Жизнь - Лилия Сергеевна Селяева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Один мой хороший знакомый как-то сказал мне, что музыка может спасти человека. Стать гранью между жизнью и смертью. Спасти его от одиночества…
Эрнест посмотрел на меня.
– Откуда вы это знаете? – спросил он – не говорите только, что вам знакомо это.
– Что знакомо? – спросила я.
– Одиночество – ответил он – я много лет размышлял об этом, и нашел лекарство от этой болезни…
– Лекарство?
– А вы сами не замечали? Включите любую музыку, и она разделит с вами те ощущения, которые вас охватывают…если вам грустно, то она разделит с вами вашу грусть, если вы ощущаете радость, то она только возвысит вас над всем вокруг. Скажите любую человеческую сущность: грусть, горе, радость, любовь, уныние, равнодушие и я найду вам друга, разделяющего то же самое…мне, очень жаль…– он подошел к окну.
– О чем вы жалеете? – спросила я.
– О том, что все так больны. Принимайте это лекарство иногда, возможно оно вам поможет.
VI
В начале октября начало холодеть. Дул холодный ветер и начались дожди. Я бежала в больницу под ливнем, и никогда еще не чувствовала такого блаженства как сейчас, когда оказалась внутри. Наши уроки с Эрнестом вошли уже в привычку. Никто даже не догадывался, что иногда ночами, психически неуравновешенный человек дает уроки музыки. Мне было действительно интересно. За то недолгое время я узнала много удивительных вещей, да и общаться с ним было приятно.
– Ты не знаешь, когда норвежского музыканта выпишут? – спросила я у медсестры.
– Какого норвежского музыканта?
Я решила сделать вид, что не помню его имени, чтобы никто меня ни в чем не заподозрил.
– Ну, я не помню его имени, то ли Эдуард, то ли Эрнест…
– Есть тут один бывший музыкант Эрнест, но с чего ты взяла, что он норвежец и что его выписывать собираются? Шизофреников выпускают одного на сотню…
– Он как-то сказал, что играет в норвежском оркестре…
Медсестра рассмеялась.
–Что еще он тебе сказал? Что он инопланетянин с другой планеты? Он у нас здесь, если не ошибаюсь, уже лет десять как. Хочешь знать, как он сюда попал? Насколько я знаю, он окончил консерваторию, жил с мамой. На работу устроиться не мог, поэтому занимался репетиторством. Но кому нужны репетиторы по музыке? Потом устроился преподавать в школу уроки музыки, но зарплата была нищенская. Прямо как у врачей, не находишь? – она рассмеялась.
–А что дальше? – спросила я.
– Он познакомился с девушкой и привел ее жить с мамой в двухкомнатной квартире. Девушка потребовала свою квартиру, иначе уйдет от него. Он взял ипотеку. До сих пор думаю, как можно дать кредит человеку, у которого зарплата еле-еле дотягивает до прожиточного минимума! На что они там в своем банке смотрели? Он уговорил маму стать поручителем. Когда он не смог вовремя гасить кредит, то банк забрал эту квартиру. А чтобы проценты погасить, пришлось продать квартиру матери. Девушка та быстро слилась. Матери пришлось уехать в дом престарелых, а он мотался по общежитиям, пока не решил сброситься с моста. Не погиб, слава богу, только головой ударился…теперь иногда общается с несуществующими людьми…Конечно, может когда-нибудь мы бы его и выпустили отсюда, он себя ведет мирно, показатели поведения у него хорошие, но он этого вряд ли уже дождется.
–Почему? – спросила я машинально.
–У него онкологическое заболевание. Родных нет, а платить вряд ли кто будет, тем более что там уже все запущено…
Я не могла поверить своим ушам. Что-то внутри сильно сжалось, а глаза отказывались моргать. Я смотрела в одну точку, а медсестра продолжала говорить.
– Мне его жаль. Очень жаль. Вот так все отворачиваются в трудную минуту. Он же ходил по друзьям, знакомым и никто не захотел помочь.
–А откуда вы это все знаете? – спросила я.
–Я интересуюсь своими больными. Его мать приходила иногда, потом перестала. Она мне это все и рассказала.
– А курьер с нотными листами?
– Он к нему часто приходит, только в его воображении. У него были и курьеры, и композиторы, и целая норвежская делегация. Только почему он так привязался к Норвегии не понимаю…
– Опус номер три – ответила я.
– Что? – спросила медсестра.
– Это его любимое произведение Эдварда Грига, поэтому наверно он так и любит Норвегию.
– Откуда вы это все знаете? – спросила медсестра.
– Тоже интересуюсь своими пациентами – ответила я.
На следующий день я зашла к Эрнесту в палату, под предлогом занести таблетки.
– Вы так рано еще не заходили – засмеялся он.
– Как ваше самочувствие? – спросила я его.
– Знаете Анна, мне кажется, меня скоро здесь не будет.
Я съежилась при мысли о том, что он все знает о своей болезни и стала подбирать слова утешения.
– Вчера приходил курьер и сказал, что разговаривал с врачом по просьбе дирижера. Меня скоро должны выписать – он всплеснул руками – вот так Анна, вы меня здесь очень выручили своим присутствием. Спасибо, я вас не забуду. Приедете ко мне в Норвегию когда-нибудь на концерт?
Я смотрела в его лицо, оно было полно надежд на будущее. Он был полностью уверен в том, что его ждет осуществление грандиозных планов и рушить эти надежды не представлялось мне возможным.
– Мне будет вас не хватать Эрнест – сказала я – я обязательно к вам приеду, на ваш концерт.
В этот вечер я возвращалась домой с тяжестью на душе. Я сравнивала себя с Михаилом Андреевичем, с Эрнестом и приходила к одному и тому же выводу. Они были несчастны от того, что были одни. Одного оставила родная дочь, другой сошел с ума из-за того, что его предали самые дорогие ему люди. А сколько еще таких людей вокруг? А если я тоже такая?
Я почувствовала вибрацию телефона в своем кармане. Неизвестный номер.
– Алло – сказала я.
– Аня, я приехал – послышался радостный голос в трубке – не мог до тебя дозвониться, как твоя деревня называется?
– Кто это? – спросила я.
– Это Дима, я так долго тебя не видел, я не мог больше ждать…мне нужно тебе кое-что сказать.
– Дима? Ты где?
– Я прилетел в Питер только что, до тебя не мог дозвониться, позвонил в универ, сказали, что ты на практике в какой-то деревне. Сейчас возьму машину, автобус, что угодно и быстро к тебе! Как называется эта деревня?
– Я не одна? –