Москву ничем не удивишь - Ермаков Сергей Александрович

— Спрячь меня пока, — попросил он, — я буду тихо сидеть. У тебя меня искать не будут. А твой отец пока что найдет настоящего убийцу моей Эли.

Татьяна не знала что и ответить — что у неё тут притон беглых каторжан что ли? Почему все как сговорились в один день прутся к ней со своими проблемами? Один прячется, другой прятаться хочет, еще и родственник свалился как снег на голову.

— Слушай, ты когда сюда входил на двери видел объявление «Детективное агентство»? — спросила Татьяна.

— Нет, не видел, — ответил Матвей.

— Правильно, — кивнула она, — потому что его там нет! Не по адресу ты обратился! Мы с отцом такие услуги не оказываем!

— Я же не просто так, я заплачу, — сказал Матвей, — у меня деньги есть, мне олигархи за то что я голову обрил десять тысяч баксов заплатили!

Татьяна отрицательно помотала головой — нет, завтра она улетает в Турцию к теплому морю и не хочет грузить себя никакими проблемами. Матвей разочарованно вздохнул и повернулся к двери, чтобы уйти.

И всё-таки Татьяна решила Спичкина пока оставить в своей квартире до приезда отца. Решила — пусть папа его историю выслушает и уже решает что делать. Запертый в комнате Татьяны, пока она беседовала с Матвеем, Алмаз сидел тихо, как мышь.

Татьяна давно знала Спичкина как человека и в общем-то была уверена, что известный телеведущий на убийство не способен. Хотя чужая душа потемки — кто его знает, что у них с его Элей были за отношения? Спичкин, оказавшись в относительном убежище на кухне за чашкой кофе моментально размяк, стал всхлипывать, тереть глаза.

Татьяна предложила ему пока прилечь в гостевой, где спал Владик, постараться немного поспать и успокоиться, Спичкин согласился, она проводила его туда, уложила на тахту, предварительно заправив её, потому что у Владика, вероятно, заправлять кровать привычки не было, плотно закрыла дверь, потом подошла к своей комнате и осторожно постучала. Алмаз открыл и высунул нос в щель.

— Он ушел? — шепотом спросил певец.

Татьяна отрицательно покрутила головой, толкнула Алмаза в лоб ладонью и вошла в свою комнату. Первое же, что бросилось ей в глаза — вода в аквариум стала мутноватой, а любимая рыбка вуалехвост плавала кверху брюхом на поверхности. Татьяна бросилась к аквариуму и выхватила рыбку. Но было поздно, она уже не шевелилась и не пыталась схватить воздух ртом. Рыбка умерла. Татьяна медленно, держа рыбку на ладони, повернулась к Алмазу.

Тот смущенно потупил взгляд и спросил:

— Ну что я мог сделать? Вы же очень долго разговаривали? Мне же нельзя было выйти, не на ковер же мне это делать? Подумаешь какая-то рыба, я куплю тебе новую…

— Ах, ты гад, да я тебя сейчас этот аквариум на голову одену! — в сердцах закричала Татьяна.

Рыбка была её талисманом, да и слов на ветер Татьяна обычно не бросала. Она бережно положила мертвого Бонифация на стол и взяла в руки аквариум с мутной водой. Алмаз попятился, но уйти от возмездия не успел, Татьяна с природной ловкостью, доставшейся ей от отца, одела аквариум на голову Алмазу. Он только успел крикнуть: «Не надо!», взмахнуть руками, уронив на пол вазу с экибаной, и оказался в сферическом шлеме на голове, обмочив его с ног до головы.

Тут же дверь отворилась и в неё влетел услышавший странный шум Матвей Спичкин. С поднятыми руками и в прозрачном шлеме Алмаз походил на марсианина, который спустился с трапа летающей тарелки и, чтобы сказать: «Привет земляне!». Телеведущий не выдержал потрясений сегодняшнего дня, ноги его подкосились и он потерял сознание.

— Из-за какой-то рыбки… — печально сказал мокрый Алмаз, снимая с головы аквариум. — Так оскорбить человека…

— Вон отсюда немедленно!!! — закричала Татьяна, топнув ногой. — Врун и вредитель! Чтобы духу твоего здесь не было через пять минут!

Алмаз рухнул на колени прямо в её комнате, сложил руки в мольбе и тоже скривил физиономию так, словно сейчас зарыдает.

— Не гони меня, пожалуйста, — жалобно произнёс он, — меня все друзья уже выгнали, мне идти некуда…

— Конечно, если ты всем друзьям в аквариум мочился, то это неудивительно! — ответила Татьяна.

— Меня на улице убьют, — сказал Алмаз, — меня не скинхеды избили, а негодяи, которым я денег должен. Я соврал тебе вчера. Если они меня поймают, то отрежут пальцы, уши, язык и потом порежут на мелкие кусочки. Будь милосердна хоть ты, ты же женщина, будущая мать!

— Слушай, если я таких как ты придурков буду у себя дома привечать, то я мамой никогда не стану, — ответила ему Татьяна, — меня просто убьют еще до того как я забеременею. Ты долгов наделал, ты и расхлебывай!

— Ты уже всё знаешь, — обречено сказал Алмаз, продолжая стоять на коленях, — наверное тебе Захожин рассказал. И ты не хочешь мне помочь? Да, я знал, что так будет. Вокруг меня одни безжалостные люди, все думают только о себе, о своей выгоде. А если меня убьют сегодня лишь потому что ты меня выгнала, когда я молил тебя о помощи, неужели тебе не будет стыдно, что ты не дала гонимому страннику кров и приют?

Татьяна ничего не ответила, но подумала о том, что правда — вот выгонит она Алмаза, а вечером в новостях передадут, что его нашли мертвым где-нибудь в подворотне. И хоть он и говнюк, конечно, но всё-таки живой человек, с которым она вместе на гастроли ездила. А теперь вот попал в ситуацию по собственной глупости, когда жизнь висит на волоске.

Татьяна присела на свою кровать, обхватила голову руками и спросила:

— Какой сегодня день?

— Воскресение, — ответил мокрый Алмаз.

— Я не об этом, — сказала Татьяна, — сегодня какие-то пятна на солнце, протуберанцы или магнитные бури? Почему именно сегодня, накануне того как я собралась ехать в Турцию отдохнуть ко мне в дом вваливаются два человека одного из которых ищут за долги, а другого за убийство. Да еще и братец непутевый вдруг объявился. Может быть, этот день отмечен особым космическим смыслом?

— Не знаю как день, — хмуро ответил Алмаз, — а вот я точно теперь отмечен…

Татьяна ничего ему не ответила на этот вопрос, сказала, чтобы взял в ванной полотенце, вытерся. Матвей Спичкин лежал на полу ногами на пороге Татьяниной комнаты, а головой в коридоре, скинув руки. Он был похож на звезду, которая потеряла сознание. Перетаскивать его Татьяне куда-нибудь на диван

было не под силу, да и смысла не было, в её жизни начался настоящий кавардак, к которому она, честно говоря, была не готова. Алмаз взял полотенце, спортивный костюм отца, который ему дала Татьяна и закрылся в ванной.

Когда Алмаз, переодетый в спортивный костюм Краба, появился в кухне, она спросила его:

— Вот теперь садись на стул и рассказывай мне как ты умудрился таких долгов наделать?

Алмаз шумно вздохнул — он и сам последнее время частенько вспоминал этот злосчастный день, который сначала вознёс его на самый верх шоу-бизнес элит тусовки, а потом пинком скинул его оттуда так, что он едва не сломал себе шею.

Год с небольшим назад Алмаз давал частный концерт в Подмосковье на юбилее у крупного предпринимателя по фамилии Насосов, владельца торговой сети, нескольких гостиниц и ресторанов. Юбиляр оказался крупным широкоплечим мужчиной в дорогом итальянском костюме, тонких очках на большеватом носу, с копной длинных волос, спадающих назад почти до лопаток и аккуратно набриолиненных. В руке он держал трубку и попыхивал дорогим табаком. Его окружение и гости держались безукоризненно, говорили о книгах Паоло Коэльо и отдыхе во Франции — Алмазу обстановка сразу же понравилась — приятно работать с интеллигентными людьми.

Алмаз отработал своё отделение концерта, очень понравился юбиляру и гостям, и его пригласили посидеть за стол с юбиляром. Алмаз не мог отказать, тем более ему и самому было комфортно и хотелось пообщаться с интеллигентными состоятельными людьми. Мало ли — еще пригласят выступить. Юбиляр и певец, которого виновник торжества посадил рядом с собой, выпили и начали разговаривать о том, о сём. Алмаз сделал комплимент самому юбиляру и его гостям, сказав, что нечасто встретишь таких образованных и начитанных людей, тем более за пределами МКАДа. Насосов рассмеялся в ответ и рассказал Алмазу, что когда-то давным-давно он носил спортивный костюм, кроссовки, кастет в кармане, брил голову налысо и не читал ничего, кроме сборников анекдотов.

В принципе для Алмаза открытием исповедь юбиляра не показалась — он знал, что те, кто громил ларьки в девяностых, ставил на счетчик кооперативщиков, забивал стрелки и умудрился выжить, теперь перелезли в тысячедолларовые костюмы, закончили экстерном с помощью заработанных денег институты и даже аспирантуру, исключили из своего жаргона феню и даже мат, и теперь равняются не на Крестного отца, а на лондонскую элиту, занимаясь с педагогами изучением иностранных языков.