Победитель. Пьеса и киносценарии - Петр Алешкин

О т е ц А л е к с а н д р: Люблю… Ты не знаешь сам, что творишь.

Мишка оттолкнул, бросил попа на лавку и повер¬нулся ко всем сидевшим за столом, засмеялся хрипло.

М и ш к а: Слыхали, он меня любит! (и опять повернулся к отцу Александру). Бога нет, дурак! Я – Бог! Где он, твой Бог, где?.. Пусть придет, накажет меня. Позови его! Если он всеведущ, почему он не заступится за тебя, верного слугу своего? Ну! Я плюю на твоего Бога, я на тебя плюю.

Чиркун харкнул в лицо попа.

Отец Александр молча вытерся рукавом.

М и ш к а: И теперь любишь?

Е г о р: Отстань от него, слышь? Он тебя не трогает!

М и ш к а: Ты кого защищаешь? Ты коммунист иль кто?.. Иль уже зятьком попа себя чувствуешь?! (выкрикнув это, Мишка быстро оглянулся на дверь в горницу, снова схватил попа за грудки, поднял с лавки). Я тебе сейчас докажу, что я судьбы вершу, а не Бог. Ты поймешь, что Бога нет! Я щас с твоей дочерью грех совершу.

Чиркун отбросил, оттолкнул попа назад и широко и уверенно шагнул к двери в горницу.

Егор вскочил, рванулся к нему, но мордастый подсек ногой сзади, сбил его на пол, навалился сверху. Веселый шустряк кинулся к ним. Они с грохотом свалили лавку, разбили стакан.

Отец Александр вскочил, но сидевший рядом с ним Максим, схватил его за плечо, и ткнул в бок стволом маузера.

М а к с и м: Сидеть, батюшка, сидеть! Твой Бог испытывает тебя! Терпи! Теперь уж что Бог даст… вместе посмотрим! Одному Богу, если он есть, известно, что будет дальше!

Мишка помог мордастому и шустряку связать, стянуть руки Егора длинной утиркой, заткнуть рот тряпкой. И направился в горницу.

Анохин бился на полу, сопел. Кровь из носа текла по щеке.

Из горницы визг доносился, крики. Вылетела попадья, упала у порога. Вскочила и снова рванулась в горницу, но мордастый обхватил ее сзади руками, вытолкал в сени, закрыл двери и вцепился в ручку, не давая открыть. Шустряк с веселым лицом стоял посреди комнаты, следил в раскрытую дверь за тем, что творится в горнице, улыбался сладострастно.

Ш у с т р я к (весело в горницу): Помочь?

Но с места не сдвинулся.

Анохин что есть мочи рванулся, стараясь вырвать руки, мотнул головой, но не смог освободиться.

Ш у с т р я к (сильно ударив его пинком в бок): Лежи! Не рыпайся!

Егор перестал биться на полу, понял, что не вырваться. Только по-прежнему дергал туго стянутыми руками, ослаблял узел. Слезы лились, смешивались с кровью.

Из горницы возня доносилась, утробный, приглушенный хрип.

О т е ц А л е к с а н д р (крестясь на иконы): Восстань, Господи, во гневе Твоем. Подвигнись против неистовства врагов моих, пробудись для мя на суд, который Ты заповедал. Внемли гласу вопля моего, Царь мой и Бог мой! Ибо я к Тя молюсь. Господи, не удаляйся от мя: сила моя! Поспеши на помощь мне!

В горнице стало тихо, так тихо, что быстрый шепот священника страшно звучал в тишине. И все замерли. Егор открыл глаза.

Андрюшка сидел, опустив голову.

Мордастый наливал в стакан самогон.

Шустряк по-прежнему стоял посреди комнаты и наблюдал с полуоткрытым ртом за тем, что происходит в горнице.

Только Максим сидел спокойно, улыбался насмешливо и ехидно.

Шелест одежды, позвякивание пряжки ремня донеслось из горницы, шаги.

О т е ц А л е к с а н д р: Псы окружили мя, скопище злых обступило мя, пронзили руки мои и ноги мои…

Мишка появился на пороге, затягивая ремень. Алая морда его с близко посаженными маленькими глазками поцарапана. Подпоясывался, глядя на бормочущего священника.

М и ш к а: Не клевещи, не обманывай Бога… Пока не пронзили. А это идея!

Ш у с т р я к (рванувшись в горницу): Теперь я пойду.

М и ш к а (оттолкнул его и прикрыл дверь в горницу): Погоди!

Шустряк обиделся, скосомордился, отошел к столу. Чиркун налил самогона в стаканы себе и шустряку. Выпил, крикнул:

М и ш к а: Пейте, ребята!.. Андрюшка, ты чего смухордился? Разливай, пей да гляди веселей… А ты чо, батюшка, бороду опустил? (Мишка ухватил отца Александра за бороду, поднял голову ему). Ну, понял теперь, что Бога нет? Я – Бог! Молись мне! Ну, на колени – и молись! Бей поклоны! Благодари за то, что я, Бог, снизошел до твоей дочери! Молись, чтоб родила Бо¬жьего сына…

Он дернул попа за бороду, потянул вниз, заставил согнуться, но отец Александр не встал на колени. Мишка ударил его левой рукой по лысому затылку.

М и ш к а: Вставай! Молись вслух, чтоб все слышали! (Бороду из руки не выпустил. Поп изогнулся, но не вставал на колени, морщился, молчал). Не хочешь? Не хочешь признать меня Богом? Не веришь? А где же тогда твой Бог?.. Вставай! (Мишка сильно рванул его за бороду вниз и отпустил. Поп упал. Чиркун пнул его ногой). Нет, я тебя заставлю отречься от твоего Бога. Ты будешь молиться мне!

Егор дергался на полу, рвал руки, тужился, стараясь их освободить. Кровь из носа по-прежнему текла, смешивалась со слезами.

М и ш к а: Андрей, найди молоток-гвозди в сенцах, быстро! (Священнику) Щас мы испытаем твою веру, как Христа распнем.

Максим по-прежнему снисходительно улыбался, глядя на Мишку и священника.

Андрюшка бросил огрызок огурца на стол и как-то суетливо побежал в сени. Двери оставил открытыми. Вернулся с молотком, гвоздями, протянул Чиркуну. Мишка взял. Он отхлебнул из стакана, взглянул исподлобья на шустряка, смотревшего на него, насмешливо и недоверчиво. Остальные красноармейцы отводили глаза, даже Андрюшка Шавлухин сел за стол белый, напряженный.

М и ш к а: Хэ, ну, батюшка, отрекаешься от своего Бога? А? Будешь молиться на меня?

Отец Александр покачал головой, торопливо, ре¬шительно поднялся с лавки, перекрестился широко, быстро говоря:

О т е ц А л е к с а н д р: Храни мя, Боже, ибо я на Тя уповаю! Да не скажет враг мой: «я одолел его». Да не возрадуются гонители мои, если я поколеблюсь! (перекрестился, спросил у Чиркуна). Где крест мой?

Мишка снова растерялся.

М и ш к а: Жалкую, что ночь! Быстренько бы сварганили крест… Но я тебя на стене распну. Становись! (указал на беленую мелом перегородку, отделяющую прихожую от горницы).

Священник послушно шагнул к стене мимо лежавшего на полу Егора, прижался к ней спиной, раскинул руки. Глаза он закрыл, выставил широкую, с проседью, бороду. Шептал, молился про себя. Губы и борода шевелились.

Максим молча с заинтересованной улыбкой следил за происходящим.

М и ш к а (Шавлухину): Андрей, держи молоток! Пришпиль его к стене!

Андрюшка схватил стакан со стола, глотнул торопливо. Но не пошел в него самогон, отрыгнулся, полезло из Андрея все, чем он закусывал. Зажал он рот и выскочил в сенцы.

М и ш к а (протянув молоток насмешливому шустряку): Может, ты возьмешься?

Ш у с т р я к: Ты Бог, ты и твори.

М и ш к а: Трусы, слабаки! Смотрите сюда!

Он подошел к священнику, подставил ржавый гвоздь к его растопыренной, прижатой к стене ладони, размахнулся молотком и с плеча врезал по гвоздю. Кровь брызнула на белую стену.

Мишка успел стукнуть еще раз.

Егор рванулся, что есть сил, выдернул руку из утирки, вскочил, и даже не ударил, отшвырнул Чиркуна к суднику. Красноармейцы мгновенно насели на Егора сзади. Анохин крутился, бился, мотал их по прихожей, сбивая табуретки, лавки.

В В дом священника ворвались Николай, Игнат Алексеевич и другие мужики. Комната заполнилась людьми. Треснул револьверный выстрел. Шум, крики.

Егор поднялся с пола. Прихожая была забита кричащими, суетящимися мужиками. Из сеней тоже шум доносился, возня. Втащили пьяного Андрюшку. Мордастого красноармейца, Максима и Мишку тоже скрутили, связывали на полу. Плачущая навзрыд попадья поддерживала у стены бледного священника, а брат Егора, Николай, пытался вытащить гвоздь. Кровь текла из ладони. Наконец вырвал Николай гвоздь.

2 – о й к р е с т ь я н и н: Карасин несите! Рану промыть!

3 – и й к р е с т ь я н и н: И паутина нужна! Паутинки найдите на рану!

Стали промывать керосином рану, накладывать паутину, перевязывать чистой тряпкой. Шум стоял в комнате по-прежнему.

Матерились, угрожали расправой красноармейцы.

Командовал мужиками Трофим Булыгин, плечистый крепыш с русой, короткой бородой, с револьвером в руке, отобранным у Мишки.

Связанный Мишка лежал на боку возле судника. Увидев револьвер в руке Трофима, Анохин кинулся к нему, в одно мгновенье вырвал револьвер, оттолкнул мужика, заслонявшего Мишку, и выстрелил. Трофим Булыгин успел опомниться, ударил снизу по руке Егора. Пуля угодила в пустой горшок на суднике. Черепки посыпались на Мишку. Он крутнулся на полу, увидев Егора с револьвером, направленным на него, сбил связанными ногами помойное ведро с водой.