Русская сага. Выбор. Книга первая - Тина Вальен

После того, как мама вывела клопов, Ина стала спать на тёплой лежанке, служившей широкой ступенькой для залезания на печь. Там, в тёмной пещере, спали бабушка, тётя Таня и дядя Миша. В кровати под двумя тёплыми верблюжьими одеялами барствовали папа с мамой.

Бабушку Ина боялась, она была похожа на бабу-ягу: скрюченная спина, нос, достающий верхнюю губу, несколько сохранившихся зубов во рту. Она почти не разговаривала, но много и непонятно бурчала что-то себе под нос, высказывая недовольство. Её слушались все. Потом Ина выросла и поняла, сколько горя и печали пережила на своём веку её бабуля, сколько непосильных трудов легло на её плечи. Уже согбенная и старая, она всё ещё работала на огороде с весны до поздней осени, занималась хозяйством, пока дети были на работе. А тут приехал сын с семьёй и «безрукой» невесткой на её голову, командуют, умными себя считают.

Папа уходил на работу к девяти часам, он чем-то и кем-то руководил, иногда приносил пайки. Только после этих пайков бабушка добрела. Теперь вместо молока можно было пить душистый китайский чай с колотым сахаром, не экономя последний. Консервные банки с тушёнкой и рыбой открывались по праздникам, как драгоценные шкатулки. Из свежего пайкового мяса мама делала котлетки, отваривала макароны, но только для доченьки. В деревне даже макароны считались дорогим баловством.

Хлеб пекли сами, что было нелёгким занятием. В каждом доме была дежка – деревянная кадочка, в которой на воде и дрожжах замешивалась мука, после чего она ставилась на печку. Утром в подошедшую опару добавляли муку и вымешивали тесто, которое снова должно было распухнуть, подойти. Потом его раскладывали на сковороды и совали в жарко натопленную печь. Через некоторое время испечённый хлеб вынимался, раскладывался на лавке, укрывался рушником и сверху обрызгивался водой, чтобы верхняя корочка стала мягкой.

Белый хлеб пекли только к праздникам, потому что муки высшего сорта было мало. Обычно зерно со своего надела и выданное на трудодни везли на мельницу в другое село, где и мололи. Жерновов на мелкий помол часто не было, радовались и крупному. Белый хлеб из пшеничной муки был роскошью.

Мама осмелела и купила маслобойку, чтобы делать из сметаны масло. Маслобойка представляла собой узкую высокую деревянную кадочку с движущимся внутри вверх-вниз поршнем с дырочками. В кадочку заливалась сметана, с трудом собранная за месяц, и начиналась работа по сколачиванию сметаны в масло. Колотили поршнем по три-четыре часа, пока не образовывался небольшой кусочек масла. Его хранили в холодной воде и смазывали им блины только для ребёнка.

Узнав, что мама шьёт на машинке и вяжет спицами носки с пяткой, варежки с узором и детские шапки с помпонами, её «зауважали», хотя мастериц по кружевам и вышивке было полдеревни.

Мама всю зиму вязала, выполняя заказы в обмен на яйца и сметану. Потом мама стала шить на заказ платья, юбки и кофты, что стало дополнительным доходом семьи. Даже баба Оля стала смотреть на неё по-доброму.

Ина хорошо помнила первую весну в деревне и свой день рождения. Мама нарядила её в шикарное китайское платье и пригласила на праздник её двоюродных сестрёнок и соседских девочек-сестричек, которые жили в доме напротив бабушкиного. Так она подружилась с детьми семьи Балабанов, от которых получит первые уроки жизни.

Первые уроки

Не укради.

После дня рождения у Ины появились первые друзья – дети семьи Балабанов. Сам Балабан занимал очень выгодную должность в каком-то «Райпотребсоюзе», поэтому у них был новый дом с двумя комнатами и сенями, покрашенный забор и палисадник, в котором росли цветы. За сараем был даже туалет, сделанный из досок, которого у бабушки Оли не было.

Летом солнышко появлялось сначала на скамейке у их дома, поэтому Ина садилась на неё и ждала, пока Балабан и его жена уйдут на работу, чтобы соединиться с подружками.

Старший сын Яша и три девочки, восьми, шести и четырёх лет, с раннего утра до позднего вечера загружались заданиями. Яша шёл ловить рыбу на речку, девочки убирали дом, подметали двор, копали и чистили молодую картошку на вечер, мыли по два ведра старой из погреба и засыпали в огромные чугуны для варки поросятам и свинье, приносили из колодца воду и наполняли ей огромную бочку. Только после этого наступала возможность пойти, наконец, в гости к Ине. Но тут приходил с рыбалки Яша и приносил угрей, все начинали их чистить, а потом вспоминали, что надо ещё идти на луг за щавелем.

Ина с огромным удовольствием крутилась рядом с ними, наблюдала непосильные для неё труды. Очень редко, не сделав и половины всех дел, девчонки сбегали в их дом поиграть в невиданные игрушки: плиту, шкафчики со столовой посудой, машинки, куклы. Наступал вечер. Первой приходила с работы Балабанка. Однажды она обнаружила, что бочка для воды пуста, и стала стегать деток вожжами, очень напугав присутствующую при этом Ину.

– Мама их не любит? И меня тоже побьёт? – спрашивала она сквозь слезы свою мамочку, прибежав домой.

– Любит, но бьёт, – вздыхала мама. – А тебя не тронет.

Мамочка, как она любила её! И вдруг однажды мама её предала. А случилось это уже следующим летом. Как всегда, Ина пошла к подружкам в гости и увидела на столе линейку, обыкновенную школьную, которая чем-то её заворожила. Она долго крутилась вокруг неё, потом схватила и побежала домой. Мама сидела за столом и шила что-то на машинке.

– Мамочка, не говори, где я, – умоляюще крикнула Ина, оглушённая своим поступком, и юркнула под кровать.

Тут же следом за ней вбежали три сестрички и наперебой закричали:

– Тётя Маруся, где Ина? Она украла у нас линейку!

Буквально накануне они «спёрли», как бурчала бабушка, что-то из набора игрушечной посуды. Маме пришлось идти и просить вернуть. Детям всыпали по первое число, посуду вернули и запретили ходить в гости. Теперь злорадству девчушек не было предела, и они с пылким восторгом жаловались на Ину.

– Ина под кроватью, – спокойно сказала им мама.

Сестрички ринулись под кровать, где лежала она, свернувшись комочком, зажимая в руке сокровище, добытое преступным путём. Её вытащили на божий свет, вырвали линейку и с победным видом удалились, а мама посмотрела на неё очень грустными глазами.

Ина в этот момент впервые ненавидела её. Она, как она могла выдать её?! Они же самые любимые друг у друга! Ещё толком не зная такого понятия, как предательство, Ина прочувствовала его до самой глубины своего существа. А мама сказала:

– Доченька, мне так стыдно за тебя!

– Им можно, а мне – нет?

Совсем не эти слова хотелось сказать, они просто выдавились из неё. Выдавились, потому что душила обида, огромная обида на маму, которая её, родную, выдала не родным!

– Никогда, слышишь, никогда не бери чужого! Никто не любит воришек, даже мамы.

И Ина заревела так горько, и сердцу было так больно. А мама не успокаивала, а продолжила шить, что потрясло ещё больше. И подружки, которые её любили, с такой злобой тащили из-под кровати и больно щипали. И мама не заступилась!

Дня два Ина переживала обиду, а на третий подружки пришли в гости с добрыми улыбками, и от их улыбок обида мгновенно исчезла. Мама посмотрела, как дружной гурьбой они побежали играть на улицу, и весело засмеялась.

Но урок «не бери чужого» запомнился Ине на всю жизнь.

Сестрёнка Валя Женина

Кумир – это предмет обожания и слепого поклонения.

На второй день прибытия в деревню открылась дверь, и в избу вошла девочка немного старше Ины с беззубой улыбкой до ушей. Это была Валя, дочь старшего папиного брата Васи. Она стала для неё на много лет подружкой, поводырём и защитницей в незнакомом деревенском мире. Незаметно Валя заменила ей даже маму и очень скоро превратилась в кумира. Так сказала мама папе, а Ине она объяснила, что кумир похож на Бога, которому молится баба Оля.

Как диковинную куклу водила Валя нарядную младшенькую двоюродную сестрёнку по деревне и показывала всем. Деревенские бабы разглядывали её, щупали «порепаными»2 пальцами тёмных рук нежную ткань платьев с вышивками и кружавчиками, просили прочитать стихи, спеть китайскую песенку и охали.

Летом они с ней и другими девочками играли чаще всего на чердаке, строили свои комнаты, готовили праздничные обеды из яблок и угощали гостей. Валя бдительно следила за сохранностью всех игрушек Ины, иначе деревенские девочки давно бы их растащили.

Яблоки… Дети начинали их есть ещё в зачаточном состоянии. Крошечные зелёные яблочки были горько-кислыми, но они поедали их с нездоровым аппетитом, потому что за зиму у детей накапливался огромный дефицит витаминов. Поедалась вся первая зелень, начиная от кислицы, заячьего чеснока, щавеля, первых пёрышек лука. Потом приходила очередь раннего турнепса, корма для свиней, оранжевых хвостиков прореженной морковки. Но зелёные яблочки диаметром в сантиметр Ина вместе с детьми пожирала больше, чем сотни плодожорок. А понос после этого пиршества к тому времени уже не считался болезнью.