Куриный художник - Игорь Фарбажевич

- Ах, какие фантазии! - насмешливо ответила Курица. - Птицу Счастья и на цепь!

- Самозванка! - сказала ей Коза. - Чудище в перьях!

- Ах, вот вы как?! - спрятала улыбку Авис Беатитудо. Ее глаза недобро глядели на всех. - Уж вас я заставлю пострадать!.. Уж вы у меня пому-чаетесь!.. Уж вы узнаете, что есть лихо!..

- Давай, ступай отсюда! - нахмурилась бабушка Божена. - Не мешай людям быть счастливыми! Кыш, кыш!

- Уйду-уйду, старуха! Больно много чести оставаться здесь. Ты лучше ответь: разве справедливо быть счастьем для каждого? Спасать голодающего, соединять несчастных влюбленных?.. - она грубо хихикнула. - Чем заплатит бедняк за мое добро? Добрым словом? - Она рассмеялась. - Так нужно оно мне, чтоб вы знали, как козе крылья!.. А счастливчик ничего не пожалеет! Привыкший к счастью - с неохотой с ним расстается. Так что я буду Птицей Удачи только для счастливчиков! Только им стану приносить славу и почет! Только для них множить богатство и покупать любовь! Птица Удачи - вот мое настоящее имя!

- Пошла вон! - прикрикнула на неё в третий раз бабушка Божена.

- Что, не нравится?! - радостно воскликнула Птица и взяла Тофера за руку. - Пойдем, мой художник!

Нелли бросилась между ними:

- Он не пойдет с тобой!

- Это почему же? - с любопытством уставилась на неё Птица. Ее, казалось, начинало забавлять происходящее.

- Ему нужно начать все сначала, - ответила девушка.

- Ой, не могу! - завизжала Курица, топая от хохота ногами. - Чтобы опять голодать и ходить в протертых брюках?! - Она дернула Тофера за руку. - Скажи, мой мастер, ты хотел бы ходить в протертых брюках?!

- Да, хотел бы! - ответила за него Нелли.

- А ты хотела бы, чтобы его снова посадили в черную лечебницу из-за дурацких фантазий?! А?!

- Из-за прекрасных фантазий! - чуть не плакала Нелли.

Авис Беатитудо презрительно фыркнула:

- Может быть, ты имеешь в виду себя, прекрасная фантазия?! А-ну, прочь с дороги, летающая дурочка! - И потянула Тофера к выходу.

Он послушно поплелся за ней, не сопротивляясь, лишь у самой двери, словно опомнившись, замедлил шаг и мучительно произнес, глядя в глаза Нелли:

- Я не хочу начинать все сначала... Я и сейчас крепко держу кисть в руке!

- Тогда отчего не ожила до сих пор ни одна твоя реклама, сынок? спросила бабушка Божена.

- Глупый вопрос! - буркнула Птица.

- А я отвечу, - сказала зеленщица, не глядя на нее. - Твоя кисть позабыла Законы Волшебства.

- Тю-тю-тю!.. - захлопала крыльями Курица. - Какое ж это чудо: летающая коза?! Пририсуйте крылья самовару или табуретке - и что будет с миром?!..

Она подтолкнула художника к выходу:

- Довольно ему парить в небесах! Не мальчишка! Я вот, на что - Птица, а понимаю, как это важно: твердо ходить по земле! Пойдем, Тофи! Нас ждет работа. К тому ж я проголодалась, - она алчно воззрилась на Козу. - У меня такой аппетит, что я готова сожрать эту летающую козлятину! - Она хрип-ло захохотала. - Пардон, шучу!

- Постой, Крис!.. - беспомощно позвала его Нелли.

- Поздно! - произнесла с торжеством Курица. - Твой Крис - там, на картине!.. - И вышибла ногой дверь. - Честь имеем! Вперед, Тофер! За мной, творец!

Она обернулась, что есть силы дунула - и задула все свечи, горевшие на столе.

ПТИЦА УДАЧИ

Королевскую комиссию ждали со дня на день.

Дворец Счастья имени мэра Клариссы был выстроен на целых два часа раньше срока.

Правда, пришлось пожертвовать городским рынком, который занимал достойное Дворца место в центре города. Два бульдозера справились с рынком за один день. Конечно, вопросы с продовольствием резко обострились. Пришлось срочно переоборудовать под рынок парк с качелями. Кроме рынка снесли полулицы старинных построек, чтобы Дворец стоял на просторе площади. Архитектор города пробовал было возразить администрации, говорил о редчайшей красоте древних зданий, и говорил настойчиво.

- Безумный романтик! - сказал о нем секретарь Филимон, и архитектора отправили подлечить нервы в лечебницу доктора Филина.

Днем и ночью не спали студенты университета и гвардейцы гарнизона. Занятия в университете были отменены на неопределенный срок, а воинская служба была продлена на целых полгода.

Уже начались отделочные работы - расписывались потолки, шелком затягивались стены, подвешивались люстры, укладывался узорчатый паркет. Ровно тысяча мастеров работали без перерыва на обед и сон. Рабо-та называлась сверхсрочной.

Больше всех было забот у секретаря ФилимонаФилина, притом ему приходилось исполнять свои обязанности прилюдно. А Филимон же любил быть вторым и незаметным. Он держал в руках все нити и тайны города. Даже Клариссе уже казалось: исчезни он сию же минуту навсегда - и тут же городу придет конец!.. Вот как!

Сколько раз в Королевской Канцелярии ему предлагали место мэра! Но он всегда любезно отказывался под разными предлогами, оставаясь все тем же вторым. Зато в донесениях все успехи в городе он относил только на свой счет, а все неудачи - на счет очередного мэра. И присылали нового. А он, Филимон-Филин, по-прежнему оставался вторым, получая удовлетворение от незаметности и безнаказанности.

В черной лечебнице, куда он по привычке наведывался, - бывшие коллеги находили его и сегодня добродушным и компанейским. Он был своим и для горожан: внезапно появлялся в лавках и магазинах без охраны, интересовался ценами и новостями, и эта игра в "своего" - веселила Филина. При его появлении не смолкали острые споры, при нем рассказывали самые смешные истории про короля, и он хохотал вместе со всеми, но потом обязательно все записывал в толстую тетрадь, и рядом с каждым анекдотом всегда проставлял имя рассказчика, чтобы однажды как-нибудь увезти того в черную лечебницу.

Тем временем Авис Беатитудо жила уже не у Марка, а в новой мастерской Тофера, которую предо-ставил ему секретарь Филимон - как и обещал.

Мастерская занимала весь второй этаж двухэтаж-ного просторного дома, была обставлена модной мебелью и статуями. Еще недавно здесь жил галантерейщик с семейством.

"Отвратительный характер - доложили о нем Филимону. - Он упрямо не желает подчиняться властям: ему было предписано понятным языком навсегда покинуть свой дом, а пришлось применять силу. Дом казенный, куда его пришлось упечь, находится как раз напротив его прежнего дома - тут же, на городской площади, и теперь неразумный торговец страдает, глядя на свой бывший дом ежечасно из-за решетки". Куда подевалось семейство - не интересовало никого...

А Курица с каждым часом становилась все страшнее и безобразней. Ее перья начали покрываться металлическим отливом и даже несколько бряцали при движении. У неё увеличился клюв, а на ногах выросли железные шпоры.

Она стала огромной, жирной, и считала теперь, что счастлив любой, кто лишь взглянет на нее. И этого - довольно! Это ли не счастье?!..

- И где эти столичные придурки? - все интересовалась она у Тофера, скрежеща клювом.

Несколько раз посещала строительство Дворца, и все ей понравилось - и высокие лепные потолки, и хрустальные люстры, и резная мебель. Очень нравилась её будущая кровать под вышитым петухами балдахином, но особенно перина, от пуха и перьев которой шел запах родного курятника.

Она щурила маленькие глазки и философски размышляла о превратностях судьбы: к примеру, тот петух, который отверг её любовь, - наверняка уже попал в суп, думала она. А она вот будет жить долго, сколько сама захочет, и будет спать на перине из петушиного пуха, потому что она избрана Судьбой, она - избранница! Скорей бы завершилось строительство! - мечтала она. Кой у кого обсыпятся перья от зависти!..

К приезду Королевской Комиссии приурочивалось торжественное новоселье во Дворце - с въездом Курицы на белом коне, торжественным обедом, боем петухов, ужином и фейерверком!

В мастерской Тофера Курице тоже было неплохо. Везде: на подоконнике, на полу, на столах и стеллажах стояли корзины с крашеными яйцами и цветными перьями, что очень напоминало ей курятник.

Строительство Дворца Счастья создало большую рекламу фирме. Тофер едва успевал красить яйца и разрисовывать перья. Кроме того, он писал портрет Авис Беатитудо, заказанный мэрией специально для открытия Дворца.

Правда, Марк, отказавшись, как он сказал, "дурить" народ, снова запил и ежедневно грозился открыть глаза горожанам. Но пьяницу никто никогда не принимал всерьез, и на него ни Филимон, ни Тофер не обращали внимания. Пусть, мол, болтает. Присылали ему иногда спиртное в подарок. Ну, любит, мол, человек выпить.

Железная Курица позировала Тоферу в кресле; через её плечо наискосок висела голубая лента, брен-чали боевые медали, одолженные у Марка.

- Это сколько ж вы на моем имени заграбастали? - поинтересовалась она как-то у Тофера.

- Не вертись! - сказал тот, накладывая последний мазок на холст.

- Если по справедливости, - продолжала она, - то - пятьдесят процентов - мои! А то и - семьдесят пять!