Языки Пао. (Сборник) - Джек Вэнс

— Мистер Вебард, — задумчиво спросила она, — сколько весит Эрл Эберкромби?

Вебард откинул голову назад и свирепо пробормотал себе под нос:

— Мисс, такие интимные подробности здесь, на Эберкромби, нельзя считать темой для пристойной беседы.

— Я просто подумала, не такой ли он… ну, внушительный, как вы? — пояснила Джин.

Вебард хмыкнул:

— Я не могу ответить вам. Мистер Эберкромби — человек огромных знаний. Его… комплекция не предмет для обсуждения. Это не принято. Это не делается.

— Благодарю вас, мистер Вебард, — смиренно ответила Джин.

— Вы поняли. Вы понятливая девушка. Теперь давайте в трубу, я представлю вас миссис Блейскел.

Миссис Блейскел оказалась короткой и одинаковой во все стороны, как апельсин. Серо-стальные волосы были по здешней моде стянуты сзади в розетку. На ней был тугой черный комбинезон, форма служащих Эберкромби, о чем Джин еще предстояло узнать.

Придирчивые серые глаза исследовали ее с ног до головы. Джин подозревала, что произвела плохое впечатление на свою начальницу и постаралась сохранить скромный потупленный взгляд.

Вебард объяснил, что Джин хорошо знакома с обязанностями горничной и предложил Блейскел использовать девушку в Плезансе и спальных комнатах.

Блейскел кивнула.

— Хорошая идея. Молодой хозяин несколько эксцентричен, это все знают, но в последнее время он надоедает девушкам и мешает им выполнять свои обязанности. Будет мудрым иметь там такую, которая совершенно не соответствует его вкусам.

Вебард сделал ей знак, и они отплыли на некоторое расстояние, беседуя друг с другом шепотом.

Уголки большого рта Джин задрожали. Старые дурни!

Прошло пять минут. Джин забеспокоилась. Почему они медлят? Девушка подавила нетерпение. «Жизнь! Буду ли я чувствовать такую же радость от жизни в двадцать лет? — подумала она.-В тридцать? В сорок? — Она оттянула пальчиками уголки рта. — Конечно. Я не позволю себе измениться… Но жизнь надо использовать на полную катушку. Надо отпустить на волю каждое мерцание страсти, каждый импульс вдохновения». Джин ухмыльнулась. Итак, она плавала здесь, вдыхая затхлый перезрелый воздух станции Эберкромби. Кстати, это приключение. И за него хорошо платят — два миллиона долларов всего лишь за то, чтобы соблазнить восемнадцатилетнего мальчика. Обольстить его, выйти замуж — какая ерунда.

Конечно, он — Эрл Эберкромби, и если он столь же «величествен», как мистер Вебард… Она с отвращением поглядела на огромное тело управляющего. О, да, два миллиона есть два миллиона. Но если дело окажется слишком уж неприятным, цену следует повысить. Возможно, до десяти миллионов. Не слишком большой кусочек от миллиарда.

Вебард изящно развернулся и молча уплыл в центральный ствол.

— Пойдемте, — сказала Блейскел. — Я покажу вашу комнату. Сперва отдохните, а всем остальным займемся завтра.

5

Джин облачилась в черный комбинезон, а Блейскел стояла рядом и искренне жалела ее:

— Бог вас простит, но не надо так ущемлять свою талию. Бедный ребенок, вы так рахитичны, худы как дистрофичка! Нельзя так подчеркивать свою худобу! Возможно, у вас найдется несколько подушечек, чтобы подложить куда надо. Не столь уж это важно, ведь вы всего лишь уборщица, но штат из прелестных девушек очень украшает домашнее хозяйство, а молодой Эрл, несмотря на всю странность характера, ценит в женщине красоту… Теперь дальше. Ваша грудь, мы должны с ней что-то сделать: почему вы почти плоская? Неужели нет никакой возможности пустить вам под мышки красивую драпировку, а? — Она указала на свои собственные объемные складки жира. — Предположим, мы закатаем подушечку и…

— Нет, — боязливо сказала Джин; возможно ли, чтобы её считали здесь столь безобразной? — Я не буду носить подкладки.

— Это ради вашей же пользы, дорогая моя, — фыркнула Блейскел. — Я уверена, что мне, такой морщинистой, это не пошло бы.

Джин наклонилась к своим черным туфлям:

— Нет, вы ошибаетесь, у вас очень гладкая кожа, вы просто лоснитесь.

Блейскел гордо кивнула:

— Я держу себя в хорошей форме и делаю для этого все возможное. Признаюсь, когда мне было столько лет, сколько сейчас вам, все было для меня по-другому. На Земле я…

— О, вы родились не здесь?

— Нет, мисс. Я была одной из бедных душ, придавленных прессам гравитации. Только на перемещение с места на место я тратила всю свою энергию, тело просто сгорало. Я родилась в Сиднее, в Австралии, в приличной добропорядочной семье. Родители были слишком бедны, чтобы купить мне место на Эберкромби. Мне повезло занять здесь ту самую должность, какая досталась вам, и тогда еще с нами были мистер Юстус и старая миссис Ева, его мать, то есть бабушка Эрла. С тех пор я не спускалась на Землю. И никогда больше не ступлю на ее поверхность.

— Значит, вы пропускаете фестивали, не увидите новые великие сооружения, больше не почувствуете очарования природы?

— Тьфу, — выплюнула слово Блейскел. — Покрыться отвратительными складками и морщинами? Передвигаться только в машине? На тебя пялятся и тихо ржут за спиной тамошние люди! Они все в заботах, они борются с тяготением Земли и потому тонки как палки! Нет, мисс, у нас собственные пейзажи, свои празднества. Завтра вечером танцуем паванну, затем пантомима Красочных Масок, шествие Прекрасных Женщин — весь месяц расписан. Самое главное, я среди своих, среди круглых. У меня на лице никогда не будет ни морщинки. Я хороша, я в расцвете сил и никогда не поменяюсь ни с кем из тех, кто внизу.

Джин пожала плечами:

— Единственная значащая вещь в жизни — это счастье.

Она с удовлетворением взглянула на себя в зеркало. Даже если толстая Блейскел думала иначе, черный комбинезон выглядел на Джин прекрасно, он обтягивал ее бедра и талию. Отсвечивающие матовой кожей ноги, стройные, но не худые, тоже были хороши — это она знала. Даже если сумасбродный мистер Вебард и странная Блейскел думали иначе. Подождем встречи с молодым Эрлом. Фосерингей упомянул, что тот предпочитает девушек из мира гравитации. Й тем не менее Вебард и Блейскел намекали на иное. Возможно, он любит и тех и других? Тогда он должен любить все, что дышит и двигается, все, что теплое на ощупь. А в это множество, несомненно, входила и она.

Если бы она спросила об этом Блейскел прямо, та бы взволновалась сверх меры, была бы шокирована. Хорошая, добродетельная миссис Блейскел. Материнская душа, не то что матроны в различных богадельнях и приютах для бездомных, где Джин провела столько времени. То были энергичные крупные женщины — практичные и скорые на руку… Но Блейскел никогда бы не оставила своего ребенка на бильярдном столе. Она бы боролась, голодала, чтобы сохранить ребенка при себе и вырастить его… Джин лениво порассуждала на тему, что бы было, будь Блейскел ее матерью, а Майкрофт отцом. У нее появилось странное чувство, словно душу что-то укололо, но из глубины подсознания выплыло темное тупое негодование, замешанное на злобе.