Школа наемников - Виктор Глумов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К Цитадели, окруженной скалами со всех сторон, подъехать можно было лишь по оврагу. Поначалу горы давили на Лекса, видевшего раньше только невысокие холмы. Нависали, прижимали к земле, грозя растереть, расплющить... Недели через две он привык. В сезон дождей за вершины цеплялись пузатые облака, и влажные скалы темнели, потом приобретали свой обычный желтовато-оранжевый цвет.
Тянулись ряды сложенных из бута зданий — длинных, низких, с плоскими металлическими крышами. Над казармами возвышалась черепичная кровля трехэтажного штаба. Одного взгляда достаточно, чтобы понять — вот сердце и мозг Цитадели! Небольшой балкончик подпирают колонны, окна не квадратные — арочные. По обе стороны бетонной дорожки, ведущей к штабу, — клумбы с кактусами. Под козырьком колыхалось знамя Цитадели — красное с золотой подковой.
Территория Омеги была поделена на квадраты достаточно широкими улицами, где запросто могли разъехаться два грузовика. Леке шагал к столовой своего, учебного, сектора мимо казарм, лазарета, склада, мастерской.
Если смотреть от центральных ворот, то слева будет учебка со своей полосой препятствий, справа — казармы наемников, прямо — центральный плац, штаб, за ним — дома офицеров, а еще глубже, где старое депо, — производственный комплекс. За стеной жмутся друг к другу лачуги снабженцев, уборщиков, торговцев и прочей обслуги из диких. Ущелье велико и глубоко, его будто прорубили мечом, скалы выглядят неприступными, но на самом деле там есть и дороги, и туннели, и шахты.
Сейчас солнце почти в зените, но уже после обеда горы закроют Омегу от палящего зноя, и полегчает. На улицах появятся собранные, спешащие по делам офицеры и наемники, получившие увольнительную.
Впереди грянули слаженные выстрелы: там шла тренировка. Леке замедлил шаг.
Основные цвета Цитадели — бежевый, серый, белый. И только скалы — темные, красноватые в отблесках солнца. У Омеги свой запах, ставший родным. За восемь сезонов Леке из мальчишки превратился в мужчину, а Омега осталась неизменной и так же пахнет нагретым камнем, металлом, порохом.
Иногда Лексу думалось, что Омега вечна. В том, что она будет всегда, он не сомневался.
— Леке! — рявкнули над ухом. — Бегом давай, тебя Андреас ждет!
Отвлеченные мысли вылетели из головы, Леке вспомнил о неминуемом наказании и кинулся в штаб
учебного корпуса к командиру-наставнику.
* * *
Это было не обычное вечернее построение. Последнее. Шепотом произнесенное слово облетало ряд курсантов снова и снова. Последнее перед выпускными испытаниями и получением первого офицерского звания. Плац опустел, куда-то подевались младшие курсанты, выпускники привычно заняли свое место справа.
Юноши замерли, глядя в белесое небо.
У Лекса невыносимо зудели ладони: Андреас смилостивился, отправил отбывать наказание на кухню, где вредный повар заставил драить песком котлы.
Перед строем стояли командир-наставник и сам генерал, снова, второй раз за день.
Отзвучали приветствия, но высшие офицеры не торопились что-либо говорить. И даже не осматривали строй придирчиво, выискивая оплошавших. Леке осмелился взглянуть на Бохана — генерал думал о чемто своем, немного грустном.
— Курсанты, — начал наконец Андреас. — С завтрашнего утра для вас начнутся выпускные испытания. Все мы хорошо поработали, готовясь к ним. После испытаний, которые, я верю, вы с честью выдержите, вы станете полноправными членами нашей семьи, полноправными младшими офицерами Омеги.
Леке покосился вправо. Гай был рядом, бледный, осунувшийся, но бодрый. Лекарь сказал — перегрелся, перенервничал. Бывает. Это не помешает испытаниям.
— Все восемь сезонов я был рядом с вами, — голос Андреаса дрогнул, будто бесчувственный и строгий ко- мандир-наставник еще не утратил способности сопереживать, — я вложил в вас, курсанты, все свои знания и умения. Отныне у вас будут другие наставники, но помните — я никогда не бросаю своих выпускников, многие приходят ко мне за советом, даже став старше меня по званию. И я помогаю, курсанты, как помогал вам все эти сезоны, помогал превратиться из деревенских мальчишек в мужчин, воинов Омеги.
— Командиру Андреасу — ура!!! — завопил кто-то.
И полтора десятка глоток подхватили: «Уррррааааа!»
Леке вспомнил, как впервые слышал такое же раскатистое «уррра!» — тот выпуск давным-давно покинул Омегу.
Командир-наставник растрогался или сделал вид, что растрогался, махнул рукой.
Генерал Бохан удовлетворенно кивнул.
— Сегодня, — очень тихо сказал он, и на плацу воцарилась абсолютная тишина, — Омега прощается с вами, курсанты. Чтобы приветствовать действительных офицеров. Испытания будут нелегкими, воины Омеги никогда не боялись трудностей. Завтра утром вы поступаете в распоряжение комиссии. Но сегодня я хочу задать один вопрос...
Лекса пробрал озноб.
— Если кто-то желает отказаться от испытания, пусть скажет сейчас. По его желанию он будет беспрепятственно выпущен из замка Омега или же станет держать испытание на звание рядового наемника наравне с другими соискателями, не обучавшимися в цитадели Омега. Есть ли желающие?
«Еще спросил бы: есть ли среди вас трусы? — с неудовольствием подумал Леке, сжимая кулаки. — Кто отказался от испытаний, не достоин зваться мужчиной!»
— Говорите сейчас, потом у вас не будет такой возможности. Если сомневаетесь в своих силах — лучше быть живым наемником, чем мертвецом. Говорите!
Вздрогнул рядом Гай. Леке не выдержал — обернулся. Неужели он решился? Нет, Гай молчал. Молчали и остальные товарищи. Молчал, вглядываясь в их лица, командир-наставник Андреас. Наконец генерал Бохан улыбнулся и кивнул.
— Генералу Бохану... — крикун закашлялся, и за него продолжил другой:
— Генералу Бохану — ура!!!
И снова громовое «ура!» пронеслось над плацем.
* * *
— Спишь?
Еще не рассвело. Леке рывком сел на койке — кого, некроз ему в печень, принесло перед рассветом?
— Прости, — извинилась темнота голосом Гая. Зашуршал тюфяк, друг подвинулся ближе к Лексу.
— Что тебе? — вздохнул Леке.
— Тогда, на вечернем построении... ты не хотел отказаться от испытаний, а, Леке?
— И в мыслях не было. Я не трус. И не хочу уходить из Омеги, а уж с дикими плечом к плечу воевать — последнее дело.
Гай засопел. Что-то его тревожило, и Леке не знал, как подтолкнуть друга к откровенности.
— Ты считаешь всех отказавшихся трусами?
По интонации, с которой Гай это спросил, Леке понял, как надо отвечать.
— Нет, разное в жизни бывает, но...
— Тихо вы! — шикнул со своей кровати Кир. — Дайте поспать. В сортир топайте.
Гай и Леке вышли из спальни. Пол в туалете холодил босые ступни, тусклая лампочка слепила после темноты спальни. Леке присел на край унитаза. Гай оперся спиной о раковину; он был бледнее обычного, узкое лицо удлинилось еще больше, тонкий нос с горбинкой выступил. Помолчали. Из крана капала вода, и больше никаких звуков.
— Выкладывай, — наконец нашел нужное слово Леке.
Гай мялся и страдал.
— Я хотел отказаться, — прошептал он. — Я боюсь не справиться. Знаешь, что бывает с теми, кто завалил испытание?
— Не знаю, — пожал плечами Леке, — наверное, тоже в наемники, к диким. Или выгоняют... Это же позор — завалить...
Гай рассмеялся. Раньше Леке не слышал такого смеха — будто мутант заскрипел.
— Ну ты даешь! Это не позор, Леке, это смерть.
— Во время испытания, конечно, можно погибнуть, но...
От смеха Гай согнулся пополам, а когда распрямился, по его лицу текли слезы. Леке испугался, совсем как в детстве, когда отчим решил отдать пасынка в Омегу, а мамка заплакала. Лексу хотелось стать военным, ведь быть офицером почетно! Но мамка плакала, будто знала чтото очень страшное, мальчишке неизвестное.
— Убьют. Провалившихся — убьют. — Гай тихонько всхлипнул. — Ты понимаешь?! Если я не справлюсь — всё, меня убьют!
— Да погоди. С чего ты взял?
— И ты завтра узнаешь. А мне выпускник прошлогодний рассказал. Онто прошел, а вот друг его — нет, там остался. На Полигоне. Понимаешь? Это был последний шанс выжить, не рисковать своей шкурой... А я... Я представил, как выхожу из строя, вы все смотрите, Бохан, Андреас смотрят, и все знают: я — трус, мне жизнь дороже чести... Понимаешь?!
— Тихо ты. Разбудишь всех. Понимаю. Но ты не трус, ты же не вышел...
— Я даже выйти и сказать струсил, — тихо, но очень четко сказал Гай.
Леке задумался над словами друга. Наговаривает он на себя. Во-первых, не выдержать испытание — это из сказок, зря, что ли, столько сезонов тренировались. Правда, Гай расклеился, приболел, но завтра лекарь всех осмотрит, и для больных испытание отложат, все честно. Во-вторых, про убийство — ерунда полная. Мы же все — семья. Отец может выгнать сына из дома, но не будет в него стрелять.