Занимательные истории из жизни Романовых - Алексей Давтян

Каравак Л. Полтавская баталия (фрагмент)

Однако государь немного перепутал время: думая, что назначил операцию на 10 часов, сам в 11-м часу сел в одноколку с одним только денщиком, и отправился к дому Соковнина, где надеялся застать уже финал дела. Подъехав к месту, Петр понял, что никакого захвата не произошло, но менять планов не стал. Царь бесстрашно вошел в комнату, где сидели заговорщики, и сказал им, что, проезжая мимо и увидев в окнах свет, подумал, что у хозяина гости, и решился зайти, выпить чего-нибудь с ними. Царя пригласили за стол.

Государь сидел с заговорщиками уже довольно долго, про себя досадуя на капитана, который не исполнил его повеления. Наконец, император услышал, что один стрелец сказал на ухо Соковнину: «Не пора ли, брат?» Едва произнес он эти слова, как Петр вскочил со стула и, свалив Соковнина кулаком наземь, воскликнул: «Это мне пора, мошенник, а не тебе!». Не известно, чем кончилось бы дело, но в эту самую минуту, ровно в 11 часов, как и было условлено, капитан Липунов ворвался в помещение со своей ротой. Государь набросился было на капитана, но когда Липунов представил собственноручную царскую записку, государь сознался в своей ошибке, поцеловал капитана в лоб, назвал его честным и исправным офицером и отдал ему под стражу связанных заговорщиков.

После Полтавской победы Петр I пригласил пленных шведских офицеров к своему столу и, подняв бокал, сказал: – Пью за здравие моих учителей в военном искусстве!

Шведский фельдмаршал Рейншильд спросил императора, кого же он называет своими учителями.

– Вас, господа! – ответил царь.

– В таком случае ваше величество очень неблагодарны, поступив так дурно со своими учителями, – ответил Рейншильд.

Довольный остроумным ответом, Петр Алексеевич немедленно велел возвратить фельдмаршалу его шпагу.

Во время Шведской войны зимой в Петербурге на Неве ставились посты по дороге с Выборгской стороны к Московской. Часовым было приказано после вечерней зари не пропускать никого ни в Петербург, ни из Петербурга. Однажды Петр Великий был в театре на Литейном, недалеко от дома его кумы, генеральши Настасьи Васильевны Бобрищевой-Пушкиной. Она тоже была в театре и просила государя приехать к ней после представления на ужин. После спектакля Петр незаметно вышел из театра и с одним денщиком, в маленьких санях, заехал со стороны Охты к куме. Подъехав к часовому, стоявшему близ Литейного двора с Московской стороны, и назвавшись петербургским купцом, запоздавшим на Охте, царь попросил его пропустить.

– Не велено пропускать, – отвечал часовой. – Поезжай назад!

Тогда государь предложил солдату рубль. Тот не пускает. Царь продолжал торговаться, доведя взятку до десяти рублей. Часовой, которому надоело упорство «купца», сказал:

– Послушай, я вижу, что ты человек добрый; пожалуйста, поезжай назад; буде же еще станешь упорствовать, то мне придется тебя застрелить или сдать на гауптвахту как шпиона.

Тогда государь поехал к часовому, стоявшему с Выборгской стороны, и снова, сказавшись купцом, просил пропустить. С этим часовым удалось сговориться за два рубля. И все бы хорошо, но, пробираясь по Неве к дому Бобрищевой-Пушкиной, государь попал в полынью и едва выбрался из нее с помощью денщика. Петр приехал к куме весь мокрый и замерзший.

– И зачем, батюшка, – пеняла государю хозяйка, – самому тебе так трудиться? Разве не мог ты послать для осмотра караулов кого-нибудь другого?

– Если есть возможность измены, кто же лучше испытает часовых, чем я сам? – отвечал Петр.

На другой день состоялся приказ по полку: часового-изменника сослать на каторгу, привязав ему на шею два просверленных рубля, а добросовестного часового произвести в капралы и пожаловать десятью рублями, предложенными ему накануне.

Кум и денщик Петра Великого Афанасий Данилович Татищев однажды чем-то сильно прогневал государя. Царь велел наказать его батогами перед окнами своего дворца. Виновный должен был сам явиться к подготовленной экзекуторской команде. Но Татищев медлил идти, надеясь, что гнев государя пройдет. Вдруг ему встретился царский писарь, некто Замятин. У Татищева возникла блестящая мысль – поставить вместо себя Замятина.

– Куда это ты запропастился? – сказал он ему. – Государь тебя уже несколько раз спрашивал и страшно на тебя гневается. Мне велено тебя сыскать. Пойдем скорее! – И повел его к барабанщикам.

В это время государь взглянул в окно и, увидев Татищева среди солдат, повелел: «раздевайте» – и пошел прочь по своим делам.

Неизвестный художник. Портрет Петра I

Татищев, обрадовавшись, закричал солдатам, указывая на Замятина:

– Что ж вы стали? Принимайтесь!

Беднягу раздели, положили и принялись исполнять приказание. Скоро Петру стало жаль Татищева. Выглянув из окна, он закричал:

– Полно! – и поехал в Адмиралтейство.

А Татищев между тем отправился к Екатерине и бросился ей в ноги.

– Помилуй, матушка, государыня! Заступи и спаси. Петр Алексеевич велел меня высечь, а высекли не меня, а подьячего Замятина.

– Как Замятина? – спросила удивленно государыня.

– Так, Замятина! Я, грешник, вместо себя подвел его.

– Что ты это наделал! Государь наверняка узнает про твой обман – он тебя засечет.

– О том-то я тебя и молю, всемилостивейшая государыня! Вступись за меня и отврати гнев его, – взмолился Татищев, честно рассказав, как было дело.

Государыня, пожурив его, все же обещалась похлопотать. К счастью, государь приехал с работ очень веселый. За обедом Екатерина заговорила о Татищеве и просила простить его.

– Дело уже кончено. Он наказан, и гневу моему конец, – сказал Петр.

Но Екатерина не отступала: дело в том, что если Петр Великий говорил кому-нибудь: «Бог тебя простит», – то этим уже всё забывалось, будто ничего и не было. Этих-то слов и добивалась государыня.

– Да отвяжись, пожалуйста, от меня! – сказал, наконец, царь. – Надоело, Бог его простит.

Едва были произнесены эти слова, как откуда ни возьмись явился Татищев и бросился в ноги Петру, который подтвердил свое прощение. Тогда Татищев признался, что сечен был не он, а Замятин, и все бы ничего, но в заключение плут прибавил:

– И ничего ему не сделалось, подьячему-крючку.

Шутка эта, однако, не понравилась государю.

– Я тебе сейчас покажу, как надобно поступать с такими хитрецами, как ты! – сказал государь, берясь за дубинку. Но тут Екатерина напомнила, что он уже именем Божьим простил виновного.

– Ну, быть так, – сказал государь, останавливаясь, и приказал рассказать, как было дело. Татищев чистосердечно, не утаивая ничего, все рассказал. Призвали Замятина, и он подтвердил, что это правда.