Не повторяется такое никогда! - Александр Ройко

Но, Бог с ними, с ананасами и прочими заморскими диковинами. Морозевич думал о том, почему нужно простые лимоны, апельсины или мандарины (это уже не говоря о сгущённом молоке и других редко появляющихся продуктах, которые в достаточном количестве производились в СССР) вводить в ранг дефицита. Неужели так сложно закупить нужное количество тех же апельсинов (чтобы не везти их контрабандой), ведь это всё окупится. Андрей читал, что, например, в Греции растёт столько апельсинов, что их от избытка скармливают скоту. Но немало растёт цитрусовых и в самом СССР, на том же Кавказе. Он после виденного изобилия в ГДР не мог понять эту дикую союзную необходимость из всего создавать дефицит. Поразмышляв подобным образом ещё некоторое время, Андрей умозрительно махнул рукой на эти наболевшие вопросы и начал укладываться спать — что зря думать, когда не в его власти что-либо изменить.

ГЛАВА 34. И снова в Полтаве

Приехал в Полтаву Андрей рано утром, не было ещё и шести часов. Несмотря на то, что стоял февраль месяц, красоту этого провинциального в общем-то областного центра, можно было оценить даже сейчас. А что же говорить о Полтаве летом. Это небольшой (население менее 300.000 человек) поражал своей зеленью, старинной архитектурой и каким-то спокойствием. Город богат историческими памятными местами. Транспорт — автобус и троллейбус. Располагался город в северо-восточной части Украинской республики (на Приднепровской низменности) на реке Ворскла. Первое упоминание о городе датируется (судя по археологическим раскопкам) ещё в VIII-м веке. Своим уникальным и неповторимым архитектурным обликом центральная часть города обязана последовавшему 27 февраля 1802-го года Высочайшему повелению, согласно которому созданная в 1796-м году Малороссийская губерния разделялась на две — Полтавскую и Черниговскую. В Полтаве практически собраны воедино проекты "образцовых" строений губернских городов. Генерал-губернатор Полтавской губернии князь А.Б. Куракин составил план устройства города таким образом, чтобы превратить Полтаву в небольшое подобие великой северной столицы с дворцами.

Приехав в город своего теперь постоянного проживания, город, ставший для Андрея за короткое время почти родным, он уже не стал экономить, а сразу взял такси — до квартиры, которую снимали Морозевичи, от вокзала было далековато. Сегодня была пятница, и жена может торопиться на работу (если, конечно, не на больничном), да ещё ей нужно сына в садик завести. Но что-то не позволяло Андрею думать, что жена и в самом деле серьёзно заболела. Он застал жену дома и она, действительно, собиралась на работу. Увидев мужа, она бросилась ему на шею:

— Ой, я и не думала, что ты так скоро будешь. Ты что, самолётом прилетел?

— Ага, личным самолётом, — пошутил Андрей. — Как тут не прилетишь, если получил такую телеграмму. Что случилось?

— Ничего не случилось. Мы живы и здоровы — и я, и сын. Я спешу на работу, сейчас будем собирать Никитку в садик. Отведём его в садик вместе, он будет рад папе.

— Так зачем же ты меня вызывала? Если только для того, чтобы увидеться, то дороговатое удовольствие, — улыбнулся, уже успокоившись, Андрей.

— Я тебе всё расскажу после работы, сейчас, чтобы обстоятельно поговорить, времени мало. Я постараюсь вернуться пораньше и всё расскажу. А ты тем временем позавтракай и отдыхай.

— Ты знаешь, позавтракать то я позавтракаю, а вот отдыхать не буду, я в поезде нормально спал. Лучше я схожу на работу, узнаю как там у них дела, повидаюсь со всеми.

— Пожалуйста. Можно и так. Только возвращайся часам к трём.

— Конечно, вернусь, времени у меня много, — Андрей глянул не часы, покачал головой и произнёс. — Странно даже.

— Что странно?

— Понимаешь, я вчера в это время был в Стендале. Нет, даже не в Стендале, а ещё в Борстеле, и ещё не выходил из общежития. А менее чем через сутки, я уже в Полтаве. Вот что значит технический прогресс.

Валерия подняла сына, который спросонья вначале не понял, кто к ним приехал, а затем узнал таки отца и очень ему обрадовался.

— Не хочу в садик, — захныкал он. — Хочу с папой.

— Вот сейчас ты с папой как раз и пойдёшь в садик, — начал успокаивать его тот. — Я никуда не уезжаю. Сейчас мы все вместе сходим в садик. А потом мы тебя пораньше заберём и будем уже вместе. А я тебе тем временем подарки приготовлю.

— А какие подарки?

— Вот вернёшься из садика и увидишь. Они пока не готовы. Так что идём в садик. Хорошо?

— Хорошо.

Когда они одели малыша и начали одеваться сами, жена увила осенние туфли Андрея и всплеснула руками:

— Господи, ты в чём приехал? С ума сошёл, что ли. На улице мороз, а он в осенних туфлях. Пальтишко себе симпатичное купил, костюм вообще высший класс, — Андрей приехал в коричневом костюме, — а на сапоги что, денег не хватило?

— Да денег то хватало, — виновато оправдывался муж. — Только подобрать я ничего не мог. Недели три тому назад рыскал по магазинам в поисках зимней обуви, но ничего стоящего не подыскал.

— Видно, плохо ты искал. Не верю, что у немцев нет зимней обуви, да ещё сейчас.

— Может быть и так. Конечно, я тогда не ставил такую цель — непременно купить тёплые сапоги. Я же не знал, что буду ехать в Союз. А у нас там плюсовая температура.

— Прямо таки плюсовая. Быть такого не может.

— И, тем не менее, это так. Я же тебе писал, что снега мы ещё не видели. На земле, я имею в виду. Так то он пролетал иногда, но всегда таял. Чаще дождь идёт, нежели снег. Вот такие дела.

— Ладно, сейчас я найду твои старые тёплые ботинки. В туфлях ты не пойдёшь.

Они отвели сына в садик, который находился рядом, жена поехала на работу, Андрей же вернулся в квартиру. Сосед как раз собирался на работу, удивился приезду Андрея и начал его обо всём расспрашивать. Потом он таки убежал на работу, а расспросы продолжила его жена, находившаяся в положении и в декретном отпуске. Наконец, расспросы закончились. Андрей, не спеша, позавтракал и поехал на свою бывшую работу.

На проходной завода Андрея помнили и пропустили без лишних вопросов. Он прошёл территорией завода и направился в технологический отдел. За это время на заводе практически ничего не изменилось. Он, ещё идя по территории завода, встретил много знакомых, которые, конечно же, расспрашивали его, поэтому попал он в отдел не так уж скоро. Там его тоже встретили с удивлением и засыпали массой вопросов. Людей, которые никогда не выезжали за пределы своей страны, а некоторые и в крупные союзные города, интересовало буквально всё о неведомой им стране. Подошёл даже начальник отдела и тоже прислушался и задал пару вопросов. Он не стал даже разгонять всех по своим рабочим местам, а просто сказал, чтобы они поменьше группировались всем отделом, а расспрашивали Андрея группами не более 3-х человек — всё-таки рабочее время. И рассказы Морозевича продолжились, иногда и повторные. Больше всего коллег удивляло то обстоятельство, что у немцев нет никакого дефицита. Их стереотипы отказывались в это верить. Ну, как такое может быть? Как это в магазинах всё есть? Особенно донимал Андрея вопросами об этом дефиците 50-летний его коллега, инженер-конструктор Пётр Купол. Он в начале 1945-го года 18-летним пареньком попал на фронт и в одном из первых же боёв получил тяжёлое ранение (ему оторвало ступню правой ноги) и стал инвалидом 1-й группы. На этой ноге у него были также повреждены какие-то сухожилия, и потому он передвигался на специальным протезе-ботинке, прихрамывая и волоча ногу.

— Ну что, неужели, в самом деле, у немцев всё есть и на протяжении всего года? Что, и клубника, например, зимой есть?

— Есть, только привозная или из теплиц, и, конечно же, значительно дороже, чем летом.

— А ананасы и рябчики тоже всё время есть? — спросил Пётр, намекая на строчку из произведения Владимира Маяковского, творчество которого ему очень нравилось.

— На счёт рябчиков я не интересовался, — улыбнулся Андрей. — А вот ананасы практически есть всегда. Правда, летом я их не замечал, но я ими не очень то и интересовался.

— О, хоть ананасов нет! — обрадовался Купол. — И то хорошо.

Он помолчал немного, а затем уже раздражённо добавил:

— Ну, как же это так? Мы этих фрицев били-били, некоторые их города с землёй смешали, выиграли войну, а эти гады живут намного лучше нас. Где же справедливость?

— О какой справедливости вы говорите, Пётр Алексеевич, — поддержала его молодая женщина, технолог отдела. — Мы своему ребёнку на праздник с боем несчастный апельсин достаём, а они там с жиру бесятся.

Андрей понял, что своими рассказами о жизни в ГДР он только поднял волну протестов и возмущений в душах своих коллег. Это было похоже на то, если бы голодающему начали рассказывать об изобилии яств, аппетитно смакуя их вкус. Чтобы более не накалять обстановку, сославшись на другие дела, Морозевич начал прощаться со всеми и покинул отдел. Учитывая этот опыт своего повествования, в дальнейших беседах о жизни в ГДР он старался уже более осторожно описывать жизненный уклад немцев, меньше заострять внимание на, мягко сказано, безбедном их существовании. И хотя Андрей тоже недоумевал по поводу дефицитов в Советском Союзе, он уже всё же понимал, почему все эти "геры" и "фрау" в ГДР живут значительно лучше граждан СССР. Всё было не так-то просто. Морозевичу ещё не исполнилось и 31-го года, и он ещё был пока что зеленоват в вопросах внутренней и внешней политики отдельных стран, однако даже такой короткий период пребывания в ГДР значительно восполнил этот пробел. Хотя убедительно объяснить все свои соображения заводским коллегам, да ещё сейчас очень агрессивно настроенным, было бы для него не таким-то простым делом.