Князь Барбашин (СИ) - Родин Дмитрий Михайлович

– Что ж ты, Иван Юрьевич, сам-то надрывался? Мог бы и тестюшке отдать.

– Да вот порадовать тебя захотелось, княже, – усмехнулся в бороду государев ближник.

– Да расспросить, между делом, – вернул усмешку князь. – Ох, не люблю я эти волчьи пляски вокруг да около. Говори уж прямо, не трать время, Иван Юрьевич.

– Прямо, говоришь. Можно и прямо. За брата я волнуюсь. Васька ведь воеводой в Казань едет. А тут дошли до меня слухи про речи твои Казани касающиеся. Дай, думаю, спрошу, откуда у князя такие мысли.

– Ну, Иван Юрьевич, да мало ли кто что болтает. Неужто каждого спрошаешь? А про Казань-то, поди, Федька Карпов сболтнул? Да не тебе, а в разговоре с кем-то, а уж твои послухи тот разговор услыхали. Ох, Юрьевич, радуешь ты меня – везде своих людишек поставил. А ко мне человечка тоже определил? Да не куксись, таинник, понимаю: большой брат бдит.

– Эгхм, кхм, – закашлялся вдруг Поджогин. – Вот правду государь молвит: странен ты, Андрей Иванович. Иной кто только при подозрении о моих видоках посохом грозится, а тебе словно всё равно.

– Ты, Иван, государеву жизнь стережёшь, а я на государя не умышляю. Так отчего мне твоих видоков боятся? – а про себя подумал, что информацию ведь можно по разному преподнести, да иной раз так извернуть, что и на плаху человека ни за что отправить можно, но ты это и без меня знаешь, а вот понимаю ли я, тут ты головушку и поломай. – А про Казань скажу, что зря государь на подручных ханов надеется. Пресёкся род Улуг-Мухаммеда, так и не надо огород городить. Сколь раз сей град отец государя брал? А стоило уйти русским полкам и опять казанцы на Русь мечи острили. Да и Мухаммед-Эмин тоже с крови начал, хоть и ставлен был государем московским. А сколь полков на казанской украйне стояло, когда под Смоленском каждый вой на счету был? Нет, Иван Юрьевич, гнойник сей вырывать надобно раз и навсегда.

– И что же государю делать? – Поджогин столь великолепно исполнял роль заинтересованного слушателя, что старик Станиславский непременно сказал бы "верю!".

– А брать её под свою руку государеву, как Смоленск и сажать там воеводу-наместника. А за брата верно переживаешь, Иван. Крымский хан не только об Астрахани, но и о Казани мечтает. А сторонников Гиреев в Казани не мало. Стоит Шах-Али оступиться – быть смуте кровавой. Помяни мои слова, Иван Юрьевич: как ныне казанцы у государя правителя просили, так завтра в Бахчисарай за тем же побегут.

– Так, поди, и тут мысли умные головушку распирают, – съехидничал Шигона, а сам весь напрягся в ожидании ответа, и глаза его недобро сверкнули. Но лишь на миг он превратился в волка, а потом вновь стал похож на доброго дядечку, вот только Андрей этот миг не пропустил.

– Что ты, куда мне до думцев, а тем паче до государя, – усмехнулся князь. – Ты брата-то упреди, глядишь, и не допустит охулки. Но как воевода скажу, что надобна нам крепость на границе с Казанью. И брату твоему в помощь будет и войску сподручнее будет на Казань идти, если что. Я, когда ходил по Волге, видал хорошее место в устье Свияги. Остров так и напрашивается, чтоб на нём крепость построили. Ну да что нам об том толковать. А вот скажи об чём государь спросить хотел, да потом передумал и на тебя указал?

– Что? – было видно, что задумавшийся Поджогин явно утерял нить разговора. – Ах да! Знаешь, поди, Андрей Иваныч, что деньги для магистра ныне во Пскове лежат. Вижу, знаешь. Вот как бы сделать так, чтоб без помощи ливонского мейстера эти деньги в земли к тевтону доставить, да только аккурат к началу войны тому передать?

– Всего-то?! – вполне искренне удивился Андрей. – Погрузить на корабль да отплыть прямо в Кенигсберг. А чтоб в глаза не бросалось, упроси государя разрешить купцам открыть в орденской столице торговое подворье да отписать об том магистру, чтоб преград не чинил. Купцы торговать начнут, а дьяк на подворье том в ожидании поживёт. Как война случится – сразу и деньги передаст.

– А и хитёр же ты князь. Даже тут купчишкам потвору сотворить желаешь.

– Ну, потвору не потвору, а с тебя я, Иван Юрьевич, дивлюсь.

– А что так? – неискренне изумился Поджогин.

– А как ты сбор информации творишь? Тебе, как оку государеву, надобно наперёд всё знать, а ты и людишки твои ждут, когда купцы да послы заморские приедут и выпытываете у них всё, что сможете. Ну и своих купцов опрашиваете. Не спорю, метод сей хорош, но ведь узнаёшь ты лишь то, чем купец заморский интересовался. А всегда ли он знает то, что тебе надобно?

Глядя на насупившегося сына боярского, Андрей криво усмехнулся:

– А теперь подумай, каково было бы, если б имелись у нас свои дворы торговые в разных городах, а не только в Ревеле да Риге. С купцами пошлёшь своих людишек, дабы они не что попало, а то, что тебе надобно вызнали, да по осени тебе и привезли, али весточкой с купцами передали. Что хмуришься, Иван Юрьич, аль думаешь у них по-другому? Думаешь, отчего все эти немцы у нас свои подворья торговые хотят поставить. Нет, конечно, торговля там на первом месте, но среди десятка купцов завсегда найдётся один неприметный приказчик, что не товаром будет интересоваться, а новостями да слухами.

– Православных людишек в заморские страны пущать? А коли прельстится кто прелестью латинской да сбежит?

– Это ты про простой люд? – вновь усмехнулся князь. – Купцы да мореходы годами в те страны ходят и что, много сбежало? И парни, что Геннадий Новгородский в немецкие университеты посылал учиться, тоже все вернулись. А уж эти-то точно не один год в неметчине прожили. Да и сам ты сколь раз за рубеж ездил. Отчего не прельстился да не сбежал? Эх, Иван Юрьевич, умная у тебя голова, а простого не понимаешь. Кем трудник за морем станет? Таким же трудником, а то и хуже – холопом. Да ещё всё округ будет чужое: язык, обычаи, нравы. Нет, дурни завсегда найдутся, так для того и работать надобно с людишками, чтоб дурней таких заранее отсеивать.

Поджогин, откинувшись на лавке и скрестив свои длинные руки на груди, с интересом рассматривал гостя.

– А красиво говоришь, княже. И вроде обо мне печёшься, а стоит подумать, так всё же о своём более. Хочешь, чтоб идею твою я до слуха государева донёс, да своею нуждою прикрыл бы. Хитёр, князь, хитёр. Только тебе-то это зачем?

– А затем, Иван Юрьевич, что торговлюшка ведь бывает активной и пассивной. Вот немцы с нами активную ведут. Сами к нам плывут да с того барыш имеют знатный. А вот мы всё более пассивно себя ведём. Ивангород отстроили для чего? Да для того, чтоб немцам удобнее было к нашим берегам приставать, а не нашим к ним отправляться. А коль они к нам, то и цену дают свою, низкую. А от того доходы у купцов падают и мне за мои товары, что из вотчин им отдаю, они меньше платят. А это уж мне в убыток. Да и ладно только мне. Но ведь и казне убыток. Бедный купец меньше пошлин да налогов платит. А что тебе про то сказал, так всё одно разговор наш государю передашь, так отчего бы не порадеть за торговлюшку.

– Ну-ну, князь, – усмехнулся Шигона. – А что ещё скажешь?

Уходил Андрей из гостей буквально под вечер с чувством хорошо исполненного долга. Государев ближник непременно донесёт сей разговор до слуха Василия Ивановича, а там, глядишь, и стронется что-то с накатанного пути. Ну а нет, то когда грянет гром, государь точно вспомнит, кто об том говорил заранее. Тут Андрей усмехнулся: этак, глядишь, и сам в государевы ближники выберется. Впрочем, это делу не помеха. Ведь задача правильного попаданца это не только пушки.

Перед тем, как убыть к морю, князю пришлось здорово наездиться по стране.

Сначала он отвёз жену с дочкой из шумной столицы в свою волжскую вотчину. Варя недаром весь год изучала бережический опыт: пора было применять полученные знания на практике.

Путешествие в деревню представляло собой нелегкую задачу. Даже если дороги были более менее обустроены, а разбойники обузданы, сама поездка была делом нелегким. Один лишь обоз, в который сложили всё только самое необходимое, был громоздким и медлительным. А ведь вместе с боярином следовали слуги, чьи вещи тоже везли в телегах, и воины его дружины, для охраны. Грязь, поломки, дорожная скука. Понятно, почему в деревнях постоянно жили лишь помещики или вотчинники-затворники, а князья да бояре предпочитали жить в городах, годами не навещая дальние владения. И чем дальше были вотчины, тем реже в них заезжал владелец. Это лишь Андрей, как электровеник, носился туда-сюда.