Арбайт. Широкое полотно - Евгений Попов

2. Зачем Гдов и Эдик Н. когда-то хотели заработать много денег? Зачем людям вообще требуется много денег, если не в них счастье, как утверждает пословица?

3. Что бы могло означать прозвище Маранда?

4. Отчего все вдовы и дети Эдика Н., включая Маранду, живут в Израиле? Все ли уехавшие в Израиль являются евреями? Что там делать русскому человеку?

5. Почему любовь чаще всего бывает несчастная? Известны ль вам примеры счастливой любви?

Глава XIII

«ВСЁ МОЕ», — СКАЗАЛА ЗЛАТА

Писатель Гдов сидел за письменным столом и пытался работать. Он хотел создать широкое полотно о том, что многие женщины нашей страны последнее время совершенно обнаглели и ведут себя вызывающе даже тогда, когда беззастенчиво торгуют своим телом, разрушая тем самым и без того хрупкую российскую нравственность, доставшуюся нам от дворянской литературы XIX века вместе с «тайной свободой». «Ну что это такое? Включишь телевизор, а там одни исключительно прошмандовки да кобели! — возмущался он, как патентованный мещанин и обыватель. — Просто зла и ЗЛАТЫ не хватает», — невольно, но глупо скаламбурил он и вдруг улыбнулся.

Ведь именно так звали тогда — сорок, нет, даже сорок пять лет назад — ту самую черноволосую и волоокую сибирскую молдаванку, что служила машинисткой в редакции газеты «К-ский комсомолец». Восемнадцатилетний Гдов, проинформированный своими старшими товарищами о ее веселом нраве и непритязательности, тоже мечтал сблизиться с ней, но был робок, нелеп, всегда первым опускал глаза. Он все гадал, читала ль она или нет его первый, опубликованный в этой газете рассказ под названием «Спасибо», сюжетом которого являлся убедительный урок нравственности, полученный юным студентом у старого букиниста. Стиляга Эдик по случаю безденежья пытается сдать в книжный магазин любимый томик писателя К.Паустовского, а букинист, догадавшись, что парень поступает безнравственно, изменяя самому себе, отказывается принять книгу. Такие сюжеты были модными тогда в рамках борьбы Коммунистической партии Советского Союза за возвращение к «ленинским нормам». Что, дескать, революция вообще-то была хорошая, пока ее не опозорил Сталин. Фигура Троцкого тогда в расчет не бралась. С ним тогда всё было понятно — вражина на все времена.

То есть то, что машинистка Злата рассказ молодого писателя Гдова перепечатывала, — это непременно, другой штатной единицы машинистки в газете не было. Но читала ль она, поняла ли, кого он действительно имел в виду, описывая в рассказе дерзкую, высокую, симпатичную девчонку, бригадира бетонщиков К-ской ГЭС, влюбившись в которую стиляга Эдик исправился с помощью букиниста? Ее он описывал! Ее! Злату, кого же еще!

И вот их обоих, Злату и Гдова, послали за дополнительной порцией алкоголя во время скромного редакционного междусобойчика, посвященного неизвестно чему, и вот уже они идут, нагруженные тяжелыми бутылками «Вермута крепкого» и портвейна «Кавказ», по заснеженным темным аллеям Центрального парка культуры и отдыха им. Горького, потому что редакция помещалась с одной стороны парка, а винный магазин — с другой, нужно было только пролезть в узкую дыру забора для экономии времени.

— Фу, совсем я упарилась, — сказала Злата (так, еще раз напоминаю, звали машинистку) и, расстегнув свою беличью шубку (зима в тот год была на диво теплая), вдруг озорно подмигнула Гдову: — Хочешь?

— Да ладно, уже скоро придем, у меня штопора нет и перед ребятами неудобно, ждут, — забормотал Гдов, в очередной раз опуская глаза.

— Вот же дурачок! — Она вдруг резко опрокинулась спиной в сугроб, как в детской сибирской игре под названием «Фигура», когда игроки по очереди падают в снег, а потом спорят, чей отпечаток самый четкий.

— Иди сюда, — позвала она робкого влюбленного из сугроба и тихо-тихо добавила грубым прокуренным голосом: — Только чур в меня не кончать.

Поднялся ветер, заскрипели кедры Центрального парка культуры и отдыха им. Горького, ясный месяц показался в разрывах ночных туч.

Теперь и профессии-то такой нет, машинистка, когда кругом одни компьютеры.

Гдов, осмыслив всё это, так разволновался, что больше работать и в этот день уже не мог.

1. Вызывающе ли ведут себя современные женщины?

2. Правда ли, что Злата была молдаванкой, а не сербиянкой, цыганкой, египтянкой, болгаркой, венгеркой или еврейкой? Не хочется ль отдельному читателю воскликнуть, прочитав главу XIII: «Осторожно! Пошлость!»?

3. Почему Гдов именует тяжелыми бутылки «Вермута крепкого» и портвейна «Кавказ»?

4. Исчезла ль окончательно старинная и почтенная женская профессия машинистки? Или, может быть, трансформировалась в нечто другое? Мог ли при советской власти мужик работать машинисткой?

5. Что есть истина? Существует ли она? Или нынче все относительно в этом грешном мире?

Глава XIV

ВМЕСТЕ СО ВСЕМИ

Писатель Гдов сидел за письменным столом и пытался работать. Он хотел создать широкое полотно на тему Добра и Зла. Что Зло, конечно же, всегда побеждает Добро, но победа эта — временная, а Гармония, которая существует в мире вопреки Хаосу, — вечна. Нелегкая задача для литератора, даже такого опытного, как Гдов, который в первый (и последний) раз участвовал во Всесоюзном совещании молодых советских писателей еще аж в 1974, что ли, году! Бесконечно, безумно давно, в другой (без преувеличения) жизни. Все вспомнилось ветерану авторучки, пишущей машинки, компьютера…

Их тогда поселили в гостинице «Юность», которая и теперь существует рядом со станцией метро «Спортивная», недалеко от Лужников (187 номеров, от 2700 до 6400 руб. за ночку. Капитализм, товарищи! Капиталистов мы по ценам уже, считай, обогнали!).

На всех пяти этажах этой модерновой комсомольской гостиницы кучковались тогда, в 1974, что ли, году, молодые советские писатели. Вот как коммунистическая партия и правительство заботились о литературе, культурном имидже собственной страны, чтоб коммунякам не дали раньше времени под задницу коленом! «В этом смысле нынешние начальники страны должны у прежних учиться, повторенье — мать ученья», — вывел Гдов.

Творческие девчата и парни прибыли сюда, в столицу Красной Империи, со всех концов нашей необъятной родины СССР, которая, напомню, состояла тогда из пятнадцати дружных республик, а в каждой из этих республик, включая нынешние самые гордые и независимые страны ближнего зарубежья, делами заправляли, снова напомню, извините, заправляли коммунисты и гэбэшники. И что? А ничего. Что-то не особенно бунтовали тогда нынешние свободолюбивые граждане против тех властей, которые их угнетали. Жили спокойно, как цыплята из блатной песни. Танцы танцевали на декадах народного искусства, песни пели, вступали в КПСС, сажали своих же диссидентов. Странно-то как!

Да и сам писатель Гдов тоже хорош. Пусть не состоял он ни в комсомольцах, ни в коммунистах, ни, упаси Бог, в гэбэшниках, крыл их при любом подходящем случае нехорошими словами, но, поди ж ты, тоже, получается, шестерил у большевиков тогда, в 1974, что ли, году! Тоже слушал вместе со всеми ученого лектора, «товарища из ЦК», который уверял молодых людей, что им доверено красное знамя отцов. Дескать, под этим знаменем отцы выиграли все революции, войны, а теперь настала очередь детей. Потому что враг не дремлет и западные заправилы опять бряцают оружием, как Гитлер. А также заполняют эфир пропагандистским ядом радиостанций «Свобода», «Голос Америки», «Биби-си», «Немецкая волна» и других, которые помельче, вроде клеветнического радио Албании. Отчего советская власть просто вынуждена ставить по всей стране так называемые глушилки, оберегая души своих подданных от идеологического насилия и прямого вранья таких мерзавцев, как печально знаменитые Солженицын с Сахаровым. «А известно ли вам, ребята, что для глушения радиосигнала требуется мощность, троекратно превышающая мощность указанных клеветнических радиоволн? — вопрошал лектор. — Но мы вынуждены, нас вынуждают идти на эти гигантские расходы, которые мы вынуждены нести, как крест, просто вынуждены тратить на это огромные суммы, — жаловался он молодежи. — А ведь эти деньги ой-о-ой как пригодились бы нам для дальнейшего повышения благосостояния советских людей. Ведь не секрет, что многие из наших советских людей живут еще очень трудно после последствий Великой Отечественной войны. Что ж, не стану скрывать от вас, молодых бойцов идеологического фронта, — этим тоже вовсю пользуются наши враги».

И он отер пот с усталого лба.

А Гдову, как и тогда, когда он слушал всю эту муйню, снова стало стыдно и противно, как тогда, когда он слушал и молчал вместе со всеми, даже не косясь по сторонам, потому что боялся встретиться взглядом с кем-либо из тех, с кем был вместе.