Тайна моего отражения - Татьяна Гармаш-Роффе

Через две минуты я была готова мурлыкать, как кошка. Через пять минут я спала.

Джонатан разбудил меня, как было условлено, в восемь утра, и мы спустились в гостиничный ресторан на завтрак.

– Я звонил в больницу, чтобы узнать, как Шерил.

– И тебе сказали, что она без изменений.

– Да.

– Как ты помнишь, по телефону так отвечают всем: распоряжение полиции. Чтобы узнать, как она на самом деле, надо звонить комиссару…

– По крайней мере, мы хотя бы знаем, что она еще жива.

– Я это и так знаю, Джонатан. Если бы Шерил умерла – я бы почувствовала. У нас с ней что-то вроде телепатической связи… И я знаю, что она вышла из комы. Уезжая, я ей сказала, чтобы она не торопилась и пришла в сознание тогда, когда мы найдем убийц. Должно быть, мы уже близки к разгадке. Только нам надо торопиться…

Торопиться! Я торопилась. Я торопилась внутренне так, что во мне аж все содрогалось от нетерпения. Но торопиться – куда? Я никак не могла решить, какими должны быть наши последующие шаги. Джонатан мне здесь был не советчик: он не в своей стране и не в состоянии представить, каким образом действовать, с кем и как говорить, кому и как врать, а кому рассказывать правду.

На очереди были подруги Куркиной, среди которых следовало найти ниточку, ведущую в роддом имени Индиры Ганди, в котором родилась я. Если одна из них работала в этом роддоме, то у нас появлялся шанс пролить свет, хотя бы частично, на загадку моего появления на свет в данном заведении вообще и у моей мамы в частности. Но звонить и снова рассказывать историю про крестную?..

Я задумалась. Эти женщины дружили между собой и могли знать друг о друге достаточно, чтобы понять, что я лгу. Следовало придумать что-то другое…

– Нужно позвонить Людмиле, – сказала я. – Кажется, у меня есть мысль.

Ничего не объясняя по телефону, я только попросила разрешения приехать к ней. Людмила радушно откликнулась, добавив, что вот только Кости, к сожалению, нет дома. Но Костя мне и не нужен был.

Через сорок минут мы снова оказались в квартире, пахнущей молоком и пеленками. Нас ждал горячий чай, к которому очень кстати пришелся купленный нами по дороге торт.

– Скажите, Люда, а эти подруги, телефоны которых вы нам дали, они были на похоронах вашей свекрови?

– Были, конечно. У нас дома потом поминки справляли, все пришли. Народу вообще было много, ее люди любили… А что?

– То есть не так давно вы с ними общались… И вам будет удобно им позвонить, правда? Нам нужна ваша помощь. Надо обзвонить этих подруг и сказать, что вы делаете альбом с фотографиями вашей свекрови и хотели бы их подписать. У вас наверняка найдутся снимки Елены Петровны с подругами, не так ли?

– Верно, есть. И, представьте себе, мы с Костей действительно собираемся сделать альбом с мамиными фотографиями!

– Тем лучше! Так вот, спросите их, кто в каком роддоме работал и в какой должности, якобы для подписей. Меня из них всех интересует та женщина, которая работала в роддоме имени Индиры Ганди. Сделаете?

– Да ради бога!

Людмила встала, взяла у меня листок и набрала первый номер. Она прождала долго, но к телефону никто не подошел. Зато второй номер откликнулся сразу.

– Мария Николаевна? Добрый день, Людмила Куркина говорит… Да-да, невестка. Я к вам с просьбой. Мы тут с Костей альбом делаем с мамиными фотографиями… Что? Именно! Довольно много, штук пятнадцать… Я как раз поэтому вам и звоню! Я подписать их хочу, а не знаю, кто из вас в какой должности и где работал… Что? Пишу, пишу… Вот видите, а я чуть было не написала: «Роддом имени Индиры Ганди», я думала, что вы работали там… – Людмила блеснула мне хитрыми глазами и подмигнула. – Ну да, я поняла. А, так это Колесникова Наталья Семеновна? Вот спасибо, а то я уж и ей собралась было звонить… Да что вы говорите? И давно?

Я похолодела, услышав эти слова. Людмила положила трубку с растерянным видом.

– Не повезло вам, – сказала она, садясь обратно к столу. – В вашем роддоме работала Колесникова Наталья Семеновна, но только она…

– Умерла?! – не выдержала я.

– Нет, слава богу. Уехала в Америку. К детям. Вроде бы давно собиралась, а в конце октября уехала.

Ах, какая досада! Что же теперь делать? Она нам позарез нужна, эта Колесникова!

– Не знаете, что за дети там у нее в Штатах?

– У нее дочка замужем за профессором математики, его пригласили работать в какой-то американский университет. Это нам сама Наталья Семеновна рассказывала, на поминках… Но я даже не помню, как его звать, профессора этого…

Людмила нам сочувствовала. Сочувствовала изо всех сил, и в ее миловидном лице, в ее влажных, круглых карих глазах отражались одновременно готовность нам помочь и огорчение, что не удается.

– Знаете что… Нельзя ли перезвонить еще раз и спросить адрес? Колесникова должна была оставить его своей подруге!

– Да, но только что я скажу? Я же не могу сделать вид, что собираюсь написать письмо едва знакомому мне человеку?

Следовало что-то придумать. Помог Джонатан:

– Во время поминок никто не делал снимки?

– Как же, Костя снимал всех! Он так рад был, что пришло столько людей… Он еще сказал тогда: «Так редко бывает при жизни, чтобы все друзья собрались разом, а вот на похороны пришли все…»

Как просто сказано и как верно, подумала я. И как грустно…

– Это удачно для нас… – сказала я вслух. – Тогда можно попросить адрес Колесниковой в Штатах под тем предлогом, что вы хотите разослать фотографии всем подругам вашей свекрови. Придется действительно размножить эти фотографии и разослать их. Дубли можно сделать за один день, мы вам оплатим… Позвоните этой Марии Николаевне, Люда! Скажите, что вы забыли спросить у нее ее адрес, и, между прочим, спросите адрес Колесниковой в Америке.

Но моя гениальная идея не сработала. Мария Николаевна объяснила, что Колесникова адреса не оставила, сославшись на то, что не знает пока, где будет жить.

– Спросите адрес детей, – шепнула я.

Но и их адреса у Марии Николаевны не было.

– А вот у меня тут есть фотография, где мама в гостях у Колесниковой, – проявила инициативу Людмила. – Там и ее дочка с мужем. Он профессором был, да? Не помните фамилию, а то я подпись хочу сделать: профессор такой-то…

Повесив трубку, она развела руками.

– Все, чем я могу вам помочь – это фамилию профессора вам дать: Печатников. Может, его легче найти, он человек известный… Во всяком случае, тут, когда они в Москве жили, он был важной шишкой… А вы в Америку хотите поехать?

Хороший вопрос. Я посмотрела на Джонатана.

– Мы не хотим. Нам нужно поехать в Америку и повидать эту даму.

Едва мы вышли от Людмилы, как Джонатан потащил меня в агентство «Дельта Эрлайнз» за билетами.

Надо сказать, я обалдела от такой скорости принятия решения. Живя в моей стране, я привыкла считать выезд за границу чем-то сложным, требующим длительной подготовки и обдумывания, заполнения кучи анкет, ожидания виз и немалого бюджета, который далеко не у всех водился.

Но Мэри Сандерс, англичанке, не требовалась виза, и бюджет Джонатана, кажется, был ничем не ограничен – во всяком случае, деньги на меня или на мои дела он тратил с легкостью, хотя я ни разу не видела, чтобы он что-то покупал себе. Он не был озабочен шмотками – его одежда и парфюмерия ограничивались необходимым, хоть и дорогим минимумом, в еде он не был ни капризен, ни избирателен – короче, деньги ему не жгли карман, и он их тратил по необходимости, но не жалея.

– Почему Нью-Йорк? – поинтересовалась я по дороге.

– Надо же с чего-то начать, – был ответ. – Там по крайней мере есть Брайтон-Бич. Хотя если информация верна и ее зятя, профессора, действительно пригласили на работу, то вряд ли он живет на Брайтон-Бич. Это местечко не самое подходящее для людей, имеющих приличную зарплату.

– Уверяю тебя, там живет немало русских, получающих большие доходы! Я читала про них в газетах.

– Это, как мне представляется, несколько специфическая категория… Как и доходы, впрочем.

– Хорошо, а как ты собираешься действовать?

– Оля, у нас же есть целых две фамилии! Что же, по-твоему, в Америке справочных служб нет? К тому же они эмигранты, и существуют эмигрантские службы… Впрочем, будет быстрее, если я побеспокою дядю.

Билеты нам смогли предложить только на послезавтра. Что Джонатана явно не устраивало.

– Поставьте нас в список ожидания, начиная с ближайшего рейса, – обратился он к девушке с белозубой улыбкой.

– Ближайший рейс через три с половиной часа. Посмотреть, есть ли там места?

Джонатан глянул на часы, посоображал мгновение и ответил утвердительно. Девушка склонилась к экрану компьютера.

– Есть. Будете оформлять?

Я запаниковала. Как это, прямо сейчас взять и улететь? А собраться? А сложить чемодан? Я не успею!

– Оформляйте.

И, повернувшись ко мне, Джонатан произнес внятно: