- с неисправным сектором газа драться бесполезно. Но капитан ошибся: сектор газа был в полной исправности. Ему только казалось, что он сделал автоматическое движение рукой, на самом же деле это было только в его ощущениях - левая рука Еличева была перебита...

Командир эскадрильи вел свой истребитель одной рукой. Он заметил узкую полоску земли, тянувшуюся вдоль участка железной дороги. Сюда, на эту спасительную полоску, находившуюся уже в наших руках, тянулись подбитые в боях бомбардировщики, штурмовики, истребители. Сюда посадил свой "лавочкин" и мужественный комэск Еличев.

Потеряв в бою руку, капитан не пожелал расстаться со своим полком и после нескольких месяцев пребывания в госпиталях вернулся. Он продолжал служить в 523-м полку, но уже не летал.

В разгар сентябрьских боев западнее Ельни противник, пытаясь удержать Смоленск, возвел сильные земляные укрепления. В эти дни приказ произвести фотосъемку вражеского укрепрайона получил лично от командующего воздушной армией капитан М. Ануфриев. Погода стояла плохая - шел сильный затяжной дождь. Но разведчик пробился в самый центр вражеских укреплений и блестяще выполнил задание. Имея данные фоторазведки, добытые Ануфриевым, наши войска на следующий же день прорвали линию вражеских укреплений. После этого прорыва была открыта дорога на Смоленск.

В середине сентября наша авиация нанесла сокрушительный удар по вражеским аэродромам Боровское и Шаталово. Разведданные по этим аэродромам доставил тоже Ануфриев. Только на одном аэродроме Боровское он обнаружил 120 вражеских самолетов. Примерно 45 самолетов было разбито и сожжено после нашего удара.

Каждый разведчик должен быть хорошим летчиком. Но не каждый летчик может быть хорошим разведчиком. Митрофана Ануфриева словно сама природа наделила даром, который он развил, отшлифовал и довел до высокого мастерства. Это была целая наука о разведке - о том, как вести наблюдение, как быть невидимым, как распознавать опасность, скрытую в спокойных, безлюдных ландшафтах.

Мастерство Ануфриева проявлялось в самых различных ситуациях. Он мог в открытую бросить вызов противнику и прорываться к его аэродромам, преодолевая истребительные заслоны, бешеный заградительный огонь зениток. Это чрезвычайно опасная работа. В 523-м полку было немало мужественных разведчиков, которые выполняли подобные задания. Ануфриеву же дано было и другое: он умел угадывать, почти интуитивно распознавать то, что враг до поры до времени всеми силами старался сохранить в тайне. И в этом Ануфриев превзошел многих. Интуиция заставляла его быть особенно внимательным там, где, казалось бы, ничто не должно насторожить разведчика. Он безошибочно определял районы, таящие потенциальную опасность. Случалось, летчик как бы бесцельно начинал кружить над сомнительным местом, мыслью о случайности своего появления успокаивая тех, кто следил за ним. Этим он выигрывал время и расстояние: большое расстояние мешает вести наблюдение. Когда небо было ясным, летчика, конечно, замечали раньше. Тогда он как бы играл с противником в неведение кружил и кружил, постепенно снижаясь до малых высот, пока движение одиночного самолета не обретало уже явную направленность. Гитлеровцы понимали, что обнаружены, оставалось только сбить разведчика. Сбить, чтобы он не успел передать то, что увидел.