Червь Уроборос - Эрик Эддисон

Он поднялся, неуверенно протягивая руку к винному кувшину. Украдкой он наблюдал за дочерью, каждый раз отводя взгляд, когда их глаза встречались.

— Корунд, — произнес он, наливая себе еще вина, — лопнул бы от смеха, услыхав чопорное ворчание твоей матери. Нет никакого сомнения, что он же и приказал своей жене устроить все это, и когда он явится к ней по возвращении домой, то будет лишь жарче любить и благодарить ее за все, что она для него сделает нам назло. Поверь мне, не каждая стоящая женщина добьется расположения у короля.

Створка окна была распахнута, и, пока они стояли молча, со двора внизу донеслись дрожащие звуки лютни и мужской голос, мягкий и глубокий, певший такую песню:

Зевес быкам дал роги,Копыты лошадям;Он скорый бег дал зайцу,Льву — полный зев зубов,

Способность плавать — рыбам,Он птицам дал полет,А мужество — мужчинам.Немного что для женОсталось в награжденье.

Что ж дал им? КрасотуВ замену копий, шлемов:И щит, и огнь, и мечКрасавица сражает.[81]

Леди Шрива поняла, что это пел под окнами ее покоев Лакс. Ее кровь яростно забилась, а предприимчивая натура повлекла ее воображение отнюдь не навстречу ему, и не к Коринию, но путями небезопасными и странно манящими, доселе ей и не снившимися. Ее герцог-отец подошел к ней сзади, расталкивая стулья по дороге, и произнес:

— У Корунда множество сыновей. У Корунда молодая королева. Если он колдует с белой розой, почему бы нам с тобой не поколдовать с красной? Она не менее прекрасна, черт меня подери, и благоухает столько же сладко.

Она уставилась на него широко раскрытым глазами, заливаясь румянцем. Он взял ее руки в свои.

— Неужто эта иностранка и ее болезненный ухажер будут чинить нам препоны? — промолвил он, — Длинные бороды, что белые, что черные, слишком уж режут наш глаз, думается мне. Совершенно неприемлемо, чтобы эта щепетильная дамочка со своими чуждыми замашками… Боишься выйти против нее?

Шрива уткнулась лбом в его плечо и еле слышно прошептала:

— Увидишь, если до этого дойдет.

— Это должно произойти сейчас, — произнес Корс. — Презмира, как ты мне сказала, будет просить аудиенции с самого утра. Да и женщины слаще всего ночью.

— Вдруг Лакс тебя услышит! — сказала она.

Он ответил:

— Пф, ему не в чем тебя винить, а если даже он узнает, то с этим мы как-нибудь управимся. Твоя слабоумная мать только что кудахтала о чести. Но это всего лишь слово, а если даже и нет, то скажи-ка, откуда еще бьет такой источник чести, как не от короля из королей? Если он примет тебя, то этим почтит тебя, также как и всех, кто связан с тобой. Что-то я не слышал, чтобы бесчестие ложилось на мужчину или женщину, которых почтил сам король.

Она рассмеялась, поворачиваясь к окну и все еще не отпуская его рук.

— Ох и крепкое зелье ты мне дал! Думаю, о отец мой, оно влияет на меня больше, чем все твои доводы, которые я, по правде говоря, не слишком-то и запомнила, потому что не особо в них верю.

Герцог Корс взял ее за плечи. Он смотрел на нее сверху вниз, ибо она была невысока ростом.

— Клянусь Богами, — сказал он, — аромат красной розы пьянит великого мужа сильнее, чем белой, хоть та и более крупный цветок, — и добавил: — А почему бы не позабавиться, не устроить сумасбродную проказу? Вот тебе плащ с капюшоном, и маска, и мой перстень, чтобы удостоверить, что ты послана мною. Я проведу тебя через двор к подножию лестницы.

Она ничего не сказала и улыбнулась ему, поворачиваясь, чтобы накинуть на плечи огромный бархатный плащ.

— Ха, — сказала она, — Теперь видно, что дочь стоит десяти сыновей.

В это время король Горайс сидел в своих личных покоях и писал на пергаменте, разложенном перед ним на столе из полированного мармолита[82]. У его левого локтя горел серебряный светильник. Король отложил свою корону, тускло поблескивавшую в тени у светильника, положил перо и перечитал написанное. Вот, что он написал:

«От меня, Горайса Двенадцатого, Великого Короля Витчланда, Импланда и Демонланда, и всех королевств подлунного мира, слуге моему Корсу. Настоящим повелеваю тебе со всей возможной скоростью направляться с достаточным числом людей и кораблей в Демонланд, ибо населяющему его непокорному и вероломному скоту надлежит испытать всю силу моего наказания. Я желаю, чтобы ты, будучи моим военачальником там, силою вторгся в означенную страну и со всем тщанием грабил, чинил насилие и расправу в этой земле, порабощая, угнетая и предавая смерти способом, какой ты сочтешь нужным, всех тех, кто попадет под твою власть, и в особенности снес и разорил все их твердыни и замки, как то: Гейлинг, Дреппабю, Кротринг, Аулсвик и прочие. Сие предприятие является одним из величайших, ибо необходимо раздавить Демонланд и раз и навсегда отрубить их рога, что могут угрожать нам; и тебе следует понимать, что без твоего исключительного опыта и прежних заслуг я не поручил бы тебе столь важное дело, в особенности теперь. И ввиду того, что все великие предприятия должно осуществлять внезапно и решительно, сие необходимо выполнить, самое позднее, до конца следующей страдной поры. Посему повелеваю, дабы ты, Корс, взял под свое командование немедленную подготовку кораблей, моряков, солдат, конников, офицеров и прочих лиц, оружия, амуниции и всего необходимого для армии, а также средств, каковые нужно собрать для сего предприятия, чему это письмо будет для тебя достаточным основанием. Дано под Моей печатью Уробороса в Моем дворце Карсё xxix мая, vij дня года II Моего властвования».

Король взял из массивного золотого письменного набора воск и свечу и скрепил приказ рубиновой головой червя Уробороса, при этом сказав:

— Рубином, что благотворно влияет на сердце, разум, энергию и память человека. Вот и готово.

В тот же миг, пока воск на скрепляющей поручение Корсу королевской печати еще не застыл, кто-то тихо постучал в двери покоев. Король разрешил войти, и перед ним встал начальник его охраны, доложивший о ком-то, кто остался ждать снаружи и просит немедленной аудиенции.

— И он показал мне вместо знака, о господин мой король, кольцо с вырезанной из черного опала бычьей головой с раздувающимися ноздрями, в котором я признал печать господина моего Корса, какую его светлость всегда носит на большом пальце левой руки. Лишь это побудило меня доставить вашему Величеству сообщение в столь неурочный час. И, если это было ошибкой, то смиренно надеюсь, что ваше Величество извинит меня.