Вариант - Леонид Бородин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она бросила трубку на стол. Вадим слышал ее рыдания, молча кусая губы.
Прошло больше минуты. В трубке зашуршало.
- Прости, Вадик! Я становлюсь кликушей.
Она всхлипывала, шмыгала носом.
- Оля, я всё понимаю, но, честное слово, я почему-то уверен, что рано или поздно у вас будет всё хорошо...
Она отвечала, всё еще всхлипывая.
- Поздно хорошо не бывает! Поздно - значит поздно... Это только плохо! Боюсь, что поздней уже некуда! Я не пойду к нему, не проси! Будь он проклят!
Вадим говорил мягко, но убежденно.
- Оля, таких, как Андрей, мало. Я лично не знаю никого. Когда-нибудь ты это поймешь. И еще я знаю, что он любит тебя.
- Нет, Вадик, - устало ответила она, - он никого не любит. И меня. Я бывала ему нужна... и всё. Я не пойду к нему!
Вадим помолчал.
- Хорошо, не ходи. Но обещай мне, что если он придет сам, ты будешь терпелива! Поверь, я знаю его много лет. Таким видел впервые!
- Все только о нем и о нем! А на меня тебе наплевать!
- Ну, не нужно так! - уговаривал он ее. - Я к тебе очень хорошо отношусь! А что не звонил, ну, ты только подумай сама, что мог я сказать тебе?
- Что? - с обидой закричала она. - Что сказать! Да хотя бы, что он жив, что здоров, что не попал под трамвай, не подрался с милиционером, что его не выгнали из института, что он есть на свете еще, подлый он человек! Сказать тебе нечего было! Эх, ты!
И она бросила трубку.
* * *
К Константину пришли утром, назавтра после Колиного звонка. Отец с матерью уже уехали на работу. Немного позднее Константин подумал, что в этом смысле ему повезло. Он не увидит их шока.
Пришли пятеро. И еще понятые. Предъявили ордер на арест и обыск. Константин держался спокойно. Оказалось, что он внутренне готов... Покоробило, когда обшаривали, когда рылись в личных вещах, в бумагах. Когда осматривали сервант, уловил недобрую ухмылку в лице сотрудника. Признал ее справедливой. И действительно, к чему семье из трех человек семь наборов рюмок и бокалов! И все прочие сервизы! И фарфор в бессмысленном количестве...
Битком набитый холодильник тоже вызвал хмурое движение бровей. Вполоборота к Константину один спросил его:
- Чего не хватало? А?
- Птичьего молока! - ответил другой, шаривший в гардеробе.
В этот момент Константин позавидовал Коле. Тот при обыске сможет спокойно смотреть всем этим в глаза. Подумал: "Как Коля? Тоже уже?" Удивился, что его совсем не интересует, как до них добрались. Еще оказалось, что другого исхода он и не ожидал. В каком-то смысле даже будто легче стало.
Подумал об институте, как о чем-то очень далеком в прошлом. Мир словно замкнулся этой комнатой, где сновали чужие, враждебные люди, за стенами же словно пустота образовалась и отделила его от всего прочего, потускневшего, помельчавшего, ставшего чужим. Из окон доносился шум уличного движения, но воспринимался, как падающая звезда, без всякого отношения к нему, Константину, тоже не то уже не живущему, не то спящему, не то бредившему наяву... Взглянул на часы. Захотелось их остановить. Но остановить нельзя. Пружина должна раскрутиться до конца. Подумал - разбить? Бравада! Вспомнил, что у Коли часов не было. Он надоедал, спрашивая время. А в столе лежали еще одни часы - подарок отцовского друга-сослуживца. Стыдно стало. Да! Ему было бы совсем спокойно, если бы не это ощущение стыда, что возникало с каждым воспоминанием. Подло жил? Может быть, не подло - легкомысленно! Как канарейка!
- Отвечать надо, когда спрашивают! - раздался над ухом грубый голос.
- Слушаю вас, - спокойно ответил он.
- Документы где? Паспорт?
Константин пытался сосредоточиться, вспомнить, где может быть паспорт.
- Под вазой, наверное...
Он, забывшись, поднялся, чтобы достать...
- Сидеть!
Он сел. Улыбнулся:
- Зачем же вы спрашиваете? Если обыск, так ищите!
Старший подошел к нему, сказал тихо:
- Вам бы воздержаться от остроумия. С уголовным кодексом знакомы?
"Причем здесь "уголовный"? - подумал Константин. - Другого-то, наверное, и нет".
- Вы можете сейчас дать показания. Сами написать. Очень советую. В ваших интересах.
"Господи, как пошло!" - подумал он. Усмехнулся:
- Не надо.
- Ваше дело. Подумайте о родителях! Известные люди!
И в это время зазвонил телефон!
Константин даже головы не повернул. Зато все пятеро уставились на него. Тот, старший, подскочил к нему, наклонился, схватил за плечи, зашипел:
- Парень, это твой единственный шанс! Другого не будет! За убийство вышка! Шанс, говорю! Бери трубку, если это твой соучастник, зови сюда, говори - срочно чтоб приехал! Понял! Единственный шанс! Если жить хочешь! Ну!
Он рывком вырвал Константина из кресла, почти потащил к телефону. Константин не сопротивлялся. Он как-то не мог понять, что от него хотят, что ему надо делать. Не мог сосредоточиться... Поднимая трубку, надеялся, что это не Андрей. Но это был Андрей.
- Привет, Костя!
- Здравствуй! - ответил он.
Нос к носу с ним сотрудник. Глаза горят, ноздри раздуты, губы облизывает. Шипит:
- Ну! Ну! Он? Да? Зови, чтоб приехал! Сюда!
Больно сжимает плечо.
- Зови говорю, сукин сын!
"Ишь ястреб! Добычу почуял!" - подумал, глядя на него, Константин и услышал:
- У тебя всё в порядке, Костя?
- В порядке, - ответил он машинально и почувствовал, что краснеет.
- Коля должен был приехать и не приехал. Не знаешь, в чем дело?
- Нет.
Он вдруг стал задыхаться. Стало жарко до невыносимости. На лбу выступил пот, рубашка на спине стала мокрой.
- Ты спал, что ли?
Еще одно "нет" сказал Константин. Все пятеро сотрудников висели над ним.
- Ну, ладно, - продолжал Андрей, - я тебе вечером еще позвоню. Дома будешь?
- Буду.
И вдруг, спохватившись, неестественно громко:
- Подожди... слушай... Я арестован! У меня обыск!
Трубка вылетела из его рук. На запястьях щелкнули наручники. Его протащили через всю комнату и швырнули в кресло. Он больно ударился боком о подлокотник.
- Щенок! Ты подписал себе приговор! - как-то без особой злобы, но не без досады, сказал старший. Константин посмотрел на него и тоже не почувствовал злобы, потому что какая-то небывалая радость вошла в душу и словно вымела из нее всё, что тошнотой стояло там, и голова закружилась, и всё как-то поплыло, не уходя, не исчезая, но будто на сторону свешиваясь, будто на бок сваливаясь, будто опрокидываясь навзничь и в то же время оставаясь неподвижным, беззвучным и бестелесным... Потеха! Он падал в обморок!
4. Личный вариант
Рыжие вихры Павла Андрей заметил сразу, как только с лестницы свернул в коридор. Он прошел мимо него, чуть кивнул, и Павел понесся за ним, не скрывая радости, но всё же соблюдая конспиративную дистанцию. Они зашли в пустую аудиторию. Павел долго и возбужденно тряс руку Андрея.
- Просьба к тебе, - коротко сказал Андрей.
Павел будто не слышал.
- Это здорово, что ты зашел! Здорово! Я думал, ты вообще... Я все эти дни думал... Я придумал другой вариант! Мы такое дело сделаем! Не нужно будет убивать! Они сами стреляться начнут! Слушай, я тебе сейчас всё расскажу...
Андрей нахмурился.
- Подожди. Мы обсудим твой вариант... Завтра...
- Это недолго! - горячился Павел. Он раскраснелся, кудри его, почти красные, разметались по лбу, он суетился, дергал Андрея за рукав.
- Паша, - еле сдерживаясь, процедил Андрей, - мне сегодня некогда. Завтра мы встретимся и обсудим. Завтра!
Павел сразу сник, погрустнел.
- Я всё продумал... - продолжал он еще по инерции.
- Просьба у меня к тебе! - повторил Андрей.
- Конечно! Конечно! - заторопился он, - ты же знаешь, я всегда... Хорошо, что ты пришел...
- Мне нужна машинка. Отпечатать одно заявление. Сейчас надо!
- Сейчас у нас сопромат... - начал Павел, но встретился со взглядом Андрея.
- А, плевать! Поехали! Двадцать минут - и у меня! Чаю попьем!
- Поехали, - сказал Андрей и добавил: - По пути никаких разговоров!
В метро Андрей поймал себя на том, что всё время оглядывается. Стало противно. Взял себя в руки, но напряженность не уходила. Теперь она стала частью его жизни. Теперь она до конца! До конца! Конец! Скоро конец! Слово произносилось, а смысл его ускользал, кожей улавливался и морозил, а от сознания рикошетом... Зато мысль работала четко, ясность была удивительной! Он всё рассчитал на сто ходов вперед! Он никогда еще не был так уверен, что всё произойдет точно по его плану! Даже конец! Хотя он еще не знает, что это такое!
Когда пришли, Павел засуетился было на кухне, но Андрей сказал категорично:
- Паша, ты сейчас вернешься в институт, еще успеешь на второй час. Я захлопну дверь. Завтра увидимся.
У Павла опустились руки. Был он жалок. Но Андрей не испытывал угрызений совести, когда врал ему о завтрашней встрече. Он знал, что никогда уже не увидит больше Пашку. Что ж! Он многих больше не увидит! Они его тоже не увидят! Значит, он с ними со всеми на равных. Если он будет тратить время и чувства на сантименты, то не выполнит план, его просто не хватит на главное. Павел должен уйти и не мешать ему.