Венецианский эликсир - Мишель Ловрик

— Хотите, чтобы я остановился? — спрашивает он, наконец помогая себе жестикуляцией. Он печально кивает, окидывая людей задумчивым взглядом. — Да, в Галааде и Константинополе меня тоже просили остановиться.

По крайней мере, Валентину кажется, что он говорит именно это. Он узнает названия городов и, конечно же, знает, как работают шарлатаны.

— Ах, — вздыхает толпа, услышав о далеких городах.

Шарлатан, кажется, забывает о них и заносит нож, чтобы нанести себе еще один удар.

— Пожалуйста, пожалуйста, — умоляют его жертвы, активно жестикулируя и гримасничая, — вы же погибнете.

И действительно, шарлатан оступается и опускается на полку, где стоит всего одна бутылка, запечатанная красным воском и украшенная пером. Тяжело дыша, он поднимает ее и распечатывает. Какое-то мгновение он размышляет, держа бутылку в руке, а потом встряхивает рукавом, брызгая кровью на стоящих неподалеку людей.

Он не говорит ничего, просто переворачивает бутылку, стряхивая несколько капель на покрытую снегом ветошь, и медленно протирает руку. Появляется полоса белой плоти, потом еще одна, и еще.

Вскоре все его ужасные раны исчезают, не оставляя даже шрамов. В дополнение он делает добрый глоток из бутылки. Пока лечит ужасные раны, он продолжает свое выступление, рассказывая об арабских жеребцах, которых загнали, чтобы доставить ценные ингредиенты этого бальзама, о том, как сушеные порошки растворялись в жидкости, выжатой из перуанской коры, содранной под весенним дождем, и как эта самая бутылка была сделана на острове Мурано и благословлена известной монахиней, которая сейчас, на смертном одре, ожидает причисления к лику святых, потому больше не сможет благословить ни одной бутылки. Запасы чертовски малы, и их почти не осталось.

Подходит первый покупатель, протягивая руку.

Между тем шарлатан с сожалением качает головой, по всей видимости, говоря, что не ожидал такого спроса на бальзам и что на сбор и подготовку ценных редких трав для сего эликсира уходит по меньшей мере девять недель. Он не сможет порадовать им каждого. Он просит выйти вперед тех, кому сей эликсир срочно необходим, чтобы спасти любимого человека. Так он сможет рассчитать количество бутылок. Вскоре его обступает толпа жаждущих его внимания. Некоторые даже показывают ему только что нанесенные ранения, которые требуют излечения. На этих он не обращает внимания до самого последнего момента, когда соскакивает с помоста и исчезает. Он будет уже далеко, когда мыльная вода начнет разъедать их порезы.

Валентину это представление доставило определенное удовольствие, но в Лондоне такое не пройдет. Тон не тот. Пузырь с животной кровью легко можно заметить. Восточные сказки, даже переведенные на английский язык и рассказанные с итальянским акцентом, не впечатлят обычного англичанина. Подобные сюжеты нравятся только венецианцам, тесно связанным с восточными странами.

Слизывая снежинки с губ, Валентин покидает Рива дельи Скьявони. В эту минуту он замечает улицу, ведущую к монастырю Святого Захарии, тому самому, где томилась и встретила смерть Катарина Вениер. Он поворачивается и быстро шагает к монастырской обители. Остановившись, он смотрит на калитку в стене.

Валентин подумывает позвонить в колокольчик и зайти под каким-нибудь предлогом. Он пристально смотрит на калитку и пытается отогнать мысль о том, чтобы выломать ее. Он стоит довольно долго, время от времени стряхивая со шляпы снег, но вдохновение не подсказывает ему ни одного убедительного предлога, чтобы проникнуть внутрь. Едва ли монахини впустят иностранца, который даже не может внятно объяснить по-итальянски цель визита. В любом случае из-за стены доносится пение хора, потому они едва ли услышат его звонок.

Валентин почти теряет самообладание. Каждая клетка организма велит ему идти на встречу у аптеки «Черная летучая мышь», несмотря на его решение не делать этого, пока он не узнает о ней все, или по крайней мере столько же, сколько она знает о нем. Вспомнив, сколько всего она о нем знает, Валентин краснеет. Конечно же, Певенш с присущей ей откровенностью поведала Мимосине многие факты о Валентине. Мимосина намекала в письме на то, что хорошо понимает некоторые обстоятельства его жизни.

Валентин снова преисполняется решимости. Он может пережить еще один день, уже третий после приезда в Венецию, без Мимосины. Он знает, что она в безопасности. Эти дни без нее служат для восстановления его чувства собственного достоинства, ослабленного ее махинациями.

Смергетто отправился разузнать, приходила ли каждый день в четыре часа к аптеке «Черная летучая мышь» некая женщина. Он узнал, что там можно увидеть множество разных дам. Когда Валентин спросил о внешности этих дам, оказалось, что они все так или иначе похожи на Мимосину. И только одну из них было сложно описать. И тут Смергетто деликатно интересуется у Валентина причиной столь живого интереса к этой женщине.

Порошок для внутренностей

Берем ясеневую кору, полскрупула; ревень, пять гран; нард, шафран, всего по два грана; длинный перец, один гран; все это перемалываем, добавляем воду по мере надобности.

Убирает зашлакованность внутренностей, улучшает пищеварение и аппетит.

Диззом пишет, что подготовительные работы для венецианского эликсира идут хорошо. Какой-то инстинкт подсказал Смергетто, что это письмо лучше придержать до четырех часов, когда английский хозяин начинает сильно волноваться. Именно для этого момента он сохранил пакет из Лондона. Положив его на стол Валентина, он делает руками пассы, словно летучая мышь, потом показывает пальцем на свои черные волосы и выскальзывает из комнаты, не давая Валентину возможности возразить.

Валентин усилием воли заставляет себя остаться на месте, сжав одной рукой подлокотник стула, а другой развернув письмо. Вскоре он углубляется в чтение.

Диззом сейчас работает над каким-то зельем под названием Manus Christi, то есть «Рука Бога». Предполагается, что оно сделано из толченого жемчуга и тонкого листового золота. По всей видимости, подлинное листовое золото обходится дешевле, чем его имитации. Валентин надеется, что огромная цена производства этого бальзама будет оправдана. Почему бы и нет? Венецианский эликсир должен во всем отличаться от всего, что было прежде. Мысли об эликсире вызывают сентиментальное настроение, потому что его идея была навеяна любовью к Мимосине Дольчецце.

В этом случае торговаться и жадничать нельзя.

В то же время Диззому пришла в голову отличная мысль о том, как лучше продавать эликсир. Он пишет, что на Бенксайде есть некий Дотторе Велена, чьи представления могут легко соперничать со спектаклями венецианских шарлатанов.

Его имя мне смутно знакомо. Жаль, что я так плохо разбираюсь в иностранных языках.

Вместо того чтобы распространять новый эликсир среди всех шарлатанов Бенксайда, Диззом предлагает сделать его более желанным, продавая его (поначалу) лишь через один источник, таким образом создать вокруг него некий ореол легенды в среде шарлатанов, прежде чем новости о нем распространятся среди широкой публики.

Диззом сам только что посмотрел представление Дотторе Велены, что для него не характерно, поскольку он обычно не интересуется этим. Он вынужден признать, что Дотторе прекрасно выступает. Сам шотландец, он хорошо притворяется итальянцем, даже вкрапляя в речь некоторые венецианские слова. Когда Диззом поговорил с ним об этом, Дотторе признался, что его научила этому настоящая венецианка, некоторое время проработавшая с ним. Диззом не знает, действительно ли это настоящие венецианские слова. Он записал несколько, чтобы хозяин проверил их в Венеции. Они связаны с дурным здоровьем.

Валентин дает листок с записанными словами братьям-идиотам, которые пришли после ухода Смергетто. Он читает их вслух, с трудом выговаривая непривычные сочетания букв.

Братья внимательно слушают его и признают, что эти слова знакомы им. Момоло говорит, что они означают яд.

Значит, Велена имел в виду яд? Валентин громко смеется. Хорошенькое дело. Лондонцы едва ли смогут понять значение иностранных слов. Он поворачивается к письму спиной.

Если верить Диззому, Велена полон энтузиазма, что радует. Он с радостью займется эликсиром. Он даже предложил дополнительное применение для него. Пускай он не только увеличивает сексуальную силу, но и излечивает от болезней, связанных с этим! Либо от тех иллюзорных симптомов, которые выдумывают люди, мало знакомые с постельными утехами. Онанисты зачастую думают, что их предосудительные удовольствия опасны для здоровья.

«Дотторе Велена, — пишет Диззом, — недавно объявил себя знатоком и даже создателем нескольких эротических настоек. После ухода венецианки ему пришлось немного разнообразить представления, потому что без нее его доходы значительно упали. Она была действительно талантливой особой и могла заставить толпу плакать, стонать или радоваться».