Эдди Рознер: шмаляем джаз, холера ясна! - Дмитрий Георгиевич Драгилев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Концертные организации медленно, но верно сверяли свои «компасы и часы» с новым курсом. «Положению дел» на советской эстраде был придан характер высшей политической важности: через каких-нибудь пару лет оно будет обсуждаться на пленуме ЦК.
В прессе нещадно ругали певцов, тех, кто когда-то работал с Рознером. Вот какую характеристику дали на страницах журналов «Музыкальная жизнь» и «Советская эстрада и цирк» пению Ларисы Мондрус: «Вокальные возможности очень скромны, укладываются в пределы далеко не полной первой октавы», шепот и мелодекламация или «трескучий, лишенный музыкальности звук», «“въезд” в ноту», «всхлипывающие интонации, идущие от “душещипательных” романсов», микрофон – не партнер, а «хозяин» певицы, песни похожи друг на друга и делятся на две категории – «грустно-лирические» и «твистообразные», «экстравагантностью подменяет смысл произведения», «уже есть имя, но нет индивидуальности». Последнее определение звучало еще и в адрес Екатерины Шавриной. По поводу Тамары Кравцовой: «никакой достойной наших дней мысли». У Владимира Макарова – «излишняя экспрессия» и «преувеличенная жестикуляция», Эмиль Горовец – «излишне подвижен и воодушевлен», стремится «во что бы то ни стало понравиться зрителю», репертуар Салли Ландау «крайне неудачно составлен».
В ноябре 69-го неожиданно умер Борис Ренский, коллектив которого в последние годы тоже пытался исполнять американскую джазовую классику. В 1970-м Росконцерт отказался от услуг Юрия Саульского. Фактически его оркестр «попал под сокращение». Короткое время бэндом будет руководить пианист Борис Рычков, но четырехлетняя история ВИО-66 на этом закончится навсегда.
У Рознера были свои печали. Напрасными оказались упования Эдди на то, что он будет представлен к званию заслуженного артиста РСФСР. Хотя бы к шестидесятилетию. Страна праздновала юбилей основателя советского государства. В конце весны 1970 года оркестр гастролировал в Куйбышеве, 25 мая Рознер улетел в Москву и вернулся через три дня. Никаких торжеств в честь Рознера, в духе тех мероприятий, какими удостоили Утесова пятью годами раньше, не случилось. (Кстати, в семидесятом Утесов стал соседом Эдди по дому.)
Да и завистники не дремали. «Они выжили маэстро со столичной сцены», – услышишь сегодня. Выпуск фестивальных пластинок «Джаз-67» растянулся на три года: первая вышла по горячим следам, вторую и третью пришлось ждать. Но записи оркестра Эдди Рознера на эти пластинки так и не попали: постарались интриганы в комиссии эстрадно-инструментальной музыки Союза композиторов, в котором «царь» не состоял. Это был третий удар и, возможно, последняя капля.
Домой, в Белоруссию?
Спровоцировать Рознера на заявление об уходе было легко. К тому же у руководства концертных, филармонических организаций страны имелись десятки способов для того, чтобы добиться желаемых кадровых изменений – проверенных методик, срабатывавших в других случаях и с другими дирижерами. Можно было, например, лишить надбавок к зарплате, мотивируя это падением интереса зрителя и отсутствием должных сборов – выручки от концертов. Или пенять на конфликты в коллективе, недоразумения, уход солистов. Напомню, что оркестранты жили попросту на перекладных, порою без отпусков, в изматывающих поездках, чтобы выполнить план, предписывавший энное число выступлений. Особенно доставалось немосквичам, а таких было немало: чиновники медлили со столичной пропиской, порой отказывая в суточных и даже оплате гостиничных номеров, которые снимались в Москве. Неприятной обязанностью шефа стали докладные, характеристики на музыкантов, отчеты. Как выразился один врач, «объяснительные записки – дело тонкое: тут и под дурачка закосить надо, и детали-нюансы указать – они и достоверности придают, и искренности такой простоватой… Мы же все битые-перебитые, и любой «служебный конфликт» раньше или позже ведет к «объяснительной».
Один из последних концертов московского оркестра. Слева за роялем – Николай Левиновский. 1970
Юрий Цейтлин в 50-х годах оказался свидетелем такого эпизода. Во время репетиции очередной программы на базу оркестра нагрянула огромная комиссия.
Тогда Просенков шепнул коллегам: «Орел еще не умер, а черви уже ползут!»
Сергей Герасимов:
Возня вокруг большого человека всегда случается. К Рознеру приходили какие-то чиновные люди, комиссии, проверяли, говорили, это, мол, пошло, это плохо, это нельзя. Как человек, мечтающий о чем-то лучшем, интересном, он решил сделать новый прыжок.
Несмотря на всю свою популярность, Рознер не открывал заветные двери пинком ноги. «Унижаться и просить Эдди не привык и не умел», – вспоминает Цейтлин. В Росконцерте знали эту черту его характера. «Ему тоже, как простому смертному, приходилось преодолевать кабинетные преграды», – пишет эстрадный журналист Борис Савченко и приводит слова музыкального редактора Чермена Касаева: «Такого не бывало, чтобы Рознер явился и ему ни в чем не отказали!»
Оркестр оставался невыездным. В Росконцерте были в курсе личных хлопот Эдди Рознера на предмет поездки на Запад. Пусть даже без оркестра, просто повидаться с родственниками. Хлопотал он и теперь. Наивно беспокоил ОВИР просьбами о туристической визе. А почему бы и нет? Цфасман уже успел побывать и в Англии, и в Скандинавии, и в некоторых других странах. Рознера в Америку настойчиво звала сестра – Эрна Вайнреб, периодически присылавшая деньги. «Начинающий отказник» был слишком именит, чтобы лишить его работы. Но отпустить такого «туриста» на «дикий Запад», оставив в должности? Это уже перебор. Летом Рознер начал оформлять пенсию, что облегчало его уход из Росконцерта: как пенсионер он мог работать везде. В декабре 1970 года московский оркестр Рознера отыграл свои последние концерты: в начале месяца – в Москве в Театре эстрады, 22–26 декабря – в Горьком. «Мы выложились по максимуму, – вспоминает Сергей Герасимов. – Прощаясь, растроганный Рознер сказал нам: “Я и не думал, что у меня такой хороший оркестр!”»
Заглянуть в закулисье сложно. Еще труднее разобраться во всех деталях, если минуло сорок лет с момента события. Надеялся ли Эдди втайне, что его заявление об уходе никто не примет во внимание, что упросят остаться? Что события примут иной оборот? Или твердо решил уйти, уповая на удачу, которая редко изменяла ему, на новое чудо? Таким чудом любому здравомыслящему человеку казался успех коллектива, который Рознеру предложили собрать под эгидой… Гомельской филармонии. Да, да, Гомельской, даже не Минской.
«Халеймес»[51], – сказали бы евреи. «Холера» – по
