Оазисы (СИ) - Александр Цзи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он склонился над Аланом, чтобы заглянуть в глаза. Он не заметил, что боль перестала терзать поверженного противника, увлекшись своей речью. И никак не ожидал нападения.
Алан нанес удар Рафу прямо в танден.
Нанес не совсем так, как полагалось, ибо бить требовалось в положении стоя, а не лежа. Но солнечный выдох “Х-ха!” удался на славу. Костяшки пальцев воткнулись в твердый живот Себа; Алан знал, что эффективность этого удара вовсе не зависит от физической силы, и, помнится, легкое касание чуть не отправило Димитрия к праотцам, но сейчас Алан вложил в этот удар все силу и всю волю, которые смог наскрести.
Себ выдохнул и повалился на спину.
А Алан, наоборот, поднялся на ноги и, задыхаясь, держась за кровоточащее плечо, произнес:
— Ты слаб, Себ, и не противник мне. Я сражаюсь по твоим правилам, но даже здесь ты не можешь ничего сделать… Сдавайся и завершим уже этот балаган.
Ситуация переменилась — теперь Себ лежал у ног стоящего Алана. Рыцарь Дебрей смертельно побледнел, корчась и держась за живот, не издавая ни звука. Настала его очередь испытывать запредельную боль. Что-то подсказывало Алану, что эта боль не идет ни в какое сравнение с его недавней болью и болью Ингвара… Не зря Рафу не научила этому приему даже любимого пасынка.
“Одна ночь — мало, чтобы стать даже самый плохой гэнин, — прозвучал голос Рафу в его памяти, — но достаточно, чтобы выучить один-единственный прием. Он может спасти твоя жизнь, когда ты встретишься с Осаму снова”.
Она не ошиблась — прием сработал. Себ не ожидал ничего подобного, он даже не знал о существовании такого приема.
Содрогаясь, он медленно, словно превозмогая гигантское сопротивление, поднес одну из палок к шее.
— Не думаю, что у тебя пройдет тот же трюк, что и у меня, — сказал Алан, чье дыхание перехватило на сей раз не от собственных страданий, а чужих. — Сдавайся.
“А если он сдастся, что я сделаю? — подумалось ему. — Как я облегчу его мучения? Я ведь не знаю, как убрать последствия собственного приема; этому Рафу меня не учила. Она считала, что я захочу его убить!”
Но Себ и не собирался сдаваться. Обливаясь потом, вращая глазами и скрипя зубами, он продолжал сгибать руку с палкой, пока ее конец не уперся в подбородок.
Алан, зачарованно наблюдавший за этим действом, догадался слишком поздно.
— Стой! — крикнул он.
Но что-то щелкнуло — очевидно, скрытая пружина в палке, и спрятанная в оружии пика вылетела прямо в горло Себастьяну Келлеру, известному также как Осаму или Рыцарь Дебрей. Пика пронзила мягкие ткани с огромной силой, и ее окровавленный кончик показался из затылка, обагрив волосы. Тотчас Себ перестал дергаться и затих.
Наступила полная тишина. Почудилось, что даже Основатель перестал светиться с прежней интенсивностью, а призрачные угри застыли в воздухе под сводами Чертогов. Свидетели боя на ступенях не издавали ни звука; они точно перестали дышать.
А затем раздался мягкий голос Основателя:
— Поздравляю, Алан Аркон, ты победил. Двоих больше нет, остался Один — со своей единственной истиной. Мир останется в прежнем состоянии, разделенный на Оазисы и Дебри.
***
— Нет, — вырвалось у Алана. И снова, как в случае с признанием в любви, это слово вырвалось само собой, словно язык обрел собственное разумение.
— Нет? — удивился триединый Основатель.
— Себ прав, — сказал Алан, не отрывая взора от мертвого Рыцаря Дебрей. — Люди должны обрести свободу.
— И почему ты не заявил об этом ранее? — спокойно и равнодушно спросил Основатель. — Тогда Себастьян остался бы в живых.
— Себастьян сошел с ума и убил слишком многих… И убил бы еще больше в будущем… Я не хотел его смерти и готов был умереть сам… Вы все этому свидетели. Но о том, что мир нуждается в переменах, я понял только сейчас. Люди должны обрести свободу, но не сразу, а постепенно. Слишком много изменений и реформ за короткое время оглушит человечество и приведет к большим бедам, а постепенные перемены… на протяжении поколений… сделают мир лучше и чище.
— Ты уверен? — спросил Основатель, и Алану почудилась в его ровном голосе тонкая насмешка.
— Нет, не уверен, — честно сказал он. — Я просто надеюсь на это. И верю.
— То, чего не хватало нам, — признал Основатель. — Мы перестали верить, а потому перестали жить по-настоящему. Наверное, именно потому окончательное решение полагается принять именно Двоим… Что ж, схватка состоялась, приговор объявлен. Мир будет меняться, но не сразу, а постепенно. Мы предполагали такой сценарий развития в далекие времена — и он готов. В этом мире родится тот, кто разрушит Черную границу на земле и в умах людей; тот, кто освободит Оседлых, умиротворит Пилигримов и подарит истинную свободу. Он поведет за собой разные народы Земли, и они назовут его Пророком Свободы. Ну, а что будет дальше, неведомо даже нам.
— Где? — раздался тонкий от напряжения голос Тэна. — Где родится этот Пророк? Я хотеть быть его спутник и слуга!
— Тебе не придется его искать, — заверил его Основатель. — Он появится совсем рядом. Тебе лишь нужно оставаться рядом с друзьями… Суд завершен.
И Основатель растаял в потоках жемчужного света.
***
Когда Алан, Кассия, Тэн, Матиас, Димитрий, Кровак, Н’Гала, Борислав и три Клейменых, что сняли маски, не скрывая более Клейма на лбах, вышли из Чертогов Основателей, наступил вечер и опустились густые синие сумерки.
Себастьяна и Омара похоронили у выхода из узкого ущелья, которое вело к Чертогам, в рыхлой земле, а сверху навалили камней, чтобы до тел не добрались стервятники.
Некоторое время Пилигримы и Клейменые стояли вокруг двух могил, а колеблющееся пламя факелов разгоняло ночной мрак.
— Я тоже виноват в его смерти, — заговорил Алан. Он обнимал Кассию одной рукой, а она осторожно прижимала кусок чистой ткани к его ране на плече. — Я его бросил… тогда, в детстве.
— Ради богов! — прорычал Димитрий. — То есть, ради Основателей, брось нести этот убогий бред, Алан! Ты бросил весь родной Оазис — так что теперь, смерть каждого галльфранца на твоей совести? Все Пилигримы оставляют дом и часто больше никогда не возвращаются. Таков закон бытия… То есть таким он был — до сегодняшнего дня… А теперь я и не знаю, как будем жить
