Такова торпедная жизнь - Рудольф Гусев

Отметим прежде, чему не учила Система своих питомцев, так это умению «делать карьеру», продвигаться по службе к заранее намеченной цели. Прирожденные преподаватели станут военными представителями, а прирожденные ученые — командирами частей. Что делать, если само понятие «делать карьеру» считалось тогда во всенародном масштабе ужасным пережитком капитализма, а намеченной целью для всех военных была одна: защита светлого будущего от происков империализма.

В нашем училище не успели сложиться традиции. О судьбе выпускников старших курсов известно было немного и только, как правило, о «великих», чтобы было с кого брать пример. Вот головастый стипендиат Леша Собисевич прямым курсом был направлен в какую-то секцию АН СССР. Но не знали мы, что еще ни один выпускник факультета не был направлен на корабль. Пришлось бы тогда начальству отвечать на наши вопросы типа: «а зачем мы сутками стояли на штурманской вахте, боролись за живучесть корабля, учили морзянку и флажный семафор?» Вообще без лишних вопросов проще выращивать офицеров на верность народу, на труд и на подвиги их вдохновлять. Вворачивай винтики и болтики в государеву машину. Куда завернут, туда, значит, и надо. Одно утешает, что этот порядок существовал повсеместно.

А положение минеров усугубилось невостребованностью в полном объеме профессий факультета. Было время больших перемен. Эта ремарка необходима, чтобы выводы Валентина Лещенко не показались парадоксальными:

1. «Около третьей части выпускников были распределены не в ВМФ, а в части особого назначения МО, Особые отделы КГБ и т. д». С учетом данных о судьбе моего последнего выпуска 1960-го года можно подтвердить сделанный вывод.

2. «Ни один выпускник не попал сразу на корабли. Единицы добивались переаттестации». Категоричное «ни один» откорректируем для масштабов факультета: «Только единицы выпускников факультета попали сразу на корабли, единицы добивались переаттестации. Но особых высот не достигли и вернулись в правильные и ортодоксальные минеры…» Минных пассионариев среди нас нет.

3. «Пятнадцать процентов выпускников стали кандидатами наук. Ученых высшей квалификации среди нас нет» Скорректируем: «Не менее десяти процентов выпускников факультета стали кандидатами и докторами наук».

4. «Более десяти процентов выпускников окончили Военно-Морскую Академию и еще шесть процентов закончили различные курсы руководящего командного и инженерного состава» С этим следует согласиться.

5. «Около сорока процентов выпускников стали капитанами 1-го ранга и около тридцати процентов капитанами 2-го ранга. Зато нет адмиралов». Скорректируем за факультет: адмиралов нет, но генералы есть. Среди тех выпускников, которые не связали свою службу с минно-торпедной специализацией, удачников больше. Сказалась новизна области, в которой они приложили свои силы, и известный дефицит кадров всех уровней.

Ну, а у тридцати процентов выпускников факультета служба «не пошла», либо они оставили ее, надев шляпы, и пополнили ряды конструкторов и ученых, либо были скручены болезнью, либо предпочли всему стакан. Этих, конечно, меньшинство. Но они были. Нет таких чистилищ, из которых вылетают одни ангелы.

6. «Около тридцати процентов выпускников завершили службу в центральных и Главных Управлениях, в военных институтах, представительствах, преподавателями Академии, училищ». С этим следует согласиться…

Время идет. Через сколько интересного в судьбах выпускников мы просто перешагнули. Среди выпускников, бывших детей войны, были и участники боевых действий, и передовики трудового фронта. Федор Шпильман был награжден медалью «Партизан Великой Отечественной войны», а Петр Зеленцов — медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 г». Сейчас всей информации уже не соберешь. Поздно. Ряды оружейников редеют. Прожитые годы охлаждают желания и смиряют порывы. Новое поколение ищет других героев. Разве что вспомнят внуки иногда: «Мой дед служил еще в Советском флоте, когда тот был вполне прикольным».

Наш герой, Ларион Михайлович Бозин, был вполне типичным минером-оружейником. Передовик четырех номинаций: (капитан 1-го ранга, высокообразован — окончил Военно-Морскую академию, руководитель отдела института, мастер спорта СССР), он успел проявить себя и на изобретательском поприще, является соавтором разработки универсальной торпеды.

Мне кажется, что как личность, он раскрылся полностью. Ларион двигался наверх по службе в полном соответствии с приобретаемым опытом и остановился на том месте, на котором общение с торпедами, как с «живыми» существами, закончилось. На пути вверх одним удобно уничижать авторитет оружия, выискивая недостатки, виновных, происки и «заговоры», натравливать прокуроров и журналистов на безропотный металл. Другие, наоборот, трубят и барабанят ему славу, замазывая промахи и ляпы. Ларион «балансировал в истине». Он обеспечивал и защищал авторитет торпед. Как, впрочем, и целая армия специалистов. Ведь один в поле не воин. «Я торпедист-практик, торпедистом и помру». Он вполне доволен судьбой, воспитывает внука и пишет мне толстые письма: «Если ты не напишешь о нас, торпедистах — значит, не напишет никто». Я старался, как мог, Ларион.

18

Операция «Плес». Из первого отсека стреляющей подводной лодки

Впереди идут два горниста,

Играют отчетисто и чисто

К стрельбам боевыми противокорабельными торпедами на флотах привыкли и проводили их либо по плану, либо по неожиданным вводным дотошных инспекторов. Отказы торпед на таких учениях — большая редкость. В этом случае проводятся повторные стрельбы и сомнений в надежности торпед не остается. Кроме того, некоторые образцы, практических противокорабельных торпед на учениях отмечают свой стремительный бег к цели специальными сигнальными ракетами. Тоже все ясно. Сергей Георгиевич Горшков всегда требовал, чтобы по флагминскому кораблю стреляли «теми торпедами, которые с ракетками». Торпедистам пришлось даже срочно устанавливать ракетный прибор на практическую торпеду САЭТ–60М, где он изначально не был предусмотрен, а комплект дефицитных ракеток для Главкома всегда лежал в сейфе флагмина в качестве НЗ.

Вот с наглядностью стрельбы противолодочными торпедами и контролем их результативности дело обстояло похуже. Стрелять по реальной цели приходилось с рядом условностей, как по установке глубины хода торпеды, так и по ограничению маневрирования в процессе самонаведения в вертикальной плоскости. Здесь главным было — не попасть в цель. Последствия могли быть непредсказуемыми. На флотах имелись специальные подводные лодки-мишени. Но забот с ними не оберешься. После каждого прямого попадания им необходим доковый осмотр, ремонт, подварка, подкраска. Торпеды при этом, как правило, ломались и тонули. Да и не всяким образцом торпеды по ней можно стрелять. Потому не прижились эти лодки на флоте, не приобрели заинтересованного хозяина. Были еще мишени-имитаторы на базе торпед. С ними еще больше хлопот: где ее искать после всплытия? Поэтому у противолодочных торпед появилось много скептиков, сомневающихся в их высокой эффективности. К сомневающимся немедленно присоединились те, кому плохо, когда у других хорошо. В курилках отдельных учреждений сформировалось научное общественное мнение, и вскоре из искры возгорелось пламя: «Пусть УПВ докажет, что их противолодочные торпеды поражают цель с высокой эффективностью». Тем более, что Главком постоянно обращал внимание именно на противолодочную подготовку.

Под влиянием то ли этого патриотического призыва, то ли по какому-то другому стратегическому замыслу командованием ВМФ было решено на Северном флоте организовать мишенную позицию: поставить на якоря выслужившую свой срок дизельную лодку, заглубив ее на 40–50 метров и стрелять по ней последовательно различными видами боевого противолодочного оружия, пока не утонет. Однако первоначальный замысел будет претерпевать изменения.

Мишенная позиция, размещенная на одном из полигонов Белого моря, была готова к началу августа 1975 года, и все мероприятия по ее уничтожению получили название «Операция „Плес“». Участие в операции принимали: авиация, большой противолодочный корабль управления и атомная подводная лодка 671РТ проекта. Ее командир капитан 2-го ранга Маргулис был усилен комдивом контр-адмиралом Евгением Дмитриевичем Черновым, а минно-торпедная боевая часть — флагминским минером флотилии капитаном 2-го ранга Валентином Григорьевым и представителями Минно-торпедного института Юрием Зархиным и Германом Лебедевым, а также «оком» УПВ Константином Голубевым. Им выделили старшинскую каюту во втором отсеке, и сейчас они прислушиваются, когда будет объявлено по трансляции: «Команде руки мыть», призывающая к завтраку. Предлагаю вам уважаемый читатель, разместиться с ними в каюте. Здесь мы и узнаем о развитии операции и ее результатах, тем более, что на плечах этих мореплавателей, которые хоть и проходят по списку пассажиров, лежит вся ответственность за предстоящий обязательный успех. При всем их морально-политическом единстве, мысли у них в головах разные. Спокойнее всех «оку» УПВ Косте Голубеву. «Разбор учений» при любом раскладе он мог произвести с высоты своего положения прямо в каюте: формулировки известны, персоналии — рядом. Юра Зархин тоже спокоен. Ракета у него в телеметрическом варианте, без боевой части, никаких черных ящиков — только внешнетраекторные измерения. Поди докажи, что был перелет или недолет. Победа неминуема. Потому и углубился он в приключения красавицы Анжелики. Юра из среднего выпуска оружейников. Черненький, голубоглазый, симпатичный. На всех красивых женщин смотрит с томным обещанием. Даже в прочном корпусе с виртуальной дамой. Спокоен и Валентин Григорьев. КБР подводной лодки подготовлен, проверен, допущен: акты, протоколы, листы приготовления, формуляры, приложения, ярлыки — вся бюрократическая карусель в наличии. «Наука» на месте. Спокоен, в принципе и Герман Лебедев. Немного не по себе потому, что это его первое участие в стрельбе боевой торпедой, да не по скале, а по реальной подводной лодке. «Надо бы только провести дополнительную проверку надежности стыковки разъема проводной линии связи…» Нет, он тоже спокоен.