По слову Блистательного Дома - Эльберд Гаглоев

— С прискорбием должен сообщить тебе, почтенный кавалер Андрий, что те двое, которые пощадил достойный лорд, так и не сообщили о случившемся.

— Почему же? Да и откуда тебе это известно?

— Те двое и еще десяток пали жертвой своей неучтивости, — информировал Андрия Хамыц.

— Как так? — недоуменно поднял бородку кавалер. — Они умелые воины.

Черное лило Тиваса залучилось невероятной скромностью.

— Троих изничтожил достойный фавор. — И Унго застенчиво потупил глазки.

— Троих воспитывал до смерти своим копьем наш певец. — Хамыц с готовностью продемонстрировал свои прекрасные зубы. — А одного надвое развалил мечом. — Улыбка стала значительно шире. — Десятника по имени Дагобер.

— Остальных перебил стрелами этот скромный, молчаливый юноша. — И Тивас величественно махнул рукой в сторону смущенно нахохлившегося Баргула.

— Великолепно, просто великолепно. Какая решительная победа! — довольно промурлыкал Андрий. И тут на его высокое чело присела темная тучка. — Почтенный Тивас, достойный бард, простите мое недоверие, но надвое — это как? Они ведь окольчужены. И кольчуги их хороши.

— А вот так — надвое, — радостно хмыкнул Тивас. — Отсюда, — чубуком от трубки он указал на свою макушку, — и до седла. Седло, кстати, он тоже разрубил.

— Невероятно, — удивленно протянул кавалер. — Но для этого нужна сила вагига. Да и меч их работы. Не то чтобы я не верю, но мечтал бы я увидеть такое своими глазами.

— А почему не показать, — гибко поднялся Хамыц. — Брат мой Баргул, не сохранились ли в наших переметных сумках кольчуги этих недостойных? И закати кусок шелка. Хочу нашим сестричкам еще по платочку подарить.

Тот молча вышел, чтобы через пару минут вернуться.

— Ту, которую мой старший, Хамыц, разрубил я брать не стал. И те, что фавор попортил, тоже. А остальные подобрал. Добыча, — пояснил он.

— Добрый Бындур, нет ли в твоем хозяйстве чурбана, который стоит разрубить? — пророкотал Хамыц.

— Найдем.

И скоро двое давешних крепышей втащили в зал кусок бревна высотой с рослого человека, а толщиной — в, скажем так, крепкого. Баргул натянул кольчугу на чурбан, с сожалением качнул головой, даром-де добро переводите.

Хамыц сжал в левой руке кусок шелка, встряхнул кистью правой и закатил речь:

— В моей земле, когда мужчина достигает двадцати лет, он может просить у старших доверить ему боевой меч. Его подвергают испытанию. Он должен показать верность своего глаза, силу своей руки и восхвалить мастерство отца клинка. Я сделаю так.

И с этими словами высоко подбросил платок. Меч синей молнией вырвался из ножен и разрубил надвое лежащий на блюде перед кавалером окорок. Следом крутанулся над головой Хамыца и надвое развалил обтянутый кольчугой чурбан, метнулся снизу, коснулся уже падающего шелкового платка и влетел в ножны, а Хамыц, хлопнувшись на колено, поймал над полом уже два платка.

— Никогда бы не поверил, — медленно проговорил Граик, — что такое возможно. И таким мечом.

— Впервые вижу вас столь удивленным, почтенный магистр, — приторможенно съязвил кавалер.

— А я вас.

— Неудивительно. Если бы я сам не видел этого — сказал бы, что сие невозможно. Но какое мастерство! — И Андрий опасливо осмотрел чисто разрубленный окорок. На блюде же не было даже намека на царапину. Тут в нем возобладал военный чиновник. — Почтенный Хамыц, не скажете ли, где делают такие клинки?

— Ах, оставьте, кавалер. Вы лучше скажите, где учат так ими владеть?

Хамыц выставил вперед ладонями руки.

— Все скажу. Все, — лукаво улыбнулся. — Только выпить дайте.

Но выпить ему не дали.

ГЛАВА 25

Капитальная, сколоченная из толстых досок, украшенная затейливой резьбой дверь громко шарахнула о стену, распахнутая молодецким пинком. Постояла с минуту и, лишенная петель, рухнула. И в открывшийся проем полезла другая дверь. Здоровенный, почти в рост человека, окованный железными полосами щит. Над щиток топорщился развесистыми рогами шлем, из-под которого люто смотрели на окружающую действительность два ярко-синих глаза. Обладатель всего этого роскошного антуража сделал три шага вперед и явил себя изумленным взглядам присутствующих. Непристойного, огромного роста человек столь героических параметров, что огрохеренный щит не смог укрыть полностью всю эту груду мышц. Ни тяжеленных грубокованных наплечников, ни чудовищного пластинчатого доспеха, ни туго обтянутой кольчугой, распираемой изнутри мускулюсом руки, небрежно помахивающей обоюдострой секирой великанских размеров. За спиной скандального посетителя просочились в дверь и развернули строй по обе его стороны еще девятеро крепышей, не таких, впрочем, авантажных, но вполне убедительных, в серых, до колен, кольчугах, с кольчужными же капюшонами, с треугольными кавалерийскими щитами и длинными прямыми мечами в верхних конечностях. Щитоносный предводитель нечленораздельно проревел что-то на тему:

— Всем встать.

Тележное колесо с многочисленными свечами, используемое вместо люстры, аж закачалось, пораженное мошью голосовых связок. Эхо пугливо спряталось под потолком.

Излишней популярностью у аборигенов, как мне показалось, вновь прибывший не пользовался. Скорее, наоборот. Никто не поднял свою почтенную поясницу, однако по помещению тихой волной прокатился негромкий шорох. Весьма характерный, тот самый, который издают клинки, покидая хорошо смазанные ножны. Пипл явно готовился к мордобою с применением колющих и режущих предметов.

В зал, отодвинув местного викинга, буквально влетел огнегривый, высокий и мощнотелый персонаж. Он тоже был в серой кольчуге Внутренней Стражи, однако, в отличие от подтанцовки, не держал оружия в руках. Оно покоилось в ножнах на широком поясе. Длинный неширокий меч и тяжелый кинжал.

Уместив ладони на рукоятях, огнегривый обвел всех в высшей степени вызывающим взглядом и глубоким, звучным голосом заорал:

— Именем Блистательного Дома!

Напугав нас таким образом, он заткнулся, сунул руки за ворот кольчуги и извлек оттуда украшение, представляющее собой крупный, в пол-ладони, яростно-голубой камень в обрамлении каких-то завиточков белого металла. Красота эта люто блестела и висела на этакой затейливой, белой же, цепи. От фигуры оратора явственно дохнуло властностью и правом повелевать. Некоторые встали.

Но тих был наш бивак угрюмый. Недовольный произведенным эффектом выступающий возопил вновь:

— Именем Блистательного Дома! Лорд Шарм'Ат обвиняется в крамоле против Блистательного Дома. Все повеления указанного лорда объявляются незаконными. Гоард указанного лорда надлежит лишить оружия и власти и содержать под стражей до выяснения. Дознание доверить Внутренней Страже. Жителям Земли Шарм'Ат оружие сдать в кремни Внутренней Стражи. Кто противоречить будет этому слову, да будет лишен свободы, а буде окажет сопротивление — и жизни.