Занимательные истории из жизни Романовых - Алексей Давтян

– Ну, брат, – сказал государь Замятину, – прости меня, пожалуйста! Мне тебя очень жаль, а что делать? Пеняй на плута Татищева. Однако ж я сего не забуду и зачту побои тебе вперед.

Впоследствии Петру Великому пришлось сдержать свое слово. Замятин попался в каком-то преступлении, за которое следовало жестокое наказание; но царь решил так, что-де подсудимый и заслуживает казни, но так как он некогда понес наказание, то и зачесть ему оное за нынешнее преступление.

Петр Великий, будучи всего десяти лет от роду, составил в Москве из дворян регулярную роту, которую назвал потешною, в которой сам служил сначала барабанщиком, а затем, когда ему исполнилось двенадцать, простым солдатом. В это время кораблестроение и мореплавание сделались любимым занятием Петра Великого. Монарх служил во флоте и в строевых сухопутных полках наравне со своими подданными, начиная с низких чинов. В морской службе царь дошел до звания контр-адмирала. Однажды на флоте освободилось место вице-адмирала. Контрадмирал Петр Алексеевич, как положено, подал в адмиралтейскую коллегию просьбу, в которой описал свою прежнюю службу и просил назначения на освободившееся место. Однако коллегия после внимательного рассмотрения дела отдала свободную вакансию другому контр-адмиралу, который прослужил дольше Петра Алексеевича и имел более случаев отличиться. Петр Великий к этому вердикту отнесся так:

– Члены коллегии судили справедливо и поступили, как должно. Если бы они были так подлы, что из искательства предпочли бы меня моему товарищу, то не остались бы без наказания.

Князь Федор Юрьевич Ромодановский, известный под прозвищем Князя-Кесаря, заведовал Преображенской тюрьмой. Его жестокий нрав изумлял самого Петра, но при этом каким-то странным образом князь Ромодановский был набожен и из святых особо почитал Николая угодника. Раз, накануне Николина дня, один колодник, содержавшийся в тюрьме и приговоренный за убийство к смерти, объявил, что имеет сообщить князю нечто очень важное. Ромодановский велел привести к себе арестанта. Тот бросился в ноги князю и стал просить, чтобы его отпустили в деревню к родным – провести с ними последний раз праздник и проститься, так как, вероятно, его скоро казнят. Князь удивился такой неслыханной дерзости.

– Да как ты смеешь просить об этом, злодей! – закричал, наконец, князь, придя в себя от изумления.

– Помилуй, отец мой! Святой Никола чудотворец воздаст тебе за это сторицею.

Венецианов А. Г. Основание Петербурга (фрагмент)

– Кто же будет за тебя порукою? – спросил уже смягчившись, князь Ромодановский.

– Сам святой угодник. Он не попустит мне солгать.

Начальник тюрьмы подумал-подумал и отпустил арестанта в деревню, заставив его поклясться в том, что он непременно вернется. У князя хватало недоброжелателей, которые тотчас же донесли об этом происшествии Петру. Государь вызвал к себе князя и строго спросил:

– Правда ли, что ты отпустил разбойника?

– Отпустил, ваше величество, но только на пять дней, чтобы он простился с родными.

– Да как же ты мог это сделать и поверить злодею, что он вернется?

– Он дал мне в том порукою великого угодника Божия, который не попустит ему солгать.

– Но когда он мог убить человека, то что стоит ему солгать святому, тем более что он уличен в убийстве и знает, что его ждет смерть?

Но князь, однако, настаивал, что верит злодею.

– Ну, дядя, смотри, чтоб не отвечать за него тебе, если он не будет в срок, – сказал государь.

В назначенный день преступник явился в тюрьму, благодарил князя и сказал, что теперь готов с радостью принять заслуженную казнь. Обрадованный князь поехал к государю и доложил об этом. Петр удивился и потребовал к себе арестанта.

– Знаешь ли ты, что за убийство, совершенное тобою, ты должен быть казнен?

– Ведаю, царь.

– Как же, ведая, возвратился ты на верную смерть?

– Я дал в том порукою святого чудотворца Николая. К тому же я заслужил смертную казнь и приготовился к ней покаянием. Да если б я и вздумал бежать, то святой Николай не попустил бы мне того, и я рано или поздно был бы пойман и еще большую потерпел бы муку.

Петр всегда оказывал снисхождение, когда видел чистосердечное раскаяние, и прощал всех, кроме убийц; но на этот раз он так был тронут, что приказал заменить смертную казнь для этого преступника солдатскою службою в одном из сибирских полков.

Когда у Петра I родился наследник, он немедленно послал своего генерал-адъютанта в крепость к обер-коменданту с приказанием возвестить народу эту радостную весть пушечными выстрелами. Обер-комендант бросился исполнять приказание, но был остановлен часовым-новобранцем, которому было приказано никого не пускать в крепость после вечерней зари.

– Меня царь послал за важным делом, – убеждал солдата обер-комендант.

– Ничего не знаю, а знаю только одно, что не велено никого пускать, а не отойдешь – я тебя застрелю.

Делать нечего: генерал-адъютант вернулся и доложил Петру о своей неудаче.

Услышав эту историю, государь лично, как был в простом кафтане, без всяких отличий, отправился в крепость. Но и ему путь преградил неумолимый часовой.

– Господин часовой, пусти меня, – просит его царь.

– Не пущу.

– Я тебя прошу.

– Не пущу и не проси.

– Я приказываю.

– А я не слушаю.

– Да ты что, не узнаешь меня?

– Нет, не узнаю.

– Я государь твой!

– Не знаю, а я знаю то одно, что он же приказал никого не пускать.

– Да мне нужда есть.

– Ничего я слышать не хочу.

– Бог даровал мне сына, и я спешу обрадовать народ пушечными выстрелами.

– Наследника? Полно, правда ли?

– Правда, правда!

– Ну, коли так, то пусть хоть расстреляют! Иди и сегодня же обрадуй народ сею вестью!

Государь приказал коменданту сто одним выстрелом известить столицу о рождении сына; затем поспешил в собор, где поблагодарил Бога за милость. Но не забыл царь и честного солдата: он пожаловал его сержантом и десятью рублями.

Однажды Петр Алексеевич, вытачивая человеческую фигуру на токарном станке, спросил своего механика Андрея Нартова:

– Ну, каково я точу?

– Хорошо, – отвечал Нартов.

– Таково-то, Андрей! Кости точу я долотом изрядно, а не могу обточить дубиной упрямцев.

22 июня 1715 года Петр I прибыл на галерах в Гапсаль. Осмотрев город, государь через Линден и Падис направился в Ревель. По пути он послал объявить дворянину Рамму, что будет обедать у него. Строптивый дворянин ответил, что не желает этого посещения, но царь не смутился, все равно прибыл к нему, собственноручно наказал дворянина за гордость своею тростью и не забыл вкусно пообедать. За трапезой царь так очаровал приглашенного им к столу побитого хозяина, что при прощании Рамм просил подарить ему бившую его царскую трость. Говорят, что вещественный документ этот и сейчас еще хранится у потомков Рамма.