Шпион в доме любви. Дельта Венеры - Анаис Нин

Вдруг она открыла глаза и увидела лицо Пьера, склонившегося над ней и готового ее поцеловать. Она резко села. Когда глаза ее были закрыты, она представляла себе, что ее трогает рука Джона. Но увидев лицо Пьера, она разочаровалась и обратилась в бегство. Домой они вернулись в молчании, однако не сердились. Марта была ошеломлена. Она не могла забыть ощущения от прикосновения Пьера. Пьер был ласков и, казалось, понял ее протест. Джон был упрям и строптив.

Марта не могла уснуть. Засыпая, она всякий раз чувствовала руку и ожидала, что та медленно двинется вверх по ноге к потаенному местечку, где Марту переполняло трепетное томление. Она вставала и подходила к окну. Все ее тело взывало к повторению раз испытанной ласки. Это желание было сильнее голода и жажды.

Проснувшись на следующее утро, она была бледна и хладнокровна. Как только они позавтракали, она повернулась к Пьеру и поинтересовалась:

— Мы сегодня поедем смотреть усадьбу?

Он кивнул, и они пустились в путь. Это было облегчение. Ветер дул Марте в лицо, и теперь она чувствовала себя свободной. Она следила за его рукой, лежащей на руле: рука была красивая, мускулистая, нежная и моложавая. Внезапно девушка наклонилась и приникла к ней губами. Пьер улыбнулся ей с такой благодарностью и радостью, что у нее заколотилось сердце.

Они миновали заросший сад, поднялись по замшелой тропке и вошли в сумеречную зеленую комнату с вьюнками вместо штор. Они сразу подошли к широкой кровати, и Марта сама легла на нее.

— Твои руки, — пробормотала она. — О, твои руки, Пьер. Я чувствовала их всю ночь.

Как же нежно и неторопливо скользили эти руки по ее телу, словно он искал самое чувствительное место и не знал, то ли оно находится у нее под грудью, то ли на бедрах, то ли между ними. Он ждал ее отклика и замечал малейший трепет, означавший, что он трогает ее именно там, где она хочет. Платья, постельное белье, ночные рубашки, вода в ванне, ветер, тепло и все прочее сделали ее кожу настолько восприимчивой, что его прикосновения оказались просто продолжением этих ласк, но были только еще проникновеннее и достигали самых потаенных мест.

Но стоило ему приблизиться к ее лицу в надежде поцеловать девушку, как между ними возник образ Джона. Марта закрыла глаза, и Пьер заметил, что и ее тело закрывается от него. Он был не настолько глуп, чтобы продолжать ласкать ее дальше.

Когда они в тот день вернулись домой, Марту переполняло опьянение, заставившее ее отбросить сдержанность. Дом был устроен таким образом, что комнаты Пьера и Сильвии связывались с комнатой Марты, имевшей дверь, открывавшуюся в ванную, которой пользовался Джон. Когда дети были еще маленькими, все двери стояли нараспашку, но теперь Сильвия предпочитала запирать дверь в свою спальню на ключ. Дверь между комнатами Марты и Пьера тоже была закрыта. В тот день Марта ушла в ванную и, лежа в воде, слышала, как Джон ходит по комнате. Ласки Пьера очень взволновали ее, однако она по-прежнему хотела Джона. Она решила предпринять еще одну попытку привлечь его и заставить раскрыть карты, чтобы проверить, остались ли у нее шансы на то, что когда-нибудь он полюбит ее.

После ванны она надела длинное белое кимоно и оставила свои пышные черные волосы распущенными. Вместо того, чтобы вернуться к себе, она зашла к Джону, удивившемуся ее появлению. Свой поступок она объяснила следующим образом:

— Джон, у меня возникла проблема, и мне нужен твой совет. Я скоро уйду из этого дома.

— Уйдешь?

— Да, — ответила она. — Это решено. Я должна научиться жить самостоятельно. Вот думаю отправиться в Париж.

— Но ты же ведь нужна здесь.

— Нужна?

— Ты хорошая подруга моего отца, — с горечью в голосе сказал Джон.

Действительно ли он ревнует? Затаив дыхание, она ждала продолжения. Потом сама прибавила:

— Я встречу других людей и попробую выйти замуж. Не могу же я всю жизнь быть обузой.

— Замуж?

Джон впервые увидел в названной сестре женщину. До сих пор он всегда считал ее ребенком. Сейчас же он видел ее аппетитную фигурку, подчеркнутую кимоно, влажные волосы, взволнованное лицо и мягкий рот. Она ждала. Ожидание ее было настолько страстным, что она опустила руки, отчего кимоно приоткрылось, обнаружив под собой обнаженное тело.

Джон понимал, что она хочет его, что предлагает себя, однако вместо того, чтобы возбудиться, уклонился.

— Марта, Марта, — сказал он. — Какая же ты примитивная, настоящая шлюхина дочь. Да, в детском доме все это говорили. Что твоя мать шлюха.

Кровь ударила девушке в голову.

— А ты, — ответила она, — ты импотент, монах, ты как женщина, ты не мужчина. А вот твой отец — мужчина.

И она бросилась прочь из комнаты.

Его лицо отныне перестало ее преследовать. Она хотела вычеркнуть его из своей памяти навсегда. В ту ночь она выждала, пока все заснут, чтобы отпереть дверь в комнату Пьера, приблизиться к его постели и предложить себя всем своим холодным и беспризорным телом.

По тому, как она подошла к кровати, Пьер понял, что она освободилась от Джона, что теперь она принадлежит только ему. Какое наслаждение было ощущать ее юное, нежное тело, приникающее к нему под одеялом! Летом Пьер спал голым, а она уже избавилась от своего кимоно и тоже была обнажена. Он сразу же ее захотел, и она почувствовала его твердое желание животом.

Теперь смутные желания Марты сконцентрировались в определенной части ее тела. Она делала движения, которым никогда не училась, держала мужчину за член, прижимала к себе и отвечала на все то многообразие поцелуев, которыми он ее осыпал. Она отдавалась с безумием, и Пьер сделался еще более сладострастен, чем когда бы то ни было.

Каждая ночь была оргией. Тело девушки стало проворным и опытным. Связь между ними была настолько прочна, что им едва удавалось скрывать ее днем. Когда Марта смотрела на Пьера, тому казалось, что он трогает ее между ног. Иногда они обнимались в темной передней, и он прижимал девушку к себе. Рядом с входной дверью находился большой темный шкаф, забитый пальто и галошами. Летом туда никто не заглядывал. Марта пряталась там, и Пьер приходил к ней. Здесь, на узкой полоске пространства поверх пальто, украдкой, взаперти, они отдавались друг другу.

Пьер уже много лет был лишен полноценной половой жизни, а Марта была просто создана для нее и оживала по-настоящему только в такие мгновения. Она принимала его всегда с приоткрытым ротиком и уже влажная между ног. Страсть росла в нем еще до того, как он видел девушку, от одной лишь мысли о том, что она ждет его в темном платяном шкафу. Они вели себя, как два борющихся зверя, готовых загрызть друг друга. Выйдя из поединка победителем и подмяв ее под себя, Пьер брал Марту с такой яростью, будто безостановочно пронзал ее своим членом, как копьем, до тех пор, пока она не затихала от измождения. Они удивительно подходили друг другу и возбуждались в одно и то же время. У нее была привычка забираться на него ловким зверьком и тереться о член и волосы на лобке с такой страстью, что он начинал ловить ртом воздух. Сумеречное пространство превратилось в их берлогу.

Иногда они уезжали в заброшенную усадьбу и проводили там вечер. Эротика пропитала их настолько, что если Пьер целовал девушку в глаза, она ощущала этот поцелуй между ног. Тела их все время хотели друг друга и никогда не уставали.

Джон же был теперь лишь бледной тенью, и они не обращали внимания на то, что он наблюдает за ними. Изменение, произошедшее с Пьером, было очевидно. Лицо его горело, взгляд ожил, тело помолодело. Марта тоже изменилась. Она лучилась эротикой. Каждое ее движение было исполнено эротики — когда она подавала кофе, тянулась за книжкой, играла в шахматы или на рояле, казалось, она ласкается. Фигурка ее стала пышнее, а грудки еще напряженнее распирали платье.

Джон не мог сидеть между ними, поскольку даже когда они не видели друг друга и не разговаривали, он ощущал существующее между ними сильное общее поле.

Однажды, когда они уехали в заброшенную усадьбу, Джон почувствовал себя неприкаянным и захотел сделать что-нибудь лишь бы не сидеть взаперти за книгами. Он сел на велосипед и поехал куда глаза глядят. О Марте с Пьером он не вспоминал, однако, должно быть, подспудно помнил те слухи, которые распространялись по детскому дому о том, что девочку бросила одна известная проститутка. Он ощущал, что хотя и знает Марту всю жизнь, в нем всегда жил страх перед ней. Он чувствовал, что в ней есть что-то животное, что ее отношение к людям равносильно отношению к еде, что она наслаждается ими, и что его собственная позиция по этому вопросу диаметрально противоположна. Она могла, например, сказать «Он красив» или «Она привлекательна». Тогда как он бы сказал «Он интересен» или «Она с характером».

Марта обнаруживала свою чувственность еще будучи маленькой, когда дралась с ним или ласкала. Они любили играть в прятки, и если он никак не мог ее найти, она сама рассекречивала свою засаду и давала ему возможность поймать себя и ухватить за платье. Однажды, играя вместе, они построили маленький шалаш, в котором могли сидеть, только тесно прижавшись друг к дружке. Вдруг он обратил внимание на ее лицо. Девочка закрыла глаза, наслаждаясь теплым ощущением его близости. Джон страшно перепугался. Но почему? Всю свою жизнь он мучился потом тем, что испугался телесного соприкосновения. Объяснить этого он не мог, просто так уж случилось, и вовсе ни о каком монашестве он не думал.