Лисянский - Иван Фирсов

Едва индейцы спустились в байдарку, катер вышел из-под кормы «Невы» ей наперерез. Не тут-то было. Индейцы проворно заработали веслами, и легкая байдарка стрелой понеслась к берегу. Повалишин сделал несколько залпов, но индейцы, убыстряя ход, ответили в свою очередь выстрелами из ружей. Первая стычка закончилась вничью.

Через несколько дней утром две лодки с матросами и промысловиками отправились промышлять рыбу. Днем вахтенный заметил большую лодку с дюжиной вооруженных индейцев. Она украдкой шла вдоль берега к месту рыбной ловли. Пришлось стрелять по лодке из пушек, чтобы отпугнуть индейцев, и послать на помощь барказ. Заодно выручили и американскую шлюпку. Она ходила на берег за дровами и попала в засаду. Спустя несколько дней судно «Океин» ушло в море…

Кончалась вторая декада сентября. Наступало осеннее ненастье. То и дело находили шквалы с дождем, временами появлялись туманы.

После обеда, к вечеру, командир разбирал свои последние записи в дневнике. Занятия прервал доклад Коведяева:

— У входа в залив парусное судно!

Ветер изменился и зашел к востоку. Волны, пенясь, катились беспрерывной чередой к каменистому берегу, многочисленным островкам, бились в прибрежные скалы. Откуда-то с гор натянуло тучи, стало темно. На светлой завесе у входа в залив четко обозначился небольшой парусник, кренившийся под всеми парусами. С «Александра», стоявшего рядом, кто-то кричал в рупор:

— Ба-а-ра-нов на «Ермаке»!

Незаметно надвигался вечер. Над океаном вдруг прорвалась завеса из туч. Багровый отсвет заходящего солнца окрасил скалы и сопки, белесые гребешки волн.

Кренясь, с заметным дрейфом, зарываясь в пенистые волны, судно упрямо стремилось к шлюпу.

— Поднять гюйс! — приказал Лисянский.

Через минуту борт суденышка окутался пороховым дымом. Правитель Русской Америки салютовал российскому флагу.

Командир шлюпа не заставил себя ждать.

— Ответный салют коллежскому советнику!

Лисянский поманил Арбузова:

— Вываливайте правый трап, изготовьте шлюпку и сами сходите за Барановым.

На палубе «Ермака», широко расставив ноги, положив руки на фальшборт, стоял Баранов. Небольшого роста, плотный, сутуловатый, в распахнутом кафтане, без шапки, он, казалось, впился своим немигающим взглядом в корабль.

Лысина еще больше обнажала высокий лоб, подчеркивая недюжий ум, нисколько не портила его крупного волевого лица с цепким, пронзительным взглядом серых глаз.

Двенадцать лет безвыездно провел в этих краях правитель. Начинал с пустого места. Нынче десяток поселений, сотни россиян, тысячи алеутов под его рукой. Недоедал, недосыпал, не раз смотрел смерти в глаза. И на суше, и на море. Твердой рукой творил дело. Не одной выгодой льстился, славу отечества возносил на этой земле…

Едва ступив на палубу, Баранов повернулся к трепетавшему по ветру Андреевскому стягу, перекрестился. Шагнул и сразу попал в объятия к Лисянскому. Обычно сдержанный, не мог командир остаться протокольно-почтительным.

Правитель крепко сжал его, потом отстранился и ласково провел ладонью по отвороту мундира.

В кают-компании после первых тостов командир, выслушав Баранова, сказал:

— Не вникая в тонкости политеса петербургского, уяснил я, что о заботах ваших истинных там ведают, — Лисянский кивнул на запад, — но к сердцу не принимают пристойно. Нынче можете полностью положиться на нас. И крепость мы возвернем беспременно.

В каюте командира Баранов удивился разложенным и развешанным всюду диковинным вещам — амулетам, морским раковинам, собранным в разных местах.

На другой день он приехал с мешком в руках и в каюте Лисянского выложил на стол свои редкости — чудные маски, костяные ножи, расшитые шапки, луки со стрелами.

— Пользуйтесь, господин капитан-лейтенант, раз у вас страсть к этим делам. Весьма полезное занятие на благо людей.

Последней он вынул из мешка плоскую медную доску:

— Сия пластина самородная с Медной речки. Весьма ценится у местных индейцев-калошей, владеют ими лишь вожди ихние — тайоны…

Спустя три дня в Крестовую гавань начали прибывать группами отставшие шестьдесят байдар. Первый отряд вел помощник Баранова Иван Кусков. Войдя в бухту с передней байдары, произвели салют из ружей. «Нева» ответила двумя ракетами.

— На ночь поднять фонари на мачтах, чтобы байдарки не сбились в темноте, — передал Лисянский вахтенному офицеру, — после ужина отрядите на вход бухты шлюпку с вооруженными матросами, под началом квартирмейстера, для охраны прибывающих байдар.

К концу сентября в Крестовой гавани собралось 350 байдарок, 40 русских промышленников и около 800 человек алеутов, жителей Кадьяка. Все было готово к выступлению.

Перед началом военных действий в кают-компании состоялся совет. Первым заговорил Баранов:

— Генеральная цель наша — примерно проучить индейцев за убийство и разбой, изгнать Катлиана из крепости. Напрасной крови нам не потребно, потому начнем сначала переговоры с Катлианом. Ежели он будет упрямиться, возьмем крепость штурмом. Тогда-то ваши пушки, господин капитан-лейтенант, офицеры и матросы станут нашей главной силой.

Лисянский досадливо поморщился, ему не хотелось рисковать людьми.

— Ближе к делу будет видно, однако желательно обойтись без десанта. Думается, пушечных залпов будет достаточно для покорности индейцев.

Баранов, пожав плечами, промолчал…

Давно стемнело. Лисянский, как обычно, обошел шлюп перед сном с вахтенным Коведяевым. Окинул взглядом подвязанные к реям паруса, крепления якорных канатов, спустился в жилую палубу. В нос ударил спертый воздух. Днем палубу по его приказанию тщательно проветривали, ставили жаровню, но все равно через час-другой пахло прелой одеждой и кислым. Уставшие за день матросы похрапывали, несвязно бормотали во сне. Вполголоса приказал Коведяеву:

— Передайте завтра квартирмейстерам — нынче холода наступают, перед сном отдельную жаровню топить для сушки одежды.

Поднявшись на палубу, подошел к борту. На берегу бухты гигантским полукружием горели десятки костров. Вокруг них громоздились сотни перевернутых байдарок. Они служили кровом и жилищем для алеутов-кадьякцев. Вокруг огней копошились фигурки людей, готовили пищу, сушили одежду. Кое-где плясали. Назавтра решили выступить против неприятеля.

Схватка эта предстояла с применением военной силы. Не раз участвовал он в сражениях, слышал посвист пуль, визги летящих ядер, разрывы бомб… Падали убитые, стонали раненые. Так было на Балтике в войне со шведами, в Вест-Индии при стычках с французами. И вот он опять лицом к лицу с этой извечной загадкой, скрытой таинственной завесой от пытливого ума человека, — роковым смыслом войны. Чем оправдать ее жертвы? Вспомнились вдруг Муловский и Тревенен. Первый лелеял побывать в Америке, второй достиг этих земель и хотел свидеться с ними еще раз. Не удалось. В прошлых сражениях он, Лисянский, выполняя свой долг, как человек военный, повиновался беспрекословно, с рвением исполнял все приказы. Нынче же ход событий вручал ему судьбы его подчиненных, которым предстояло осуществить на деле решения своего начальника, рискуя своей жизнью. Поэтому поначалу надо было принять все возможное для мирного исхода. Как-никак восстанавливать свои права приходилось, сгоняя с насиженных мест аборигенов.