Детская книга для девочек (с иллюстрациями) - Глория Му

Глава 7

— Тео Крестоносец, — ответила Люсинда.

— Тео де Дорн! Пятый сын Арнульфа Дорна; отправляясь в крестовый поход, получил от отца кинжал. Сражался пехотинцем вместе со старшими братьями Петером и Клаусом в войске Гуго Вермандуа. Был посвящен в рыцари лотарингским герцогом Годфруа за бой близ Дорилеи… — девочка осеклась под насмешливым взглядом Феи.

— Это все тоже из Интернета?

— Да, — обреченно кивнула Геля, — статья из Википедии «Фандорины». Ее папа написал… У папы хобби: изучать историю рода Дорнов. Он нам в детстве часто эту историю рассказывал вместо сказок, — и грустно добавила: — Я почти всех известных Дорнов — Фандориных наизусть помню, могу нормального человека до смерти уморить… Извините.

— Ничего, так даже лучше, — Люсинда вывернула руль и сделала неприличный жест в сторону толстого дядьки на «лексусе», который пытался их подрезать, — не придется много объяснять.

— Как это «не придется»? — возмутилась Геля. — Я не понимаю, при чем тут Тео Крестоносец?!

— А ты подумай.

Геля стала вспоминать сон — пустыня, город (теперь понятно, что это Иерусалим), холм, синеглазый дядька в яме — и почти сразу догадалась:

— Там в пыли что-то блестело. Это было Яблоко? Тео его нашел?

— Да! Этот сукин сын его нашел! — Фея в сердцах стукнула обеими руками по рулю, и машина от этого испуганно вякнула.

— Зачем же обзываться плохими словами? — обиделась за предка Геля.

— Плохими?! Я тебя умоляю! Для этого человека еще не придумали достаточно плохих слов! — прорычала Фея.

Выглядела она в этот момент не очень — зеленые глаза злобно сверкали, губы кривила саркастическая усмешка и даже, казалось, волосы слегка шевелились, как у Медузы Горгоны (если бы Медуза носила короткую стрижку, конечно).

— А вы, я вижу, его… недолюбливаете? — осторожно поинтересовалась Геля.

— О-у, да! Тео де Дорн — воплощение худших качеств мужчины. Они вечно выдумают себе какую-нибудь дребедень, обзовут «идеей», свято в нее уверуют и потом ради этой «идеи» готовы разрушить и залить кровью полмира!

Люсинда говорила так зло, что Геле даже стало немножко жалко бедных мужчин.

— Крестоносцы! — продолжала бушевать Люсинда. — Нет, ну ты подумай, как можно, прикрываясь именем милосердного бога, ворваться с саблями и копьями в город, где живут маленькие дети, женщины, старики, устроить ужасную резню, грабить и убивать, при этом «радуясь и плача от безмерной радости». Какая идея может это оправдать? И это у них называется «победа правого дела»! Покрыли себя позором, как… как… — Люсинда посмотрела на Гелю и проворчала уже спокойнее: — Ладно, ты еще маленькая про такое слушать.

— Тео, — с опаской, но и упрямо напомнила Геля.

— Вернемся к Тео, — кивнула Фея. — И вот, представь, что по воле случая к одному из этих так называемых христовых воинов, человеку упертому, лишенному воображения, попадает в руки Райское Яблоко. После того, как на целую тысячу лет враги Любви зарыли его под землю и крест-накрест запечатали это место самым страшным заклятием (впрочем, это отдельная история, я не буду тебе ее сейчас рассказывать). Тео, разумеется, ничего не понял — мужчины часто лишены настоящего зрения, они видят только то, что доступно глазу. Рыцарь де Дорн принял Райское Яблоко за алмаз и обменял его на сто кусков драгоценного индийского шелка.

— И вы поэтому его так ругаете? Его вина в том, что он продал Яблоко?

— Ну, скажем, не вина, а преступная неосторожность. С одной стороны, он выпустил Яблоко на волю, и мир стал понемногу наполняться Любовью, меняться к лучшему. Но Тео оставил Яблоко без защиты, поэтому уже почти тысячу лет оно катится по свету как придется, не защищенное от злобы, глупости и жадности. А все потому, что он совершил преступление…

— Вы же сказали — преступная неосторожность!

— Правильно. Преступления не всегда совершаются по злому умыслу. Бывает, что по неосторожности или незнанию…

— Но это не избавляет от ответственности, — грустно закончила Геля.

— Верно. Тео совершил преступление — продал Любовь за деньги, чтобы из кучи камней сложить замок с железной крышей. Увы, мужчины часто делают эту ошибку: им кажется, что камень и металл долговечней хрупких и невесомых чувств. Но Тео де Дорн — наш общий предок, Ангелина, и поэтому все Дорны, и мы с тобой в том числе, несут ответственность за судьбу Райского Яблока. Раз потеряли — должны найти.

— Как же мы его найдем? — уныло протянула девочка. — Где оно сейчас может быть?

— Этого я не знаю. Но я знаю, где оно бывало в прошлом. Многое в истории Яблока неизвестно. Оно то мелькало где-то, то вдруг на века исчезало. Но некоторые его появления зарегистрированы в хрониках или воспоминаниях. Во всяком случае, можно догадаться, что речь идет именно о нем.

Люсинда замолчала, взглянув на Гелю с сомнением, словно не была уверена, стоит ли рассказывать дальше.

— Что с ними не так? С этими хрониками? — решительно спросила Геля. — Вы не хотите рассказывать, потому что думаете, что я не пойму?

— Теперь уверена, что поймешь, — скупо улыбнулась Фея. — Дело в том, что так называемые исторические события — это в основном хроника потрясений и несчастий. Войны, катастрофы, перечень императоров, отличившихся особенной жестокостью. Это потому, что вспышку ненависти гораздо проще заметить и зафиксировать, чем постепенные изменения к лучшему. Райское Яблоко воздействует на окружающий мир медленно, как…

— Я знаю! — вскричала Геля. — Как ионизатор воздуха!

— Что? — удивилась Фея.

— Ну, у моей бабушки есть такая штука — ионизатор воздуха, — принялась объяснять девочка. — Он «производит очистку, дезинфекцию, ионизацию и увлажнение воздуха, что позволяет создать идеальный микроклимат», это в инструкции так написано. Короче, воздух становится чистым и полезным, а люди, которые им дышат, — здоровыми. Но все происходит незаметно и постепенно, только грозой немножко пахнет. Так и Яблоко действует, да?

— Хороший пример, — сказала Люсинда с веселым изумлением, но потом очень серьезно добавила: — Однако у Яблока, в отличие от ионизатора, есть одно крайне опасное свойство…

— Если ему сделать больно, то в мире происходит катастрофа. Я помню, — кивнула Геля.

— Именно поэтому некоторые люди — ограниченные, невежественные, темные люди — считают Яблоко зловещим артефактом, причиной бед и несчастий.

— Так оно же и есть причина бед! То есть… Яблоко не виновато, что с ним так обращаются. Нарушают инструкцию по эксплуатации, вот. Его надо найти и… И я не знаю — что. Рассказывайте же скорее, где его видели, а то я сейчас умру от любопытства!

— Тео де Дорн продал Яблоко Аршандо де Сент-Аньяну, одному из девяти монашествующих воинов, принявших обет бедности и основавших впоследствии орден тамплиеров, — медленно начала Люсинда. — Но вывез из Иерусалима так называемый алмаз не он, а доверенный оруженосец рыцаря Жоффруа Бизо, молодой трубадур Бертран де Валейра.

Яблоко отправилось в другой «розовый город» — Тулузу.

Там, в Окситании, стране жгучего солнца и коротких теней, Яблоко хранилось более ста лет. И это единственный период покоя, о котором нам доподлинно известно. В XII–XIII веках Окситания была самой культурной страной Европы и отличалась неслыханной по тем (да и не только по тем) временам терпимостью — не было непреодолимых межсословных барьеров, любой чужеземец, прибывший в страну Ок, мог стать ее полноправным гражданином; иудеи, притесняемые и гонимые во всем христианском мире, могли спокойно исповедовать свою религию. Женщины получали образование наравне с мужчинами. Слава трубадуров гремела повсюду. Трубадуры научили мир любить и славить Даму. Женщина, которая в христианской традиции считалась «сосудом греха», существом нечистым, превращалась в высшее существо, служение которому составляло цель жизни куртуазного рыцаря…

— Ладно, про куртуазных трубадуров я помню, — не выдержала Геля, — но в остальное чего-то слабо верится… Просто либерте-эгалите-фратерните — как в рекламе сигарет. Это же средневековье, а вы какие-то сказки рассказываете.

— Книжки надо читать, а не по интернетам шастать, — парировала Люсинда. — Впрочем, в чем-то ты права. Окситания, озаряемая лучами не только солнца, но и Любви, в разгар средневековья достигла такого уровня культуры, какого остальная Европа смогла достичь лишь в эпоху Возрождения. Однако ни любовь, ни солнечные лучи не могут никого защитить. Над Окситанией стали сгущаться тучи — хитрый и жадный папа Иннокентий Третий нацелился добраться до богатств владетельных синьоров Прованса и Лангедока и уничтожить катаров, называемых еще mondis — чистыми. Да и тогдашний король Франции, Филипп Второй Август, был не прочь прибрать к рукам окситанские земли.