Единственный выживший - Дин Кунц

Между тем белобрысый коп старательно избегал прямых взглядов в сторону Джо. Одна его рука была прижата к уху таким образом, словно у него в кулаке был аппарат для глухих и он старательно закрывал его от доносящейся со всех сторон музыки, чтобы расслышать что-то важное.

Расстояние не позволяло Джо рассмотреть лицо копа внимательнее, но ему показалось, что губы его шевелятся. Похоже, он как раз вел переговоры со своим отсутствующим напарником.

Оставив на песке охладитель и полотенце, Джо решительно зашагал вдоль берега к общественной уборной. Ему не нужно было поворачивать голову – взгляд белобрысого он чувствовал лопатками и спиной. Этот взгляд почти убедил Джо, что употребление пива на общественном пляже все еще считается серьезным нарушением закона даже сейчас. В конце концов, общество, которое с такой бесконечной терпимостью относится к коррупции и насилию, просто обязано было бескомпромиссно бороться с мелкими правонарушениями хотя бы для того, чтобы убедить самое себя, что оно еще не окончательно рассталось со своими высокими принципами и широко разрекламированными стандартами.

За час, прошедший с тех пор, как Джо приехал на пляж, толпа у причала стала еще более многолюдной. Из парка аттракционов доносились восторженные вопли отдыхающих, катавшихся на "американских горках", и лязг роликов по стальным рельсам.

Сняв темные очки, Джо толкнул дверь и вошел в полутемную общественную уборную.

Здесь, в мужском отделении, сильно и резко пахло мочой и дезинфицирующей жидкостью. По проходу между кабинками и шеренгой писсуаров ползал крупный тропический таракан, наполовину раздавленный чьей-то ногой. Он был еще жив, но, утратив все инстинкты и чувство ориентации, кружил и кружил по кафельной плитке, и посетители – глядя на него кто брезгливо, кто равнодушно, а кто и с удовольствием – старались обойти насекомое стороной.

Воспользовавшись писсуаром, Джо отошел к раковине и стал мыть руки, незаметно разглядывая в зеркало других мужчин. Ему нужен был сообщник. Наконец его внимание привлек одетый в плавки и сандалии патлатый подросток не старше четырнадцати лет.

Когда парень двинулся к рулону бумажных полотенец, Джо зашел сзади и негромко сказал:

– Там снаружи должны быть два легавых. Они дожидаются меня.

Парень обернулся и встретился с Джо взглядом, но ничего не сказал, машинально комкая в руках бумажную салфетку.

– Я заплачу тебе двадцать долларов, если ты разведаешь для меня обстановку, – пообещал Джо. – Тебе нужно только выйти, посмотреть, где они, и вернуться.

Глаза у подростка были иссиня-лиловыми, словно свежий синяк, а взгляд – прямым и резким, как удар в челюсть.

– Тридцать, – сказал он.

Насколько Джо помнил, в таком возрасте он не осмеливался смотреть в глаза взрослым так дерзко и с таким вызовом. Если бы кто-то подошел к четырнадцатилетнему Джо с подобным предложением, он покачал бы головой и постарался исчезнуть как можно быстрее.

– Пятнадцать сейчас, пятнадцать – когда вернусь, – сказал подросток.

Джо бросил полотенце в мусорный бак.

– Десять сейчас, двадцатку – потом.

– Заметано.

Доставая из кармана бумажник, Джо пояснил:

– Один из них высокий, примерно шесть футов и два дюйма, светловолосый, в зеленой гавайке. Второй пониже, пять футов и десять дюймов, бледный, волосы русые, редкие, рубашка оранжевая с красным.

Не опуская взгляда, парень взял из рук Джо десятидолларовую бумажку.

– А может быть, там, снаружи, и нет никого, – спокойно сказал он. – Может быть, все это – просто наживка, чтобы, когда я вернусь, ты мог зазвать меня с собой в одну из кабинок. Чтобы получить остальное…

Джо смутился. И дело было не в том, что подросток заподозрил в нем извращенца. Ему было ужасно неловко и стыдно, что этот молодой парень родился и вырос в таком месте и в такое время, которые требуют от него недетских знаний и умения быть постоянно настороже.

– Это не уловка, – выдавил он.

– Просто я не по этой части, приятель.

– Я понимаю.

Этот разговор слышали по меньшей мере человек пять, но никто не обратил на них внимания и никто не заинтересовался. Определенно, двадцатый век летел к концу под девизом "Живи сам и дай жить другим!".

Когда подросток собрался уходить, Джо окликнул его.

– Вряд ли они стоят около самого входа, – предупредил он. – Их будет не так-то легко заметить. Погляди в радиусе шагов тридцати-сорока.

Не ответив, парень направился к двери, громко стуча каблуками сандалий по плитке пола.

– Если ты рассчитываешь смыться с моей десяткой, – предупредил его напоследок Джо, – то имей в виду: я обещаю, что не пожалею времени, чтобы найти тебя и как следует надрать тебе задницу.

– Понял, начальник, – насмешливо бросил подросток через плечо и вышел, а Джо снова вернулся к рукомойнику, покрытому пятнами ржавчины в тех местах, где эмаль была сколота, и снова начал намыливать руки, чтобы не привлекать внимания.

Тем временем возле искалеченного таракана, который все еще описывал по грязному кафелю на удивление правильные круги, остановились трое молодых парней. На вид им было лет по двадцать с небольшим. Они разглядывали тварь, которая с присущей насекомым целеустремленностью ковыляла по полу, и их лица отражали напряженную работу мысли. В конце концов в руках троицы появились пачки долларов; судя по всему, они собирались биться об заклад, за сколько секунд таракан завершит очередной круг.

Склонившись над раковиной, Джо плеснул себе в лицо пригоршню холодной воды. Вода сильно отдавала хлором, ощущение чистоты, которое она приносила, напрочь забивалось поднимавшимися из канализационных стоков запахами.

Хуже всего было, однако, то, что уборная почти не проветривалась. Здесь было гораздо жарче, чем на самом солнцепеке; застоявшийся запах аммиака, прокисшего пота и дезинфектантов был таким резким, что глаза у Джо начали непроизвольно слезиться. Он старался дышать ртом, но все равно его чуть не стошнило.

Между тем подросток почему-то задерживался. Джо еще раз плеснул на себя водой и, подняв голову, внимательно исследовал в щербатом зеркале свое лицо, по которому стекали капельки воды. Несмотря на загар, к которому за прошедший час кое-что добавилось, кожа лица выглядела далеко не здоровой. Глаза у него были серыми. Собственно говоря, они всегда были серыми, вот только раньше они напоминали своим оттенком блестящую полированную сталь или цвет "мокрый асфальт", а сейчас казались тусклыми, словно зола. Белки глаз Джо были испещрены красными прожилками.

К трем парням, делавшим ставки на таракана, присоединился четвертый человек. На вид ему было за пятьдесят, однако, несмотря на солидную разницу в возрасте, он старался не отставать от молодого поколения по крайней мере в бессмысленной жестокости. Четверка загородила почти весь проход, азартно вопя и размахивая руками, следила за судорожными движениями искалеченного насекомого с таким напряженным вниманием, словно это был чистокровный скакун, несущийся к финишному столбу по дорожке ипподрома. Потом между болельщиками разгорелся спор, являются ли беспрестанно шевелящиеся усики насекомого частью системы ориентирования или же просто обонятельными органами, с помощью которых таракан отыскивает пищу и самок, которые не прочь перепихнуться.