Украинский легион - Чуев Сергей Геннадьевич

Проблемой для украинцев было и отношение к ним со стороны командира запасного батальона дивизии штурмбаннфюрера СС Кляйнова. Фрайтаг считал его прекрасным организатором, умеющим наладить различные курсы обучения. Все жалобы на Кляйнова он складывал отдельно и никогда их не рассматривал. Впоследствии Кляйнов, собрав батальон после Бродской битвы, орал на подчиненных и устроил стрельбу из пистолета поверх голов всего батальона. До самой смены его в батальоне не было даже единого учебного плана.

Взаимоотношения между немцами и украинцами отягощала еще и языковая проблема. Командным языком в дивизии был немецкий. Многие украинские офицеры старшего возраста, как и унтеры, достаточно владели немецким, но большинство солдат его не ведали. В период обучения и формирования дивизии солдаты были вынуждены прилагать усилия к изучению языка. Большие сложности из-за языковой проблемы имел дивизионный отдел связи, укомплектованный преимущественно украинцами, которые могли свободно говорить по-немецки. В этих условиях было бы правильным принять в дивизии за командный язык украинский. Это было бы реальным при достаточном количестве образованных немецких офицеров и унтеров.

22 января 1944 года в дивизию был включен личный состав 204-го украинского шума-батальона. Весной 1944 года в дивизию были «возвращены» 4-й и 5-й полицейские полки, а впоследствии 6-й, 7-й и 8-й. Включение этих полков в дивизию стало возможным лишь после упорной борьбы за них, которую вели губернатор Вехтер, члены УЦК и сам личный состав этих полков. Большинство офицеров и унтеров из этих полков не отвечало требованиям, предъявляемым к личному составу войск СС. Ряд офицеров был из числа фольксдойче уроженцами Словакии, и их позднее также включили в состав дивизии как наиболее пригодных и знакомых с украинскими солдатами.

Полевой запасной батальон дивизии, размешавшийся в г. Вандерн близ Франкфурта-на-Одере, насчитывал 800 человек. За счет этого подразделения происходило пополнение офицерских и унтер-офицерских кадров и рядовых. В его составе действовали различные курсы обучения специалистов. В апреле 1944 года наплыв добровольцев уже позволял развернуть батальон в полк. Его не планировалось включать в состав дивизии, т. к. его задачей было предоставление подготовленных кадров. Немецкое руководство решило полк в дивизию влить, т. к. большинство его военнослужащих были украинцами. Первоначально взаимодействие командования полка с дивизией было недостаточным, но впоследствии все трудности удалось преодолеть. На первом этапе в полку насчитывалось до 5 тысяч «неприкаянных» рекрутов, к тому же плохо обеспеченных обмундированием. Постепенно ситуация изменилась в лучшую сторону, и полк стал полностью удовлетворять потребности украинской дивизии в кадрах.

Большинство украинских солдат происходило из Галичины, бывшей в то время частью Генерал-губернаторства. Большинство из них было «сырым материалом» и войсковой подготовки за плечами не имело. Средний возраст у 90 % добровольцев колебался от 18 до 30 лет.

О самом украинском воине той поры В. Д. Гайке писал:

«Украинец воспринимает все идеалистично. Он видит не реалистичную объективную действительность, которая перед ним, а видит свою фантазию, которую он бы желал увидеть… Чисто индивидуалистический характер украинца — в противоположность россиянину — ориентирует его на Запад. Индивидуализм ярко проявляется в его отношении ко всему окружающему… Характер украинца уравновешенный и приветливый. Он рассудителен и скромен. На себя смотрит с чувством юмора и иронии… Его историческое прошлое сделало его недоверчивым и замкнутым в себе. Он веселый, приветливый, традиционно гостеприимный, но не легкодоступный».

Для многих солдат прибытие в немецкие казармы было целым событием в жизни. Украинские хлопцы впервые столкнулись с немецким армейским бытом и учебой. Вот как описывает быт бывший солдат дивизии Ярослав Овад:

«Еще несколько дней после прибытия мы ходили в цивильной одежде, затем нас переодели в мундиры, и немцы приняли все меры, чтобы они на нас ладно сидели. Выдали также ботинки, ремни, нижнее белье, по три сорочки, постельное белье, полотенца, платки и прочее. Главное — выдали винтовки и штыки, и мы стали справными вояками. Теперь мы имели «пирожки», или полевые кепки, т. н. «фельдмютце», а также каски с эмблемами СС. Торнистры были из телячьей шкуры, шерстью наружу. Такие ранцы я видел на фотографиях моего отца из Австрийской армии. Выдали котелки, лопатки, а ложки, вилки и ножи были упакованы в так называемый «эсбетцек». Также выдали круглые коробочки из рыжего материала для масла либо мармелада. Все эти вещи нам выдали сразу после прибытия, чтобы мы могли питаться. Кормили нас один раз в день, а утром и вечером давали кофе. Также выдали набор т. н. «маркетендеварен» (зубная щетка и паста, паста и щетка для обуви, нитки, иголки, бритва для бритья, мыло и пемза). Забыл сказать, что выдали еще и хлебник, т. н. «бротбойтель», и полевую фляжку. Одели нас в дрелихи, в которых мы ходили на учение. Имели мы мундиры «А» и «Б».

Дни были одинаковыми: с утра вставали в 7 часов, дежурные солдаты шли за кофе, а мы в это время умывались, брились, одевались и застилали кровати, так, как нас научили унтер-офицеры — инструкторы…

…После раннего кофе был сбор. Командиры подразделений давали наказ шписам, а когда приходил сотенный, то шпис докладывал ему: сколько в наличии, сколько хворых в лазарете, сколько на других занятиях. Он оглядывал всех, как мы выбриты, хорошо ли вычищены ботинки, нет ли под ногтями грязи. Проверял, есть ли хлебник, фляжка и другие предметы снаряжения. После этого отдавалась команда «Направо, шагом марш», и походной колонной мы шли на «геленде». Сотенный сначала шел с нами, а позднее получал коня и ездил на нем, но никогда не присутствовал до конца занятий. Это хорошо знали наши унтера и не были так «остры» с нами. Учебу мы вели в соответствии с планом, который висел на доске близ столовой.

После обеда снова были занятия — в основном по комнатам (чистка оружия, уход за обмундированием), т. н. «пуп унд пфлихтштунде». Занятия шли до десяти вечера. Около семи вечера снова давали кофе и «ферп-флегунг» (масло или маргарин, мармелад или мед и колбаса).

После вечерней поверки все шли спать.

Дежурный в комнате солдат следил, чтобы все лежали в кроватях. Приходил дежурный унтер, которому дежурный по комнате давал рапорт: «Группа такая-то, столько-то людей. Все в порядке». Пройдясь по комнате, он проверял, все ли в порядке, говорил «Доброй ночи!» и шел на проверку другой комнаты.

В конце недели, в субботу, если не было занятий, а только приборка территории с мытьем полов, стульев, столов, чисткой ложек, к нам приезжали родные и привозили всякую всячину — выпивку, сигареты, еду, словом, всего, что душа пожелает».

Особую тревогу командования дивизии вызывали эти «родительские дни». Это было следствием близкого расположения Хайделагеря к Галичине. В конце каждой недели в лагерь прибывали сотни родителей и друзей военнослужащих, нагруженные тоннами подарков и продуктов (включая горилку). Застолье принимало угрожающие размеры, с песнями и возлияниями. Вскоре такие «праздники» были воспрещены, но солдаты дивизии быстро нашли выход из создавшегося положения — они встречали родных на станции в Дебице и располагались в близлежащих лесках. Близость родных мест также сказывалась на дисциплине, фиксировались случаи дезертирства. Командование дивизии обратилось в вышестоящие инстанции с просьбой перевести место формирования дивизии в Германию, однако там не было свободных лагерей.

Приезды родителей рождали и инциденты. Ярослав Овад так описывает один случай:

«Солдат отвел свою маму до станции и ждал прибытия поезда. В поездах и на станции господами были польские «баншутцы» — железнодорожные полицейские, набранные немцами из поляков. Один из этих баншутцев то ли не пускал, то ли выбросил маму из вагона. Увидев это, наш дивизионник, недолго думая, подскочил к бан-шутцу и штыком ударил его в бок. Не знаю, точно, убил он его или ранил. Мама уехала, а его задержала военная полиция. Военные власти оправдали его и в награду дали день отпуска. Немцы придерживались старого имперского принципа «разделяй и властвуй», противопоставляя поляков и украинцев».