Наследство Карны - Хербьёрг Вассму

Другая особенность Страндстедета заключалась в том, что здесь всех одинаково интересовали деньги. Большие и малые деньги тянулись за всеми делами, как хвост за мышью.

Бабушка тоже иногда говорила о деньгах. Но она не называла цифр. Она называла деньги «капиталом» или «прибылью». И никогда не говорила о них за столом.

Особенности Страндстедета Карна объясняла тем, что дома здесь стоят слишком близко друг к другу. Хотя места кругом достаточно. Каждый мог бы иметь изрядный кусок земли, отделяющий его от соседей. Или пусть даже не очень большой. Но дома почти касались друг друга.

Когда люди живут так тесно, они все знают друг о друге и им не о чем говорить, кроме как о грехе и деньгах.

После переезда в Страндстедет Карна мучительно тосковала по Рейнснесу. В первое лето, поддавая ногой камни, она порвала две пары туфель. В конце концов папа сказал, что ей придется ходить босиком.

Тогда она сняла туфли и несколько часов ходила босиком по каменистому берегу. Папе пришлось наложить ей повязки. Он бранился и чертыхался. Больше чертыхался.

— Я уйду домой, в Рейнснес, — сказала она ему.

— Ты не дойдешь. Это далеко.

— Зачем ты привез нас сюда? Я злюсь на тебя за это!

— Ты не злишься, ты просто горюешь.

— Как это?

Папа задумался и провел рукой по лицу, словно снял налипшую паутину.

— Когда я был такой же, как ты, я тоже горевал, когда мне что-то было непонятно.

Карна с ним согласилась.

Папа посадил ее на колени, покачал, подул в шейку.

— Наверное, все самое важное в жизни начинается с горя или кончается им. Радуйся, что к тебе оно пришло в начале — погорюешь и забудешь о нем. — Он подул ей и на пальцы ног.

Потом Карна часто вспоминала его лицо, когда он нагнулся к ее ногам и серьезно взглянул на нее.

Она даже подумала тогда: а такой ли он на самом деле?

Глава 5

За доктором пришла Сара. Маленького Конрада уже третий день лихорадит, он не узнает ни Ханну, ни ее.

У доктора только что поужинали. Вениамин пошел в свой кабинет, чтобы взять все необходимое. Потом надел пальто и вышел.

Летящий снег мигом побелил их. Кругом высились сугробы. Если бы не ряды домов, было бы трудно понять, где проходит дорога.

Несмотря на хромоту, Сара шла быстро, однако на подъеме она отстала. Вскоре она снова догнала Вениамина.

— Почему вы не послали за мной раньше?

— Ханна не хотела.

— Почему?

— Из-за Олаисена.

— Он возражал против того, чтобы доктор осмотрел больного ребенка?

— Не знаю. — Она задыхалась.

Они поднимались на холм по заснеженной дороге, ветер дул им в спину.

— Расскажи, что с мальчиком.

— Он тяжело дышит. Его лихорадит. И он кашляет, как старик.

— Когда это началось?

— Три дня назад, ему становится все хуже.

Вениамин пошел быстрее, но она не отставала.

— Как поживает новый председатель? — вдруг спросил он.

Сара ответила не сразу:

— По-всякому, то лучше, то хуже.

— Что значит хуже? — сквозь зубы спросил он.

— Лютует, как черт.

— Из-за чего?

— Последний раз из-за того, что Дина снова отправила Педера в Трондхейм и оплатила его учение. Он там учится ремонтировать паровые машины. И без разрешения Олаисена.

— Разве Олаисен не выкинул своего брата из дома?

— Он называет это иначе.

— И как же?

— Он говорит, что Педер должен научиться сам заботиться о себе.

Дине не стоило вмешиваться в жизнь этой семьи, подумал Вениамин. Теперь из-за этого страдают Ханна и дети.

— Он дома?

— Нет, на Лофотенах.

— Когда он вернется?

— Завтра утром.

— Почему вы сразу не позвали меня?

— Ханна боялась, что он тут же вернется.

Вениамин остановился и повернулся к Саре:

— Такое бывало?

— Да! — крикнула она, задохнувшись от ветра, и заковыляла дальше.

Ханна ходила по гостиной с задыхающимся Конрадом на руках. Ему было два года.

Она не подняла головы, когда Вениамин с Сарой вошли в гостиную.

— Добрый вечер, — сказал Вениамин.

Ее губы беззвучно шевельнулись.

— Где мне взять теплой воды, чтобы согреть руки?

— Иди сюда! — Сара провела его на кухню.

Когда он вернулся один, Ханна с ребенком отпрянула в угол.

Вениамин сделал вид, что не заметил этого, забрал у нее из рук мальчика, положил его на обеденный стол и стал осматривать. Маленькая грудка тяжело поднималась и опускалась. Дыхание было учащенное. Ноздри раздулись, кожа была горячая и влажная. Температуру можно было и не мерить. Тельце мальчика дрожало. Вениамин прослушал легкие, постучал по груди. Звук не оставлял надежды.

— У него воспаление легких, — сказал Вениамин, пытаясь поймать взгляд Ханны.

Она отвела глаза.

— Где его постель? Надо положить повыше подушку, ему будет легче дышать.

Ханна кивнула и пошла по лестнице на второй этаж. В комнате, кроме детской кроватки, стояла одна кровать. В печке гудел огонь.

— Надо искупать его в тепловатой воде, чтобы немного охладить. И дать ему разбавленного сока. Понятно?

Она ушла, у мальчика начался приступ кашля. Прижимая к себе больного ребенка, Вениамин ощутил знакомое бессилие. А что, если он с этим не справится?

Ханна вернулась с корытцем и раздела ребенка. Руки у нее дрожали, Вениамину пришлось помогать ей. Затем он сам осторожно погрузил дрожащее тельце в воду. Потом завернул ребенка в простыню, которую ему протянула Ханна.

Они не разговаривали. Но когда они уже сидели возле кроватки, Ханна сказала:

— Ты зря взял его на колени тогда, у Дины.

Он сразу понял, что она имеет в виду, но сказал как ни в чем не бывало:

— Ханна, это было полгода назад. Мальчик не мог заболеть оттого, что сидел у меня на коленях.

— Не он, а Вилфред.

Ребенок закашлялся. Ханна схватила его на руки и прижала к себе.

Вениамин хотел накинуть на них детскую перинку. Ханна вздрогнула, увидев перинку у него в руках.

Кашель усилился, и мальчик ухватился ручкой за ворот Ханниного платья. Когда она наклонилась, чтобы поправить подушку, ворот распахнулся и обнажил у нее на шее синяки и ссадины, спускавшиеся на грудь.

— Ханна!

Она отвела глаза и прикрылась ребенком.

— Положи его в кроватку, а то застудишь, — глухо проговорил Вениамин. В комнате слышалось только свистящее дыхание ребенка.

У Вениамина мелькнула дикая мысль, что кроватка наблюдает за ними. Покрывало, умывальник, комод, ночной столик. Глаза Вилфреда следили за ними из каждого сучка, из каждой складки.

Ханна позвала к ребенку доктора и теперь ждала кары от мужа, который находился так далеко, что до дома ему был целый день пути. А он сам? Его душил кошмар при воспоминании о том, что случилось тогда в его прежнем кабинете.

Он должен был поговорить об этом. Утешить Ханну. Но как? Он пришел сюда из-за ребенка. Остальное могло подождать.

— А теперь ты должен уйти! — вдруг сказала она.

— Нет, Ханна!

Он слышал, как в коридоре Сара разговаривает с двумя старшими мальчиками. Им пора было ложиться спать.

Ханна вышла к ним и прикрыла за собой дверь. Слов ее он не разобрал. Вернувшись, она беспокойно заходила по комнате.

— Ханна, Конрад тяжело болен. Это серьезно. Я ненадолго останусь. Ты меня понимаешь?

Она не ответила.

— Отдохни в соседней комнате, а я подежурю возле него.

Она замотала головой, потом подошла к кроватке, села и взяла малыша за руку.

Прошло полчаса, Ханна ни разу не шевельнулась, и он не слышал ее дыхания.

Вениамин послал Сару сказать Анне, что он останется с ребенком, пока не минует кризис.

Мальчику хотелось пить, но все, что он выпил, тут же вылилось обратно вместе с кашлем. Вениамин взял его на руки и сунул ему в рот салфетку, смоченную в соке.

Мальчик жадно засосал, дыхание у него было прерывистое, глаза закрыты.

Вениамин чувствовал, что Ханна со страхом следит за ним. Он улыбнулся, чтобы подбодрить ее. Она не ответила на его улыбку, ее глаза были прикованы к сыну. Потом она взяла салфетку и вытерла мальчику головку, не забирая его у Вениамина.

Все это было знакомо Вениамину. Нервный запах вспотевшей женщины. Полная рука. Скольжение салфетки по бледному лбу. Карна в Дюббеле.

Было уже поздно. Сара вернулась и передала привет от Анны. Она тихонько входила и выходила, потом принесла кофе.

Аромат кофе наполнил комнату. Вениамин пил с удовольствием, но Ханна даже не взглянула на чашку.

— Выпей немного кофе, Ханна, или ты не выдержишь, — сказала Сара и отошла к двери. — Я пойду спать, но позовите меня, если вам что-нибудь понадобится.

Она ушла, ребенок дремал, теперь немного спокойнее. Вениамин решился: