Наваждение (СИ) - "Drugogomira"

Теперь Юра смотрел на девушку с удивлением: она застала его врасплох своим вопросом. При всей откровенности их законченного уже разговора, именно этот момент – совершенно интимный, очень личный, и в груди всё сдавило тисками.

— На память? — криво усмехнулся врач, — Вы уверены, что хотите вспоминать это время?

Всего лишь слова… Вонзающиеся. Жалящие. Оставляющие глубоко в её сердце открытые раны.

— Я… Юрий Сергеевич, не набивайте себе цену! — потянувшись к телефону, натянуто улыбнулась Ксения, пытаясь скрыть от него за этой фальшивой улыбкой всю гамму обуявших её эмоций, — Уверена.

— Ну… Хорошо. При одном условии.

— Каком?

— Вы прислушаетесь к своему сердцу, а не к разуму, — «Юра, ты ли это?», — Не бойтесь совершить ошибку, мир не перевернется, может даже статься, Вы станете счастливее. И ни при каких обстоятельствах не показывайте мне это фото.

«Я боюсь знать, как ты меня видишь»

— Это же уже целых три условия, — искренне рассмеялась девушка, — Насчет последнего я подумаю…

— Идёт. Что делать? — Юра машинально потянулся ладонью к растрепанным чужими стараниями волосам, пытаясь привести их в более или менее приличный вид.

— Пожалуйста, не трогайте! Оставьте так! Делать ничего не нужно, просто посидите, как сидите, еще буквально минуту.

Десять дней.

Невыносимо.

18:30 Кому: Юлька: Юль, давай просто погуляем? Совсем не хочу в клуб.

18:35: «Отправить вложение контакту».

Кем он у нее только не был за эти недели. «Склеротик», «Язва», «Провокатор», даже «Закатай»…

Переименовать контакт «Закатай»: Юрий Сергеевич.

18:38 Кому: Юрий Сергеевич [вложенный файл]: По-моему, вышло совсем неплохо… Не могу с Вами не поделиться.

Прочитано

Если бы можно в сердце поглубже вклеить портреты…

Комментарий к Глава 18 // На память В тексте – Земфира

Знакомьтесь, Мистер Дарси :)

http://i.mycdn.me/i?r=AzEPZsRbOZEKgBhR0XGMT1RkyUD55nC3VRX_sLFCTEQRs6aKTM5SRkZCeTgDn6uOyic

Несмотря на то, что мы с подругами сошлись во мнении, что неплохо было бы, чтобы пятый сезон стал последним, дабы сериал не скатился в Санта-Барбару, очень грустно было видеть эти кадры, последний “стоп”, слезы, прощания, информацию о том, что павильон разбирают… Понимаешь, что это и правда – всё. Мы любим их и будем скучать! Так ведь?

====== Глава 19.1 // Десять дней ======

Выкинуть тебя из головы. Поселить кого-нибудь еще.

Прости, прощай. Мой парашют давно уложен и готов.

20 июля

Десять дней. Всего десять.

Десять.

«Знаешь, Ксюх, я бы на твоем месте держалась от него подальше…»

Юлькины слова по сотому кругу эхом звучат в её голове. «Подальше». «Подальше». «На твоем месте я бы…».

«Комиссарова, посмотрела бы я на тебя на моем месте!»

Накануне во время прогулки по городу рыжая сама подняла эту тему. Просто ни с того ни с сего задала вдруг вопрос в лоб: «А чой-та ты сияешь, как медный таз, подруга? Одухотворенная вся такая… Что-то здесь нечисто!».

Застигнутая врасплох, Ксюша смутилась страшно: глаза забегали по прохожим, по архитектуре, по пролетающим по Бульварному кольцу машинам. Коммиссарова не сводила с нее проницательного взгляда, всем своим видом показывая, что уж она-то потерпит, пока та «разродится», время у нее есть. Спустя несколько минут бесплодных попыток отмолчаться или как-то увести тему Ксения не выдержала пытки и призналась, что перед выходом успела поговорить с Юрием Сергеевичем – и очень душевно.

— Это поэтому мы сейчас здесь, а не в теплом баре? — Юля, вставшая как вкопанная посреди зеленого бульвара и ежившаяся от поднявшегося ветра, смотрела на Завгороднюю пристально, изучающе.

— Нет, я сама передумала, — пожала плечами Ксения. — Знаешь, Юль, он совсем другой. Вовсе не тот, каким кажется …

— О чем и речь, — тихо, так, чтобы подруга не услышала, проворчала горничная себе под нос, — Знаешь, Ксюх, я бы на твоем месте держалась от него подальше… Привяжешься сейчас к нему, я же вижу, уже привязалась! А потом что? «Прости, прощай, мой парашют давно уложен и готов»? Так, что ли? Сколько там ему осталось?

— Десять дней, — дрогнувшим голосом пробормотала Ксюша, осознавая, насколько же рыжая сейчас права. В своем желании уберечь она беспощадна: рубит правду-матку с плеча.

— Ну вот. Десять дней – и адьос. «Приятно было познакомиться, счастливо оставаться», – вот как всё будет. Не о том ты думаешь, подруга. Есть вопросы и поважнее на данный момент. Ты вообще помнишь, что у тебя жених и вот это вот всё?

— Помню…

— Вот о чем надо думать! Станешь ты сбежавшей невестой или нет. Но не сегодня. Сегодня я тебе об этом думать запрещаю! Давай-ка лучше в кафе-мороженое зарулим!

Юлька во всем права: в отличие от самой Ксении, рыжая способна смотреть на ситуацию трезво. Это не ее опьяняют эмоции, это не у нее перехватывает дыхание в момент встречи с его цвета утреннего неба глазами, не она чувствует, что на всем белом свете понимает ее единственный человек. Не она каждое слово ловит, в каждом взгляде тонет, в каждом поступке ищет признаки симпатии. Не она запуталась в себе и приняла свою нелюбовь к собственному жениху, не она находится на грани того, чтобы отменить свадьбу – и будь что будет. Юлька, к счастью, не на месте Завгородней, и именно её справедливые аргументы заставляют спуститься с пушистых облаков на жесткую землю.

Ксюша уговаривает себя не думать о враче, но думает каждую минуту, думает даже тогда, когда кажется, словно мысли ее заняты чем-то другим. Даже тогда: «А что бы сказал он?». «А что бы сделал в этой ситуации Юра?», «Интересно, а что он думает по этому поводу?». «Он бы посмеялся?». «Может, посоветоваться с врачом?».

И совершенно невыносимое: «Десять».

Понимание, что они пролетят как миг, что однажды по утру она проснется и поймет: «Сегодня. Это случится сегодня», что этот треклятый день настал, отравляет нутро. Шатко-валко созданное настроение падает ниже плинтуса, пробивая дно, глаза щиплет, сердце колотится, а дыхание становится прерывистым. Часики тикают, день сменяет вечер, вечер – ночь, за ночью приходит рассвет, возвещая новый день, минуты несутся, приближая момент, и пытка осознанием становится изощреннее с каждой, уже прошедшей.

Десять дней – и его здесь не будет. Десять – и между ними проляжет Атлантический океан, а не коридор, их разделит семь с половиной тысяч километров, а не 12 шагов от одного люкса до другого. Невыносимо представлять.

Совершенно невыносимо, но правду принять нужно: они пролетят, время беспощадно, время бежит неумолимо, время – ластик, время лечит. Сейчас она чувствует, но…. Но всё пройдет – и это тоже. Притупится. Сотрется. Развеется, как туман.

Десять дней – и наваждение уйдет. Десять дней выдержать, а там с глаз долой – из сердца вон. Она справится. А может, попросить отца рассчитать его сейчас?

«Нет!!!»

Она просто будет стараться держаться от него подальше.

В который уже раз.

— Валентина Ивановна, что с Вами? — Ксюша, сама на взводе, растерянно вглядывалась в расстроенное лицо house-keeping менеджера. С женщиной она столкнулась буквально на выходе из люкса: та, гордо подняв голову, стремительно пересекала этаж и планировала, судя по всему, ограничившись хриплым «Добрый день, Ксения Борисовна», продолжить свой путь.

Не тут-то было. Дочь Федотова преградила ей дорогу.

Прятать свои эмоции подчиненной отца не удавалось. Несмотря на то, что она усиленно отводила взгляд, разводы туши под высохшими уже глазами говорили сами за себя. Ксения аккуратно взяла Валентину Ивановну под руку и, оглянувшись по сторонам, толкнула дверь в свой номер.

— Для начала – поправьте макияж. В ванной Вы найдете ватные диски и мицелярку. — Ксюша уверенно подтолкнула растерявшуюся женщину в направлении небольшого коридора. — Нельзя, чтобы Ваши сотрудники Вас такой увидели, а то начнется, знаю я их, — недовольно проворчала девушка, вспоминая, как пару раз её саму угораздило попасться горничным на глаза в расхлябанном состоянии. Они потом за ее спиной еще с неделю шептались.