Доктор Есениус - Людо Зубек

— Мы слышали, доктор, что вы хирург. Наш любезный Тихо Браге говорил нам о вас, говорил, что человеческое тело под вашим ножом раскрывается, как книга в руках любознательного читателя. Великолепное призвание! Так занимайтесь же своим делом, пусть вас не волнуют заботы, возложенные богом на правителей. Мы с ними справимся как-нибудь сами. Ну, а если не справимся, так нам помогут наши советники, политики по призванию… Мы надеемся, что пребывание в Праге вам придется по вкусу.

Любезным жестом он дал знать, что аудиенция окончена. Ученые склонились в глубоком поклоне и уже было собрались покинуть кабинет, когда император знаком остановил Браге:

— Хорошо, если бы наш астроном рассказал нам сейчас, что интересное показывают звезды…

Двери императорского кабинета бесшумно закрылись за ушедшим Есениусом.

ДАТСКИЙ АТЛАС-НЕБОДЕРЖЕЦ

По соседству с Градчанами, высоко над Прагой, в новоотстроенном доме жил императорский астроном Тихо Браге.

Отсюда, по крайней мере, недалеко до резиденции великого мецената, как любил себя величать Рудольф, которому Браге ежедневно должен был докладывать о положении звезд. Если императору хотелось самому посмотреть на звезды, он вместе со своим астрономом заходил в павильон Бельведера на другом конце императорского парка, и там, в зале верхнего этажа, где по его приказу была оборудована обсерватория, они до глубокой ночи следили за перемещением планет, силясь постичь, что доброе или злое несут людям звезды. Насколько счастливее могло бы быть чешское королевство, если бы его властелин интересовался жизнью своих подданных так, как интересовался он звездами!

В тот же день после полудня Есениус перевез в дом Браге сундук, в котором, находились его одежда и врачебные принадлежности.

Пани Кристина, жена Браге, приветствовала Есениуса с материнской нежностью и по-деревенски просто, с той непосредственной сердечностью, которая свойственна сельским людям. Кристина Браге происходила из простой семьи. Она была деревенской девушкой, когда взгляд великого ученого-астронома остановился на ней. Браге сразу полюбил девушку и никогда не жалел, что они поженились. Кристина родила ему восьмерых детей, из которых остались в живых четверо. Своего мужа она обычно называла пятым. Жизненный путь ее после замужества не был устлан розами. Ведь Браге больше жил среди звезд, чем на земле. И самым счастливым временем своей жизни он называл время, проведенное в Ураниенбурге, в этом волшебном звездном городе на острове Гвен, где милостивый и щедрый король Дании Фридрих II распорядился выстроить для него сказочный дворец-обсерваторию.

Обсерватория была оборудована замечательнейшими инструментами. посмотреть на которые съезжались любопытные со всей Европы. Вот почему проведенные там девятнадцать лет Браге считал счастливой порой своей жизни. Поклонники дали ему весьма лестное прозвище «Датский Атлас-небодержец». Древний Атлас держал на своих плечах небо. У Датского Атласа на плечах покоилось мироздание.

Есениус гордился тем, что мог называть Браге своим другом, и с великой благодарностью принял предложение астронома переселиться к нему.

Под вечер в самой большой комнате дома собралась многочисленная семья Браге и его помощники. Кроме Адама Фельса, который приходился Есениусу шурином, были здесь и трое незнакомых: один из них, худощавый брюнет с длинными черными усами, был придворный математик Иоганн Кеплер, другой — датский астроном Христиан Лонгомонтан, а третий — Франц Текгнагель, жених старшей дочери Браге, Альжбеты.

В центре стола сидел Браге. Весь его облик говорил о том, что он главное лицо в этом обществе. Разговор велся вполголоса, что свидетельствовало о царившей в доме строгой дисциплине. Тихо Браге был здесь грозным властелином.

Есениус сидел справа от Браге, Кеплер— слева. Место рядом с Есениусом пани Кристина сохранила для себя, чтобы поподробнее расспросить гостя о виттенбергских новостях. В Виттенберге, когда Браге жил там со своей семьей, Есениус подружился с пани Кристиной. Своими манерами, разговором, непосредственностью и сердечностью она напоминала ему покойную матушку. Теперь же, когда Есениус стал гостем этой семьи, он получил еще большую возможность, чем в Виттенберге, наблюдать эти прекрасные качества пани Кристины. И в том, как она старательно наполняла его тарелки, и в том, как отвергала его протесты, собственноручно выбирая для гостя вкусный кусок, было столько искренности, что он волей-неволей покорился ее чисто материнскому гостеприимству.

Старшая дочь, сидевшая напротив матери и слева от своего жениха, явно походила на отца. Сходство заключалось не только во внешности, в красновато-рыжем оттенке волос, но и в ее характере. Она не переставая что-то шептала своему жениху и бросала на него многозначительные взгляды, а он лишь покорно кивал головой. Но эта покорность, казалось, не могла удовлетворить властолюбивую девушку. Строгое выражение ее лица не исчезло даже тогда, когда пани Кристина сочла необходимым вмешаться в их разговор:

— Дети, дети, хотя бы за столом не ссорьтесь!

Младшая дочь, Софиа, робко поглядывала на гостя, и было видно, что она побаивается своей старшей сестры больше, чем отца. В течение всего вечера она не проронила ни одного слова.

На другом конце стола сидели Лонгомонтан и сыновья Браге — Йорген и Тюге. Это были белокурые юноши со светлыми глазами и круглыми лицами, всеми своими чертами походившие на мать. Есениус несколько раз обращался к ним, и они охотно и горячо отвечали ему. Но ответы их были весьма краткими: строгий взгляд отца останавливал их на полуслове, и они, комкая фразы, умолкали.

Лонгомонтан был всего лишь скромным слушателем. Взгляд его рассеянно блуждал по сторонам. Вопрос, обращенный к нему, заставал его врасплох, как бы пробуждая ото сна, и вместо ответа он в свою очередь спрашивал: «Вы что-то сказали?.. Простите, но я не очень внимательно слушал… Немного отвлекся…»

Есениус подумал, что он никогда бы не привык к такому большому дому. Здесь не хватало того семейного уюта и теплоты, которые царили во время обедов и ужинов в его виттенбергской квартире. Интересно, что делает сейчас его жена Мария? Вероятно, ей, бедняжке, грустно в одиночестве.

Молчание царило в течение всего ужина. Но, как только дочери астронома поднялись из-за стола и молодежь покинула столовую, а за кружкой вина вместе с Браге остались лишь Есениус, Кеплер и Лонгомонтан, языки развязались. Уже одним тем, что за столом остались лишь Кеплер и Лонгомонтан, Браге указал на иерархию, существующую среди его помощников. Хотя Кеплер и подчиняется Браге, но жалованье ему дает королевская казна и у него имеется титул императорского математика; другими словами — он равноценный работник, а что касается Лонгомонтана, так это старый человек, имя которого известно в кругах астрономов.

— Ну и задали вы мне сегодня жару у императора! — улыбнулся Браге, выпив за здоровье гостя. — Я так и ждал, что он бросится на вас с кинжалом в руке. Да и мне наверняка бы попало — ведь это я уговорил его принять вас. Вы с ним говорили так, будто между вами шел диспут. Хорошо еще, что у его величества сегодня было хорошее настроение.

Есениус улыбнулся, польщенный словами Браге:

— О моем реферате против тиранов ему, наверное, рассказал канцлер Лобковиц.

— Вероятно, — подтвердил Браге. — Но, во всяком случае, удивительно, что император все запомнил. Впрочем, это должно вас только радовать.

Молчавший до сих пор Кеплер вмешался в разговор:

— Важно, что все благополучно кончилось. Обычно люди, разговаривая с императором, стараются ему понравиться. Только мы, астрономы, должны говорить ему правду, пусть это даже и не всегда приятно слушать.

— Это верно, — оживленно подтвердил Браге, отхлебнув добрый глоток вина. — Однажды, согласно предсказаниям гороскопа, я поведал императору, что ему грозит опасность от собственного сына, который попытается лишить его трона. Император принял предостережение звезд как должно и не женился.

— А внебрачный сын не может претендовать на трон: дон Цезарь д'Аустриа не представляет опасности для императора, — улыбнулся Кеплер.

Есениус спросил о дочери Октавиана Страды, управляющего императорскими коллекциями, о прекрасной донне Катарине, которая хотя и не состояла в браке с императором, но считалась в Пражском замке первой дамой государства. Она родила императору уже нескольких детей, позаботившись тем самым о его счастливой семейной жизни. Император не остался в долгу и сохранил за своими незаконнорожденными детьми все привилегии настоящих принцев и принцесс.

— Ну, а теперь, пожалуй, оставим в покое императора и поговорим немного о вас, мой друг, — предложил Браге, обращаясь к Есениусу. — Переезжайте, дорогой мой, в Прагу навсегда.