Охота на невесту - Михаил Михеев

А в одиннадцать стоявший на опушке табором цыгане присмотрели удивительную девочку – лёгкую на ногу и ловкую, как мангуст. Хотели силой увезти – а потом драпали врессыпную от полыхающих кибиток. Её искали сутки всей деревней, а девочка заползла под корни старой сосны и хоть из пушки пали – не проснулась. Так сонной и принесли к Мариссе, которая уже привычно вливала в рот падчерицы мёд – ложку за ложкой, пока глаза не откроет.

В пятнадцать она влюбилась, и как-то наткнулась на предмет своего тайного чувства за амбаром с более удачливой и более фигуристой соперницей. Тогда выплеск удалось остановить в зародыше, но после того, как парочка наблюдала истекающие светом руки и искрящиеся волосы Джурайи, смотрящей на них белыми глазами, паренёк остался седым в свои семнадцать, а девица и по сию пору заикается. На Джу вид мокрых портков героя девичих грёз произвёл неизгладимое впечатление, и с тех пор о парнях она говорила с некой долей презрения.

Именно тогда она первый раз заговорила с матерью о том, что хочет стать ученицей мага, впервые после выплеска добравшись до дома на своих, хоть и трясущихся, двоих. Конечно, Марисса и слушать не захотела – ведь при таком раскладе все её мечты шли прахом, и первый серьёзный разговор дочери с материю закончился первым серьёзным скандалом с битьем посуды (со стороны матери) и все-таки прорвавшемся выплеске и сгоревшем обеденном столе (со стороны неблагодарной дочери). В тот раз дочь выхаживал Молчун, укоризненно сверкая очами из-под кустистых бровей то на беспомощную дочь, то на пылающую благородным гневом жену.

А теперь вот ЭТО, будь оно неладно…

Джу устроила походную постель из мягкого мха под корнями уже такого родного старого дерева и усмехнулась, глядя на звёздное небо, перечёркнутое корявыми ветвями лесного исполина. Как она ловко провернул свой побег – душа радуется. Сделала вид, что дала себя уговорить, в карету села, а когда в лес заехали – дала волю чувствам. Весь гнев на старого развратника графа, на склочную самодуру Мариссу, на тупых исполнителей графской воли выплеснулся без остатка в мощном выплеске, спалившем карету. И пока эти идиоты бестолково метались в попытках потушить факел, тихонько откатилась в кустики около дороги – бежать сил на было. Если честно, даже просто оставаться в сознании сил не нашлось. Графовы прихвостни даже искать её не стали – решили, что заживо сгорела, оседлали лошадей и только их и видели. Вот дурни, даже не проверили остов кареты на предмет останков невинно убиенной невесты. А так им и надо – думать надо, к кому на службу идёшь.

Глава 3

– Убью, зарежу и закопаю.

Маг говорил совершенно спокойно – чувствовалось, что гнев свой он давно уже выплеснул и теперь просто выговаривается, снимая раздражение. Лик его совершенно не боялся, впрочем, не боялся он графа никогда – ни сейчас, ни раньше, когда они вместе шли в атаку и Корбин, совсем еще молодой тогда, с какой-то злорадной усмешкой на бесстрастном обычно лице рубил в лапшу противников вдвое старше и вдесятеро опытней, ни в минуты, когда маг был обуян гневом. Слишком хорошо знал Лик старого товарища и прекрасно понимал: никогда тот не поднимет руку на человека, которого считает членом семьи и уважает. Холуев – да, ни в грош не ставит, их жизнь для него стоит не больше, чем жизнь какой-нибудь лягушки (хотя лягушек, кстати, маг бережет – полезными животными считает), но за своих он готов в огонь и в воду. Да, характер у Корбина не сахар, может вспылить, наговорить всякого – и извинится потом, причем совершенно искренне. Такой уж у него характер – бешеный, вспыльчивый, скрытый до поры за маской ледяного презрения к окружающим. Но есть грань, которую маг не переступал никогда, и поэтому Лик не боялся его совершенно. Хотя Лик – это ведь тоже для своих, уже давно он виконт Ликтер ля'Пласса – постарался старый друг, выбил у короля титул, говорят, чуть ли не с ножом к горлу подступал. Лик, кстати, допускал, что и вправду с ножом – если прежних королей маг уважал, то нынешнего, внука того, при котором они оба начинали службу, как-то не очень.

Хотя, конечно, это все лирика – скорее всего, тряхнул маг мошной, благо жаба его домашним животным никогда не была, и просто купил для друга титул у вечно нуждающегося в деньгах королька. В принципе, так же он хотел поступить и в случае с невестой – дворянину на простолюдинке жениться невместно, ему в потомках породу сохранять положено. Как лошадей разводить, право слово. Вот и приходится искать обходные пути, иначе будь ты семь раз смел и десять – талантлив, но родился крестьянином – крестьянином и помрешь. Корбин Лику рассказывал, что читал в старых книгах, как дворянами становились – мол, все это чушь насчет белой кости да голубой крови, все мы из одного теста слеплены. Ну да Лик и сам это знал – насмотрелся на раны и простых солдат, и дворян. Одинаково от боли кричат, и умирают тоже одинаково. Так вот, рассказывал ему Корбин, что когда-то, когда предки их пришли в эти места и смели живших здесь варваров… А может – и не варваров вовсе, руины древних городов до сих пор поражают величием… Так вот, в те времена все были равны. Ну, или почти равны, потому как одним богами даны рост и сила, другие умны, а третьи от рождения слабы и духом, и телом, да и умом тоже слабы. Таким, конечно, никогда не подняться, но все-таки изначально шансы на взлет у людей были примерно равными.

И вот тогда-то и появились первые дворяне – из тех воинов, что были умнее, сильнее, храбрее и предприимчивее остальных. Ну и удачливее, конечно, без удачи нам никак. Но если первые пару поколений дворянином мог стать почти любой, ибо все были в первую очередь воинами, а потом уже пахарями или скотоводами, то потом дворяне почувствовали себя особенными, не такими, как другие, стали возводить стену условностей и предрассудков, детей женить между собой… В чем-то это было правильно, все-таки они и впрямь были лучшими, сильнейшими, а эти качества надо культивировать, укреплять и передавать потомкам. Только вот в результате, когда создалась отдельная порода, выяснилось, что начинают дворяне вырождаться помаленьку – слабо, незаметно почти, об этом книги древние тоже предупреждали. Никто его не видит еще, но оно уже идет. Лик понимал, что это правда – если щенков от одной псины только между собой скрещивать, тоже через десяток поколений уроды пойдут, а ведь у собак кровь тоже красная. Так что нужен приток свежей крови нынешним дворянам, ох как нужен, а то ведь потом, глядишь, и поздно будет. Только вот стену снобизма да гордыни дворянской проломить – это труднее, наверное, чем крепость взять штурмом. Там хоть понятно, кого рубить, да свои же в спину кинжалом не ткнут за невосторженный образ мыслей.