Наваждение (СИ) - "Drugogomira"

Дождь всё усиливался, лупил по листьям и стволам, поливал землю, и в этом столь приветливом в солнечную погоду лесу мгновенно стало сыро, промозгло и чертовски неприятно. Спустя минуту лило уже в буквальном смысле как из ведра, кроны деревьев над головой ситуацию не спасали, брюки липли к ногам, но на тропе, несмотря на поднявшуюся бурю, он по-прежнему был один: никто не появлялся ему навстречу. Еще полпути – и пролесок закончится, начнется короткий пологий спуск к озеру. С той точки, на которой Юра находился в данный момент, в погожий день оно уже немного просматривалось, поблескивая и отражая голубое небо. Сейчас же небо, вода и земля слились, выглядели одинаково серыми.

Никого. Нет тут никого.

«Да где же ты!? Где ты?»

Время превратилось в вязкое, каучуковое нечто, врач словно оцепенел, увяз в моменте, когда последний раз видел алое худи на повороте на тропу. Сколько он уже тут бродит? Три минуты? Час? Вечность? Гулкий стук встревоженного сердца эхом в ушах, шуршание листвы на ветру, скрип старых стволов, безумство дождя – это всё, что он слышал.

Так не бывает. За столь короткий срок не могло ничего случиться. Так не бывает…

«Да ты, оказывается, паникёр? Может, она уже давно вышла к отелю с другой стороны?»

Еще немного – и он начнет кричать. Начнет звать ее по имени. Выдаст свое присутствие – да и черт бы с ним! Лишь бы нашлась!

Юра уже набрал в легкие побольше воздуха, приготовившись перекрикивать ливень, как вдруг внезапный громкий треск ветки где-то правее заставил его передумать. Врач встал на месте как вкопанный. «Что это?». Напрягая зрение, он всматривался в этот сумрак, но разглядеть что-либо возможным по-прежнему не представлялось.

«Пожалуйста, пусть это будешь ты…»

— Ксения…, — голос отчего-то звучал вкрадчиво: он всегда играется интонациями, пытаясь скрыть от мира истинные эмоции. — Выходите, я Вас нашел. Ваша очередь водить.

Подождал немного, но никто так и не откликнулся. В могилу его сведёт! Врач сделал несколько осторожных шагов вглубь рощи, вновь прислушиваясь. Не могло же ему показаться, треск был отчетливым! Замер, кажется, вообще перестав дышать… Не чувствуя ни холода, ни пронизывающего до костей ветра, ни воды в собственных кедах, не обращая внимания на всполохи прямо над своей головой: он весь обратился в слух.

«Ну же!»

Ещё! На этот раз еле уловимое движение справа! Юра, который уже осатанел от этой игры в прятки под проливным дождем, от необъяснимого страха, у которого от напряжения свело лицевые мышцы и, кажется, с секунды на секунду сведет сердечную, сделал резкий шаг в ту сторону – и вот перепуганное создание, внезапно выскочившее из-за неохватного ствола векового дуба, с круглыми от ужаса глазами тычет в него подобранной с земли веткой. Накинутый на голову капюшон алого худи Ксению не спасает – конечно же, она успела вымокнуть до нитки.

«Слава Богу! Ты!»

Юра никогда не верил ни в каких богов. Но отчего-то, наверное, из-за пережитого стресса, иначе как чудо её появление он воспринимать был не в состоянии. Врач ощущал, как прямо сейчас с плеч падает огромный груз, как сердце возвращается из горла туда, где ему и положено находиться – в грудную клетку. Правда, всё ещё как бешеное колотясь.

Всё в порядке… Главное, цела!

— Не подходите ко мне, я буду кричать! Что Вам от меня надо!? — девушка очень старалась придать голосу уверенности, но он предательски дрожал.

«Женщина, я что, похож на маньяка? Ну спасибо!»

— Тише-тише, Ксения, это всего лишь я, — отступив на шаг назад и скидывая капюшон, засмеялся врач. Неимоверное облегчение! — Вы прямо как Красная шапочка, только очень мокрая.

— А Вы прямо как серый волк, особенно в этой куртке! — возмущенно парировала девушка, переводя дыхание, — Вы меня напугали! Что Вы тут делаете?

Юра развел руками:

— Простите. Ваш отец попросил помочь – проследить, чтобы Вы не заблудились в такую погоду. Непромокайку Вам принес.

«Только толку от нее теперь ноль»

— Ах, отец? Ну да… Спасибо, мне и так неплохо, — недовольно пробурчала она.

— И поэтому Вы трясетесь как осиновый лист. Держите, — с этими словами Юра снял с себя куртку и протянул ее девушке. — Пойдемте, а то и правда заболеете, и я в Вашем люксе поселюсь с концами, будете не рады.

«Кто тебе сказал?»

Ксения со скепсисом разглядывала мгновенно промокшего врача, не решаясь взять куртку.

— Мне она уже ни к чему, но теперь Вы и сами можете простудиться. Пошлите уже! Помощничек!

— Надевайте давайте. Хоть от ветра, но она вас защитит.

«Куртка пахнет им»

Запах дерева и травы пропитывает ее насквозь, проникает в ноздри, дурманит мозг. Ненавязчивый, незаметный, но сейчас она чует его ярче, чует, как тогда, в клубе, когда между ними не осталось сантиметров. Чует отчетливо, а все эти дни, вечера, и, бывало, ночи лишь улавливала эфемерный шлейф. От этого ложного ощущения близости, созданного обманувшим мозг запахом, ноги подкашиваются и резкость картинки теряется.

«Что это за парфюм?»

Шагая по тропе, Ксюша не могла сосредоточиться ни на чем другом. Запах туманил сознание, понимание, что в такую погоду Юра пошел за ней в лес вместо того, чтобы спокойно отдыхать от трудов праведных в тепле и сухости, этому туману добавляло густоты. Конечно, прикрылся он отцом, но сердце не торопилось верить в эту легенду. Папа никогда особого беспокойства в связи с ее прогулками не проявлял. Она уговаривала себя «протрезветь».

«Просто возиться со мной потом не хочет, да и всё»

Врач в молчании шел чуть позади. Время от времени она слышала, словно издалека:

— Ксения, внимательнее. Смотрите под ноги.

Не может она быть внимательнее в его куртке! Ей холодно, от озноба трясет, она стопроцентно заболеет, но ей плевать. Все, о чем она думает – о запахе, о том, почему действительно он за ней пошел, о том, что ему холодно тоже, что болеть они будут вместе. Что как бы она не уговаривала себя держать дистанцию, она совсем не против, чтобы он исполнил свои угрозы и поселился в ее номере. Она боится обернуться и посмотреть на него, особенно привлекательного сейчас, когда вода буквально течет с растрепанных волос на лицо, когда рубашка вымокла насквозь и прилипла к коже, когда…

— Ай!

— Ксения!

Ксюша толком не поняла, что произошло. Нога поехала по скользкому булыжнику, и в следующую секунду девушка обнаружила себя на земле, а в области лодыжки – боль. Терпимую. Обнаружила глаза врача прямо на уровне собственных, тревогу во взгляде. Обнаружила, что не дышит, словно боясь спугнуть.

— Встать сможете?

— Да.., — неуверенно произнесла Ксюша. — Попробую.

Юра аккуратно взял ее под локоть, помогая подняться. Теперь он внимательно следил то за выражением ее лица, то за тем, как она осторожно наступает на ногу, проверяя, насколько та пострадала.

— Ну что, Ксения? По шкале от одного до десяти. Больно? Сами дойти будете в состоянии?

Она сделала то, чему не могла противиться: он снова нарушил все её и так пошедшие многочисленными трещинами границы, девушка чувствовала себя словно околдованной. С волос стекала вода, вода была на их лицах, повсюду, ее колотило и хотелось согреться. Она умоляла себя одуматься, пять раз обратившись к рассудку, который буквально вопил, напоминая ей о намерении не приближаться. Бил во все колокола! Сторонись! Она старалась! Вот старалась же, ей Богу! Без малого день продержалась! А теперь не может противостоять соблазну, парализовавшему мысли и тело. Он действует на нее как наркотик. Как в этих дурацких, сопливых сказках про личный сорт героина. Ксюша всегда думала: «Что за бред!? Какой еще личный сорт героина?». А теперь…

Созданный словно специально для нее сорт.

Она сделала то, чему буквально не могла противиться. Не могла устоять против такой возможности, ведь другой никогда уже не представится.

Она соврала.

— Восемь… Или семь, — виновато прошептала девушка, — Допрыгаю как-нибудь на одной ноге.