Тимандра Критская: меч Эроса - Елена Арсеньева

– Сама посуди, как я могла заразиться, если не знала мужчины? – пожала плечами Тимандра. – Но при этом я не девушка.

– Так-так… – ухмыльнулась Родоклея. – Догадываюсь… Наверное, твоим первым любовником был священный фаллос? Слышала я о таких обрядах! Они ужасно глупы, по-моему. Что может быть лучше хорошего мужского фаллоса?! Однако такие обряды ведутся и тут, и там. Например, мне рассказывали, будто в школе гетер в Коринфе девственниц, которые хотят там обучаться, лишают невинности обычной палкой – в знак презрения за то, что слишком уж блюли себя и не доставили радости ни себе, ни мужчинам.

– Школа гетер? – недоверчиво повторила Тимандра. – А что это такое?

– О, это место, о котором мечтает всякая диктериада. Гетеры – это аристократки среди вашей сестры, порны. Они вертят мужчинами так же, как мужчины вертят вами, уличными девками. Тянут из поклонников и любовников денежки и живут припеваючи. Так вот в этой школе – говорят, ее лет триста, а то и больше назад открыла какая-то Никарета, [17] а вдохновила ее на это сама Афродита, – девок обучают всяким премудростям. Там и поют, и танцуют – может быть, даже лучше, чем ты! – там читают стихи, там украшают себя, учатся красиво одеваться, а уж лоном своим владеют так, что мужчины с ума сходят и просаживают на гетер все свои деньги.

– Школа гетер… – повторила Тимандра с восторгом. – хочу в эту школу! Как туда попасть?

– Ну, деточка, размечталась ты напрасно! – хохотнула Родоклея. – Туда не всякая может поступить. Нужен немалый денежный взнос, а главное – рекомендательное письмо от двух уважаемых любовников. Такие письма, небось, потрудней раздобыть, чем довольное количество деньжат накопить! В школу гетер, думаю, может попасть только одна из тысячи обычных шлюх. Так что лучше сразу выкинь из своей головушки эти глупые мечтания и подумай о том, как бы понравиться моему знакомому мегарцу! Жить надо сегодняшним днем, а не мечтами о будущем или воспоминаниями о прошлом, ты уж мне поверь, я знаю, что говорю! Кстати, как тебя зовут?

Тимандра отвела глаза. Между ней и прошлой жизнью – неизмеримо широкое море. Зеленое и соленое! Да еще и ее слезы прибавили ему соли… Так зачем призывать из-за моря призраков былого? Пусть останутся на том берегу. И Сардор пусть останется там!

Она вздрогнула при воспоминании о ненависти, которой горели его глаза, о его голосе, выкрикнувшем: «Я убью тебя!»

Конечно, Сардор может оказаться в Афинах только волею недобрых богов… Но вдруг будет на то их воля?

Нет, нельзя оставлять ни единого следа из той, другой жизни!

– Меня зовут… Идомена.

Это было имя ее матери. То самой, которой Тимандра никогда не видела. Идомена умерла, когда ей не было и шестнадцати лет. Тимандре тоже идет шестнадцатый. Пусть же Тимандра умрет, а Идомена возродится!

– А ты не врешь? – подозрительно сузила глаза Родоклея. – Смотри, если будешь со мной лукавить, отдам богатенького мегарца другой!

– Делай что хочешь, – пожала плечами Идомена. – Может быть, он мне не по вкусу придется!

Родоклея уставилась на нее, как на безумную:

– Милашка, да ты что несешь-то? Не понимаешь, как тебе повезло, что я услышала твой сладкий голосок и обратила на тебя внимание?! Разве ты не понимаешь, куда попала?! Это диктерион – место, куда мужчины сливают свою похоть. Сточная канава! Тут, девушка, твое дело – ноги раздвигать. И столько раз, сколько мужчин тебя выберет. И это только кажется, что чем чаще – тем лучше, тем богаче ты становишься. На самом деле хозяин и паразиты [18] почти всю твою выручку заберут…

– Паразиты? – переспросила Идомена. – Это еще кто?!

– Это красавчики, которые непременно присасываются, словно устрицы к камню, к каждой порне, чуть только она начнет неплохо зарабатывать. Сладкими речами они морочат дурочкам головы и вытягивают у них денежки. Дуры-девчонки влюбляются в них и…

Родоклея, не договорив, вдруг резко повернулась – и, подобрав подол, кинулась по улице, опасливо оглядываясь и заискивающе улыбаясь.

Идомена хлопала глазами, не в силах понять, чего так испугалась добродушная сводня, но кто-то так тяжело положил ей руку на плечо, что она даже присела.

Приземистый бритоголовый мужчина грозно смотрел на нее Он был облачен в роскошным пурпурный гиматий с затейливым узором по подолу. Впрочем, полы его хитона давно утратили белизну и замызгались грязью.

Однако Идомене таких мелочей не замечала: его одеяние казалось ей верхом роскоши. Ведь это был порнобосос, хозяин диктериона. Человек, равный, по мнению Идомены, по меньшей мере Зевсу!

Звали его Бакчос, [19] и это имя ему очень подходило, потому что еще не одного слова, произнесенного ровным голосом, Идомена от него не слышала. Бакчос все время орал, кричал и бранился!

– Ты что здесь делаешь? – рявкнул он. – Сбежать к этой твари решила? Ну, сначала хорошенько подумай. За такие шуточки тебя Фирио насмерть засечет и выбросит твое окровавленное мясо на свалку, на поживу бродячим псам.

Идомены со страху покачнулась и пролепетала:

– За что? Что же я сделала?!

– От сводни подальше держись! – погрозил кулаком Бакчос. – Эту суку я надо гнать отсюда плетьми! Ишь, зачастила – сманивать у меня девчонок! Ты – вещь полиса, за тебя заплатили деньги ловцам-мореходам. И ты должна эти деньги отработать. Вот выплатишь все, чего стоила полису, потом вернешь должок мне – за то, что кормлю тебя, пока ты ничего не зарабатываешь, затем возместишь пеню за тот ущерб, который я понесу, когда ты уйдешь из диктериона. И только тогда станешь свободной.

Идомена взглянула на него с отчаянием. Сколько же времени пройдет, пока она выполнит все эти условия?! Сейчас она живет в долг, и этот долг постоянно растет…

– Господин, молю вас, отпустите меня из диктериона! – вскричала девушка. – Вы же видите, я никому не нравлюсь. Меня не выбирают гости. Но я могу наняться кому-нибудь в служанки. Или пойду в прачки… А может быть, прибьюсь к какому-нибудь храму, где буду петь и танцевать. И чуть только у меня заведутся какие-нибудь деньги, я отдам вам долг.

Хозяин вытаращил глаза:

– В жизни ничего подобного не слышал! Чтобы женщина искала работу?! Чтобы девка зарабатывала чем-то иным, а не передком?! Откуда ты взялась такая?! Из каких краев? Неужели там, у вас, женщины и впрямь сами зарабатывают своим трудом?! Откуда тебя привезли? А ну, говори?

Идомена прикусила язык. Она и в самом деле не слышала на Крите о том, чтобы женщины работали и получали деньги. Все жили за счет своих мужей или при храмах. Мысль о работе Идомене только сейчас в голову пришла. Да уж лучше бы не приходило – вон как разозлился хозяин!

– Да кто тебя в служанки возьмет? – неистовствовал он. – У всякой госпожи для этого есть свои рабыни.

– У меня нет рабыни, господин, – послышался хриплый женский голос, при звуке которого у Идомены подогнулись ноги от ужаса. – И если ты отдашь мне эту девку, я выплачу весь ее долг.

Фирио! Огромная, широкоплечая, мужеподобная, в черном хитоне, в жгуче-черном парике. Стоит, поигрывая плетью и не сводя узких глаз с Тимандры.

Попасть к ней в услужение?! Да она же убьет за малейшую провинность! Плетка извивается в ее руках, словно верткая черная змейка. Вот-вот ужалит Идомену!

– Что, Фирио, свежатинки захотелось? – оглушительно захохотал Бакчос. – Ладно, все равно в ремесле с нее толку не будет, я это сразу понял, а у меня взгляд наметанный. К тому же, она явно не в своем уме: стоит только послушать, что несет про работу и оплату! Бери ее. Только денежки вперед! Слышишь? За прошлую девку ты мне заплатила, только когда я пригрозил намекнуть стражникам, кто эту бедняжку сунул в сточную канаву и забыл вытащить. Поэтому прямо сейчас неси монеты, а потом забирай эту дурочку и забавляйся с ней, как хочешь.

– Хорошо, Бакчос, – довольно протянула Фирио, которая все это время не сводила с Идомены прищуренных глаз, и взгляд их резал девушку, словно навостренное лезвие. – Сейчас я сбегаю за деньгами, а ты малышку постереги, чтобы не вздумала бежать. Погоди, давай вот так поступим.

Фирио проворно развязала пояс, которым была перехвачена ее квадратная фигура, и, обмотав одну руку Идомены так проворно, что девушка даже вырваться не успела, другой конец веревки завязала вокруг запястья хозяина.

И, издав утробный смешок, она исчезла, а черный распоясанный хитон развевался за спиной, словно черные крылья злобы, которые унесли Фирио.

– Ты куда?! – заорал Бакчос, но Фирио и след простыл. – И сколько мне тут стоять прикажешь?! Неужто мне делать нечего?!

Идомена, онемевшая было от ужаса, наконец-то обрела дар речи:

– Господин, я не хочу быть рабыней Фирио! Она убьет меня!

– Может, и убьет, – равнодушно кивнул Бакчос, – а может, и поживешь еще, если будешь ее хорошенько ублажать и даже одним глазком в сторону не покосишься. Фирио – она баба для баб, но ревнивей любого мужика. Чуть на другую засмотришься – вышибет мозги!