Мертвый час - Валерий Введенский

И вот настала пятница, последний день гастролей труппы Кораллова. С самого утра мы отправились с Четыркиным на купальни, а Нина почему-то не захотела и осталась дома. По несчастливой случайности князь и княгиня Урушадзе встретили в кафе Красовскую. Ася рассказала ей про осложнения, которые вызывает дигиталин, и актриса поняла, что ее муж был отравлен. Решив поделиться этим открытием с Четыркиным, она пришла к нам на дачу.

Любовь к театру Нина унаследовала от отца. Потому, увидев на пороге известную актрису, дочка обрадовалась и, святая простота, принялась рассказывать о наших домашних спектаклях и даже показала семейные фотографии. После свадьбы с Четыркиным я спрятала их от греха подальше, боялась, что он увидит снимки, сделанные на свадьбе сестры, и узнает Зятюшкова. Но Нина, увы, знала, где они лежат. Красовская взглянула, узнала меня и догадалась, кто убийца.

Слава богу, она торопилась на спектакль, потому к Волобуеву не побежала, решила вызвать его письмом. Нину подала ей перо, бумагу и свежий промокатель, благодаря которому я и узнала содержание.

В своей смерти Красовская виновата сама. Изначально она не входила в список жертв. Спросите, почему? Ведь при расследовании в Прилуках Красовская лжесвидетельствовала: подтвердила, что Волобуев провел ночь с ней и не отлучался в гостиницу. Но ее вина казалась мне слишком ничтожной. К тому же, по моему мнению, Красовская имела веские причины так поступить: она собиралась стать женой графа, а супруги не должны свидетельствовать против друг друга. Я надеялась, что Екатерина Захаровна полна раскаяния за этот грех – ведь Волобуев отплатил ей черной неблагодарностью, женившись на другой. Предполагала, что прощальный роман, который у них случился, Красовская затеяла с целью получить сатисфакцию, убедиться, что подлец несчастен в браке и готов ползать у ее ног.

Повторюсь: я не хотела ее убивать. Она меня вынудила.

Убийство на Артиллерийской я решила тоже обставить любовной драмой: стареющий жуир на последнем свидании с возлюбленной внезапно понимает, что не выдержит новой разлуки, и убивает ее и себя.

Но под каким предлогом мне отлучиться на ночь?

На выручку пришла Нина, которая неожиданно захотела ночевать у Волобуевых. Туда же я «определила» и Четыркина, подсыпав ему в водку снотворное. Кухарка Макрида давно просилась на побывку к семье, я отпустила ее на целые сутки, велев прихватить Тузика.

После отъезда с дачи графа я проникла в его кабинет, открыла дубликатом ключа ящик, забрала револьвер и припустилась домой.

Я, кажется, упоминала о том, что незабвенный Иван Осипович обожал домашние спектакли, в которые вовлекал не только нас с Ниной, но и всех соседей. Шились костюмы, подбирался грим, надевались парики. Однажды я играла старую купчиху и так удачно наложила грим, что никто меня не узнал. Спасибо Ивану Осиповичу, что научил меня этому нехитрому ремеслу. Оно той ночью мне пригодилось. Загримировавшись и надев наряд сценической купчихи (его, конечно же, возила с собой), я вылезла из окна нашей спальни и спустилась по склону на шоссе. Там поймала извозчика и покатила в Петергоф – садиться на машину в Ораниенбауме побоялась, а вдруг кто узнает?

Доехав до Петербурга, приказала извозчику отвезти меня на Надеждинскую в меблированные комнаты Суровешкина, дабы устроиться на ночлег – не шляться же мне всю ночь по улице?

Сняв комнату, пешком отправилась на Артиллерийскую. Уединенный флигель идеально подходил что для любовных свиданий, что для убийства. Позвонила в дверь. Долго ждала, прежде чем впустили. Из-за предстоящего свидания Красовская отпустила служанку (что спасло ей жизнь), потому дверь открыла сама. В руке она держала даггеротип, который украла у меня на даче. Я навела на нее револьвер. Руки у Красовской задрожали, глаза сузились от страха, она стала медленно отступать в глубь флигеля. Я велела: «Позови графа, тогда останешься жива». Соврала, конечно, но она про то знать не знала. Красовская стала уверять, что граф не пришел, мол, произошла ошибка, ее письмо попало к другому. «Какая трогательная любовь», – подумала я и взвела курок. Актриса закричала: «Князь, на помощь, убивают!» Я усмехнулась, решив, что Красовская со страху перепутала, кто из любовников сейчас наверху. Актрисы такие ветреные, никому не отказывают.

И спустила курок. Однако Красовская дернулась, и первая пуля лишь оцарапала ее. Пришлось стрелять во второй раз. На этот раз актриса упала замертво. Перешагнув через нее, я прошла к лестнице и поднялась на второй этаж. В спальне никого не оказалось, однако окно было распахнуто. Я услышала какой-то шум и поняла, что с улицы в дом кто-то лезет. Неужели граф? Не староват ли он для таких гимнастик? На всякий случай спустилась вниз, погасила керосиновую лампу на столе и спряталась за шкап, но так, чтобы иметь возможность наблюдать за лестницей. Через пару минут на нее вышел мужчина. В свете свечи, что освещала спальню, я увидела: это не Волобуев, а его зять! Если бы Урушадзе спустился, мне пришлось бы убить и его. Но князь вернулся в спальню за свечой. Этого мгновения мне хватило, чтобы бросить револьвер и покинуть флигель.

Я надеялась, что Урушадзе, обнаружив на месте преступления револьвер тестя, вызовет полицию – граф надул его с приданым, князь его ненавидел. Но Авик зачем-то спрятал труп, а Волобуев вместо благодарности обвинил его в разбое.

Юлия Васильевна закашлялась, ей принесли воды. Она жадно выпила и продолжила рассказ:

– Граф сдержал слово, предложив после «отъезда» Мызниковой возобновить наши отношения. Мы снова стали встречаться, но воплотить мой план я опять не могла, револьвер графа находился у следователя. Конечно, можно было приобрести другой, но вдруг эта покупка вызовет у полиции подозрение? Не проще ли подождать неделю-другую? После суда над Урушадзе револьвер должны были вернуть. Да, кстати, Александра Ильинична…

Четыркина с ехидной ухмылкой обернулась в зал:

– Помните нашу встречу у салона Копосовой? Я просто хотела предупредить вас, что граф болен сифилисом. Это ведь не Красовская, я его им наградила. Но, слава богу, вы были в салоне не с графом, а с господином Прыжовым. А то Дмитрия Даниловича заразили бы. А он бедную Лизу… – Четыркина перевела взгляд на Фаворскую, – а та вообще пол-Петербурга.

Сашенька опустила голову, понимая, что Диди уставился на нее. Князь долго вчера вымаливал прощение. Похоже, сегодня ее очередь объясняться.

Из стенографического отчета, опубликованного на следующий день в газете «Время»:

Четыркина: Дальше вы знаете: на суде у Четыркина нашли украденные у Волобуева облигации. К нам на дачу нагрянула с обыском полиция, нашли те самые фотографические портреты. Глеб успел их рассмотреть. По его глазам я поняла – он все понял!

Рано утром, пока Нина спала, а Макрида стряпала, я снова загримировалась купчихой, выбралась через окно и спустилась по склону. По дороге в арестный дом встретила крестьянку, которая несла арестованному супругу чугунок с картошкой. За небольшую плату уговорила доверить кормление ее мужа мне. Пока тот завтракал, я вышла якобы по нужде, обогнула дом… Четыркин как раз заканчивал разговор с князем Тарусовым. У меня замерло сердце. Вдруг откроется? Однако пронесло… Как только князь ушел, я вошла в камеру. Не давая опомниться, приложила к лицу негодяя намоченный хлороформом платок. Глеб обмяк. Я подтащила его к ведру с помоями и утопила. Уходя, на столике оставила платочек, который стащила у Волобуева, вдруг подумают на него? Но полицейские оказались слишком глупы. Пришлось добавить «доказательств». В ту ночь я ночевала у Волобуевых. Когда граф отлучился во двор, проникла в кабинет и подложила в ящик пузырек от хлороформа.

– Увести, – приказал судья приставам.

– Постойте! – вскочил Волобуев. – Я хочу, чтобы… – он указал на Четыркину, не в силах вымолвить имя, – она узнала правду.

– Какую правду? – горько усмехнулась Юлия Васильевна. – Правду мошенника и убийцы?

– Говорите, – разрешил судья Андрею Петровичу.

Тот жестом попросил своего адвоката подать ему пожелтевший конверт, лежавший на столе:

– Сие письмо я хотел зачесть в заключительном слове, дабы присяжные осознали свою ответственность за предстоящее решение. Слишком уж часто на этой скамье оказываются невиновные. Это письмо тому доказательство.

Граф нацепил очки, открыл конверт и достал оттуда страничку, заполненную убористым почерком:

– Я получил его два года назад.

«Ваше сиятельство!

Мы не знакомы. Вы никогда обо мне не слыхали. Однако именно я причина ваших несчастий. Сделал я это с умыслом, желая обмануть будущее следствие. Искренне рад, что Вы не пострадали. Однако другие меры предосторожности, также мной предпринятые, оказались не столь тщетными, и следователь из Петербурга все же остался с носом.