Жизнь - Лилия Сергеевна Селяева

– Ну, вообще-то я увлекалась музыкой…– разоткровенничалась я – но это не важно, спасибо за приятную беседу, позвольте я буду работать.

– Нет, постойте! У вас есть такая возможность теперь. Работа есть работой, но увлечение бросать нельзя. Вам откровенно повезло! Я преподаватель сольфеджио и музыкальной литературы, я могу бесплатно преподавать вам.

– Что?

– Вообще я профессиональный музыкант, играл в норвежском оркестре на виолончели. После окончания консерватории в Москве, меня пригласили в Норвегию. Сейчас я там один из главных виолончелистов. Просто меня отправили немного подлечиться, но все ждут не дождутся, когда я вернусь. Сейчас они работают над новой симфонией, с курьером присылают мне ноты, ведь в интернет здесь не выбраться. Курьер каждую неделю какую-нибудь новую редакцию приносит. Так что пока я полностью свободен и могу дать вам бесплатные уроки!

Я смотрела на довольное лицо и не могла понять, то ли он надо мной издевается, то ли действительно говорит серьезно.

– Нет уж, с меня довольно проблем от вас – ответила я – мне сделали огромный выговор из-за вас и упрекнули в непрофессиональности.

– За то, что вы разговариваете с психами? Вы даже не даете шанса чувствовать себя нормальными людьми.

Он развернулся и пошел по коридору. Мне стало жаль моего собеседника, и я окрикнула его.

– Постойте – я направилась за ним – извините меня за грубость, когда у вас первый урок?

Мы договорились провести первый урок в мое первое ночное дежурство. В семь часов вечера я вышла из больницы и направилась домой. Когда я выходила, то невольно бросила взгляд на фасадную часть здания. В окне я увидела этого больного. Он махал мне рукой. Я тоже махнула ему рукой. Для меня было очень странно, как такой весьма солидный человек мог оказаться в психиатрической лечебнице. Находясь в своих размышлениях, я не заметила, как была уже дома. Михаил Андреевич выбежал на порог.

– Что же так долго? Ужин на столе давно, без тебя не начинаю – сказал он, размахивая кухонным полотенцем.

На столе красовался ужин. Картошка с рыбой, салат, пирожки: все было уже разложено по тарелкам.

– Садись дочка, садись, небось целый день ничего не ела – сказал он, приглашая меня за стол.

– Михаил Андреевич, для меня мало кто так старался – начала я говорить – спасибо вам.

Он улыбнулся отцовской улыбкой, и мы сели за стол. Я была очень удивлена, ведь я никогда не знала, что значит отец. Он ухаживал за мной, убрал грязные тарелки, налил чай, выложил конфеты. Такие хлопоты не были для него в тягость, и он казался счастливым человеком. Только сейчас я поняла, насколько это было важным для него, ведь как растению нужна вода, как легким нужен воздух, как всей планете нужен солнечный свет, так и человеку нужен человек. Иначе в чем смысл жить?

V

Дежурство – нелюбимая часть каждого медработника. Сегодня было мое первое ночное дежурство. В десять часов вечера весь персонал покинул больницу, и я осталась одна на пункте регистратуры. Конечно, подстраховка в виде красной кнопки на случай непредвиденных обстоятельств была у меня под ногой, да и охрана порой проходила по коридору, но мне было не по себе.

В коридорах горел слабый свет. Все было спокойно. Я села, достала книгу Стивена Кинга и быстро погрузилась в мир фантастики, забыв, что нахожусь на дежурстве.

– Ну и как? Интересно? – послышался голос над моей головой.

Мое сердце чуть не выскочило из груди, и в страхе я вскочила и отбежала от стола. Передо мной стоял мой знакомый пациент и еще несколько больных рядом.

– Что…что вы тут делаете? – крикнула я и ринулась к красной кнопке.

– Не жмите, пожалуйста, мы уйдем сейчас же – сказал другой больной – я же говорил тебе Эрнест, это плохая идея!

Я хотела нажать кнопку, но что-то меня остановило.

– Так, быстро разошлись по своим палатам! – крикнула я – иначе я вызову охрану, и вам вколют огромную дозу успокоительного! Я думаю, вряд ли вы этого хотите.

– Мы с вами договаривались на счет урока, разве вы забыли? – спросил мой самый первый знакомый – хочу первоначально представиться, меня зовут Эрнест.

Поняв, что моей жизни не угрожает опасность, я немного расслабилась.

–Да, я помню конечно…просто вы так неожиданно подкрались ко мне – начала я объясняться – я думала, что вы забыли и будить вас не хотела.

– Сейчас ровно двенадцать часов ночи по московскому времени, поэтому, я думаю, что можно начать наш урок. Это мои ученики – он указал на троих больных стоящих рядом – а аудитория у нас сегодня будет 312. Пройдемте и начнем урок.

– Эрнест, можно мы пойдем…– канючили больные – мы спать хотим.

– Так, успокойтесь пожалуйста – сказал им Эрнест – сегодня у нас важная тема по сольфеджио.

– Эрнест – начала я – давайте отпустим всех спать, а вы проведете мне индивидуальный урок в вашей палате.

«Боже, что же я делаю? – подумала я – мало того, что я не вызвала охрану, так я еще пытаюсь уговорить психов пойти спать. Зачем я сказала про этот урок, нужно было отказаться».

Он спустил очки на нос, оглядел своих учеников, и сказал:

– Ладно, идите спать. Не хотите учиться – ваши проблемы.

Больные отправились по палатам.

– Между прочим, эрудированность нынче не купишь – кричал он им вслед.

– Тише, я вас прошу, охрана же ходит – успокаивала я его.

«Так, отлично – продолжала думать я – от троих избавилась, остался один».

– Пройдемте в 312 аудиторию, пожалуйста – сказал он и отправился по коридору.

Убедившись в том, что все остальные спят, я решилась оставить свое рабочее место на один час.

В палате 312 все уже было готово. На двери висел листок, приклеенный скотчем и, по-видимому, заменяющий школьную доску, на кровати приготовлена тетрадь и ручка.

– Садитесь, пожалуйста – сказал Эрнест и указал на кровать – сегодня будет ознакомительный урок, спросите, о чем угодно и я вам расскажу. Что вас больше всего в музыке всегда интересовало? Может, какой композитор?

– Я…я не знаю, о чем спросить – начала я.

Возникла пауза.

– Подумайте, что вы знаете о музыке, какие имена? – направлял меня мой учитель.

– Ну, хорошо – продолжила я – я много слышала о Шопене. Я знаю, у него много грустных произведений…я слышала некоторые, но больше не знаю об этом композиторе ничего.

– Шопен? Да, вы правы. Шопен – классик грусти…Вы знаете, что о нем скорбил