Ключи от королевства (СИ) - Львофф Юлия
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Венчать, скорее венчать! – воскликнул Теофиль Бюррей, королевский казначей и известный придворный льстец, всегда державший нос по ветру. Поклонившись Рихемиру, он прибавил с подобострастным смирением: - Ваш час пришёл, государь. Не медлите!
И указал на древнее военное знамя, Орифламму, Священную хоругвь, сделанную по образу того огненного полотнища, которое Клодин, перед тем, как стать первым королём Аремора, увидел на небе.
Рихемир поднялся с трона и стал на колени перед Орифламмой; простирая руки к багрянцу знамени, на котором золотистыми нитями был вышит трискель, он воскликнул:
- Отныне и до последнего вздоха клянусь править Ареморским королевством в согласии с древними законами, клянусь почитать Великую Троицу Богов, клянусь не угнетать народ и содействовать процветанию страны!
Из тени колонн выступили облачённые в одежды белые, как снег, с зелёными полосами по краям, служители главных богов. Шепча молитвы, они омыли лоб и руки Рихемира освящённой водой из тайных подземных источников. После этого служитель бога Муна вручил ему золотой скипетр, служитель богини Тэрры – золотой диск, символ земли, а служитель бога Сола возложил на его голову корону, богато украшенную драгоценными каменьями. Затем сеньоры преклонили перед ним колени и принесли вассальную присягу на верность. Все приветствовали нового короля Аремора и подчёркнуто торжественно выражали ему свою покорность.
Увидев, как новоявленный государь кончиком языка нервно облизывает губы, кравчий поспешно поднёс ему кубок вина. Рихемир выпил его с жадностью. После вина он почувствовал отраду и успокоился. Обряд коронования был успешно окончен.
У двери своих новых – в королевском дворце – покоев Рихемир неожиданно столкнулся с человеком в чёрной одежде, подпоясанным верёвкой, с лицом исхудалым и жёлтым, как воск. Человек – не то монах, не то бродяга – вынырнул из тёмного угла коридора и едва ли не бросился королю под ноги.
- Мессир... государь, - с придыханием заговорил он, не решаясь поднять коротко остриженную голову, - наконец-то!.. Наконец-то мне удалось встретиться с вами наедине... Я узнал, как вы просили, о чём король Фредебод говорил перед смертью с мастером-приором Тарсисом...
- Тише, тише! – зашипел Рихемир на человека в рясе и беспокойно огляделся по сторонам.
Человек хотел было снова стать на колени, чтобы поцеловать руку короля, но тот его удержал.
- Ну что? Говори уже!
Чувствуя на своей щеке горячее дыхание и прислушиваясь к торопливому шёпоту, Рихемир с любопытством, которое преодолевало холодную ярость, коротко спросил:
- Куда?
- В Фризию, - выдохнул человек в рясе.
Лицо Рихемира передёрнулось судорогой.
- Вот что, брат Лаис, немедленно седлай коня и скачи в Тревию, - после короткого раздумия сказал он. - Я хочу, чтобы маркиз Гундахар прибыл в Аремор как можно быстрее.
Глава 5
Заходящее солнце, более яркое и щедрое в эту пору года в Сантонуме, чем в Ареморе, скрылось за набежавшую тучу и будто опалило её рваные края. Небо тут же потемнело, а море стало синим и ещё более глубоким. Волны набегали на укатанный, чёрный песок; пахло разогретой дневными лучами солёной водой и водорослями. Над гаванью, на вершине скалы, белели стены замка, к которому со стороны берега вела лестница, украшенная изваяниями.
Внутри замка, во дворе, в саду, даже у колодца, также повсюду белели статуи; всюду на стенах вместо привычных в Ареморе широких гобеленов виднелась живопись. И никакой роскоши: ни ковров, ни серебра, ни дорогой утвари – только голые каменные полы и деревянные скамьи и стулья. Зато стену над камином в просторной светлой гостиной украшала богатая коллекция – здесь были мечи разных эпох, разных народов: бронзовые, железные, стальные.
Привратник, старый слуга с выбритой наголо головой, ввёл посетителя через гостиную во внутренний двор, где хозяин дома ваял статую. Это был рослый мужчина средних лет, с длинными каштановыми волосами, густо посеребрёнными на висках и стянутыми на затылке в хвост. Он работал полуобнажённым, и под смуглой гладкой кожей ходили упругие мускулы. Влюблёнными, полными нежности и трепета движениями, которые могли показаться немыслимыми для таких могучих рук, он лепил из воска маленькое изваяние – черновик для большого, мраморного; лепил и, ни на мгновение не отрываясь от своего занятия, горячо говорил девушке, сидевшей на высоком табурете:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})- Пройдут столетия, может, тысячелетия, и эту статую найдут мои потомки, увидят клеймо с моим именем и воскликнут: «Это чудо изваял наш пра-пра-прадед Эберин из рода Ормуа, граф Сантонума!» Оживёт в их словах память обо мне – и я сам оживу! Понимаешь, Таина, милая, бессмертие живёт лишь в творениях искусства...
Девушка была совершенно голой – и, глядя на неё и на восковое изваяние в руках мужчины, можно было догадаться, что юная красавица служила ему моделью.
Заметив вошедшего гостя, ваятель, по-прежнему не отвлекаясь от своей работы, любезно спросил:
- Что Великому мастеру-приору угодно в моём мирном доме? Я не воюю, не ввязываюсь в уличные драки, не ссорюсь с соседями, не имею долгов и сам никому не даю в рост. Здесь тихая обитель муз, и лишь их друзья – утончённые, благонамеренные, сведущие в изящных науках и искусстве люди – приходят под этот кров.
Ничего не отвечая, мастер Тарсис протянул хозяину дома длинный меч: с довольно толстой крестовиной, массивным навершием, украшенным искусной резьбой, с зазубринами и ржавыми пятнами на лезвии.
- Какая дивная работа! – восхитился тот и, прервав наконец свою работу, взял меч сначала в одну, а затем переложил его в другую руку: как будто прилаживался к нему. – Он великолепен, но совершенно непригоден к битве. Вы это знали, мастер Тарсис? Собственно, его нельзя назвать свидетелем славных битв: скорее он был участником бесславных казней. Видите, он совсем не имеет острия? Я хочу сказать, что этот меч использовался для исполнения смертных приговоров... Хм, ему, пожалуй, лет триста. Где вы его откопали, мастер Тарсис?.. А знаете, что? Я с радостью приобрету его у вас для своей коллекции. Сколько вы за него хотите?
- Двести, - спокойным голосом произнёс Тарсис, внимательно глядя на хозяина дома: как будто изучал его лицо.
- Всего двести скеатов? – удивился тот. – Ему достойная цена не меньше тысячи! Не стесняйтесь назвать свою цену, мастер, в любом случае я дам вам за него даже больше...
- Эберин, речь идёт не о цене, - прервал его Тарсис, впервые назвав по имени. - Этому мечу двести лет. И вы правы: он никогда не участвовал в сражениях – это «меч правосудия». Двести лет назад этим мечом сносили головы представителям знати, обвинённым в измене королю Клодину. Но его не списали в расход и при преемниках Клодина: в последний раз этот меч служил орудием казни в правление короля Сиагрия. На нём кровь вашего отца, Эберин.
Мастер-приор умолк, увидев, какое впечатление произвели на хозяина дома его слова. Лицо Эберина, искажённое страданием и ненавистью, показалось ему страшным.
- Зачем вы явились ко мне, мастер Тарсис? – глухо проговорил Эберин после того, как, сделав девушке знак удалиться, остался наедине с гостем. – Для чего показали этот меч и напомнили о трагической участи моего бедного отца?
- Я решил, что настал тот час, когда граф Эберин Ормуа, маршал короля Фредебода, должен наконец выйти из тени, где он прятался столько лет, и встать на защиту Ареморского королевства, - начал отвечать Тарсис, но граф прервал его резким взмахом руки.
- Я никому ничего не должен! – воскликнул он, и глаза его сверкнули злобой. – Фредебод, которому я присягал на верность, умер, но даже тогда, когда он был жив, моя служба при дворе закончилась!
- Эберин, когда мы, королевские вассалы, произносим клятву верности, мы присягаем не королю, а – королевсту, - возразил Тарсис спокойным тоном. – Народу, родине, стране, ради блага и процветания которой сражались наши предки. Ныне Ареморское королевство в опасности: на трон взошёл Рихемир, у которого на уме одни лишь войны и страстное желание возвеличиться за счёт крови своего и соседних народов. С другой стороны миру в королевстве грозят честолюбивые замыслы вдовы Фредебода Розмунды и её брата Раймунда Блокулы, графа Монсегюра.