Воспоминания. Из маленького Тель-Авива в Москву - Лея Трахтман-Палхан

Уже после рождения Изика Эрик перенес корь в очень тяжелой форме. Но и в тот раз, слава Богу, все обошлось.

Ни я, ни Миша не были готовы поставить под угрозу жизнь наших детей или благополучие нашей семьи и, не дай Бог, оставить детей одних, без родителей, как это случилось в Диминой семье.

Возможно, это звучит не очень патриотично и обывательски, но прежде чем совершить какой-либо рискованный поступок, мы всегда думали о наших детях, и очень часто это нас сдерживало.

Изик родился 6 октября 1945 года в Томске. Я носила его более девяти месяцев – случай довольно редкий. Конечно, я делала все, чтобы не забеременеть, но тем не менее, когда родился Изик, мы с Мишей были очень счастливы. Рожала я его значительно легче, чем Эрика, и был он, слава Богу, здоровым и достаточно развитым. Ирония судьбы состояла в том, что причиной легких родов, как мне потом объяснили врачи, явилось наше скудное питание – впроголодь. Именно поэтому я и не хотела рожать в эвакуации, так как хорошо понимала, что при таком питании трудно вырастить здорового ребенка, тем более что двое детей у нас уже было. Да и сама военная обстановка не вызывала желания рожать детей.

В подтверждение своей правоты хочу привести только один маленький пример. Хорошо помню, что Изик в утренние часы, когда здоровые младенцы его возраста обычно бодрствуют, очень часто спал, а точнее, тихо лежал с закрытыми глазами. Температура у Изика, как правило, не поднималась выше 35оС, что врачи квалифицировали как упадок сил из-за неполноценного питания.

И таких примеров я могу привести много.

Иногда приходилось носить Изика в детскую консультацию на периодический осмотр. И это было целым мероприятием, к сожалению, далеко не всегда простым и легким.

У нас в поселке консультации не было, и приходилось носить Изика на осмотр в железнодорожную больницу, которая находилась на станции Томск-2. Вроде бы и не очень далеко, километра два-три, не больше, но проделывать этот путь дважды с ребенком на руках, да еще буквально по колено в грязи, было достаточно изнурительно. Миша очень часто был так загружен работой, что не мог участвовать в этих переходах. Иногда, правда весьма редко, удавалось поймать какую-нибудь попутку, но чаще ходили пешком.

Однажды я взяла с собой Диму. Мы шли очень медленно, так как в эту пору была непролазная грязь. Когда я совсем выбивалась из сил, то отдавала закутанного в одеяло Изика Диме, и он несколько минут держал его, давая мне возможность перевести дыхание. Потом я забирала у него драгоценный сверток, и мы двигались дальше. До больницы мы добирались часа два.

После осмотра Изика врач заявила, что у него очень сильное расстройство желудка, вызванное постоянным недоеданием. «Это может закончиться трагически», – добавила она, и я разрыдалась.

Своего молока при таком питании у меня, естественно, было очень мало. Да и какое это было молоко при нашем скудном питании? Доктор пожалела меня и выписала для Изика готовое детское питание в бутылках, какое обычно давали тогда очень больным детям, да и то далеко не всем. Правда, если откровенно, то Изик и был больным. Но в те годы голодание, разумеется, никто не считал болезнью. Врач также посоветовала прикармливать сына супом из свежей рыбы. Ему тогда уже было около полугода. Свежую рыбу можно было достать только на рынке; при этом она стоила бешеных денег. Но какое значение имели деньги, если речь шла о жизни и смерти ребенка?

Не знаю уж, помогло ли Изику детское питание, отличный наваристый рыбный суп или наша постоянная забота о нем, но мы смогли спасти его, и я через всю жизнь пронесла глубокое чувство благодарности к этой тогда уже немолодой женщине – врачу, которая с такой удивительной, я бы даже сказала, материнской теплотой отнеслась к моему сыну. К большому сожалению, моя память не сохранила ее фамилию.

Длительная болезнь Изика вынудила меня оставить работу. Сделать это было далеко не просто. В эти годы в трудовом законодательстве все еще действовали драконовские законы военного времени, прикреплявшие советского человека к производству намертво. Поэтому начальник лаборатории, где я работала, Иватиев, человек в общем-то порядочный, отказался даже подписать мое заявление об увольнении.

Мне пришлось пойти на прием к директору завода. Процедура получения права на прием тоже была далеко не простой и требовала затрат времени, а главное, унизительного и нудного объяснения каким-то случайным людям, для чего мне нужен директор.

Конечно, я понимала, что у директора огромного и очень важного военного завода не было свободного времени, чтобы заниматься таким мелким вопросом, как мое увольнение. Но что я могла поделать, если этот простой вопрос все боялись решить в мою пользу? В конце концов, я попала к нему на прием.

Директор, разумеется, знал Мишу и, когда выяснилось, что я его супруга, выразил готовность мне помочь, добавив, что Михаил очень хороший инженер. Прочитав заявление, которое я положила ему на огромный письменный стол, директор спросил: «А где же виза твоего начальника Иватиева?» Я ответила, что Иватиев не хочет меня отпускать. По телефону директор поговорил с моим начальником несколько минут, положил трубку, немного подумал и вдруг предложил: «Знаешь что, давай сделаем так: я дам тебе отпуск на полгода, ты подлечишь сына и вернешься к Иватиеву. Он очень доволен тобой».

Мой переход, так сказать, в ранг домохозяйки очень поправил наш семейный быт и позволил укрепить здоровье детей. Михаилу я тоже смогла уделять больше внимания, и это конечно же заметно облегчило его жизнь, положительно сказавшись и на его здоровье.

Когда дела на фронте поправились, Красная армия начала гнать немецкие войска на запад и Москве больше ничто не угрожало, многие работники завода захотели вернуться домой. Прежде всего начали паковать домашний скарб. Многие женщины, работавшие на заводе, попытались уволиться. Но как я уже писала, тогда уволиться с завода было практически невозможно. Для женщин в принципе существовал вполне легитимный способ уволиться – беременность. По советскому законодательству полагался двухмесячный отпуск до и такой же после родов, т. е. можно было покинуть завод, даже не увольняясь.

Переход в домохозяйки отразился весьма существенно и на нашем продовольственном снабжении. К большому сожалению, мы стали получать гораздо меньше продуктов, так как мне, как неработающей супруге-иждивенке, полагалось лишь немного хлеба и 400 г растительного масла в месяц.

Но к счастью, в это время наше подсобное хозяйство уже приносило неплохой урожай картошки, капусты, всякой зелени и даже зерна. Это, конечно, очень разнообразило наш стол, а главное, земельный участок был единственным источником витаминов, в которых все тогда сильно нуждались.