Зима мести и печали - Александр Аде

– Наверное, такая же, с прибабахом?

Инночка поджимает губки, и я понимаю: залез не туда. Ладно, замнем.

– Странно. У Царя – и такой сынок. Он в университет случайно не на автобусе пилит?

– Какой автобус? У него «вольво».

– Наверняка цвета детской неожиданности. Нынешняя молодежь любит шокировать.

– Только не Илья. Выбрал по себе – черный. Красиво, конечно, но мрачно. А ты чего это Илюхой интересуешься? Часом не киллер? Если хочешь его пришить, признавайся, помогу, чем смогу. Кокнешь – мне больше достанется.

Инночка заразительно хохочет.

– Не слишком мы с тобой расшалились? – прерываю ее здоровый смех. – Все-таки прислуга кругом, а у стен тут, небось, уши, как у летучей мыши.

– Плевать! Теперь я здесь хозяйка! Захотела – любовника привела, ни одна тварь пикнуть не посмела. При Царе я прислугу ужас как боялась: наговорят чего, отмывайся потом, доказывай, что не верблюдиха. А теперь они, голубчики, у меня как шелковые. Жаловаться-то некому. Захочу, оргии устраивать буду!

И ведь будет!

Как ни сладко полеживать с обольстительной Инусей, пора возвращаться к суровой действительности. Полакомившись напоследок яствами и поцелуями, шагаю мимо наэлектризованной любопытством и иронией дворни, выпадаю на улицу – и жмурюсь от слепящего солнца. Утро ядреное, свежее, морозное, на мягких искристых сугробах лежат синие тени.

Когда за рулем «копейки» несусь домой, в порожней башке рождается дразнящая мыслишка: а ведь у меня есть неплохой шанс стать законным супругом Инночки, жить в довольстве и нескончаемом кайфе. Само собой, на ее ручку будет достаточно претендентов, понадобится кропотливая подготовительная работа, зато результат!..

Но, очутившись в своей клетушке, напрочь забываю об Инночке и своих брачных планах. В комнатке прибрано, на столе – прислоненная к сахарнице записка: «Королечек, суп в кастрюле в холодильнике, каша под подушкой. Я люблю тебя!» Последняя фраза – как крик отчаяния, и у меня пламенеют уши.

Автор

В этот день, 9 февраля, Марго возвращается из города в Яблоневое, в коттедж, который любит с такой нежной страстью, какую не испытывала ни к кому и никогда.

Коттеджу она отдает едва ли не все свободное время. Сегодня побывала в четырех городских магазинах, выбирая ткань для портьер. В глазах рябило от цветов и узоров, и все же она нашла то, что считала нужным.

Навстречу ей бежит сверкающий зимний день. Бледно-лиловый маленький «мицубиши» повинуется малейшему повороту руля. Марго обожает водить машину – это ее третья любовь (вторая – наряды, в которых она знает толк). Положив худенькие руки на руль, она с наслаждением ощущает нерасторжимую связь с автомобильчиком.

С довольной улыбкой, слегка покусывая губы, она представляет, как будут смотреться в гостиной новые серебристо-палевые портьеры из французского шелка… Господи, только бы все оставили ее в покое, дали возможность собирать очаровательные безделушки, читать, возиться в карликовом садике, слушать музыку и мечтать!

Следующий за «мицубиши» потрепанный синий пикап, набрав скорость, идет на обгон. Скосив глаза, Марго видит его, словно застывшего слева от нее, видит водителя, направившего в ее висок ствол пистолета, но это настолько невероятно, что сознание просто фиксирует происходящее.

В следующую долю секунды ее пробитая пулей голова откидывается на спинку сиденья, а руки еще делают несколько судорожных движений. Повинуясь им, автомобильчик вымахивает с дороги и врезается в дерево. От чудовищного удара передняя часть «мицубиши» сминается, рассыпаются осколки стекла, но мотор продолжает работать, агонизируя, сопротивляясь смерти. Содрогнувшись всем своим долгим стволом, сосна осыпает изуродованные останки машины хвоинками и чистым снежком…

Королек (9 февраля, продолжение)

Передохнув и закусив домашненьким, засовываюсь в «копейку» и качу в центр нашего городка.

Зелено-белое здание университета со скромным сквериком по соседству, построенное аж в позапрошлом веке, затейливо, аристократично, и благодаря ему этот уголок нашего городка выглядит цивильно и респектабельно.

Паркую «копейку» рядом с другими авто. Примечаю среди них «вольво» цвета воронова крыла – оно тут одно-единственное, ошибиться невозможно, устраиваюсь поудобнее и погружаюсь в неторопливый процесс ожидания.

Постепенно городом овладевает тускнеющая вечерняя голубизна. Когда голубое – небо с сероватыми и розоватыми облачками, здания, снег – становится синим, и загораются огни, возникает в институтских дверях и направляется к «вольво» высокий парень. Вываливаюсь из тачки и двигаю к нему.

– Вы – Илья?

– Да, – просто отвечает он.

– Меня нанял ваш брат, чтобы найти убийцу отца. Он не упоминал обо мне?

– Нет, – пацан явно не Цицерон.

– Тогда можете проверить. Позвоните ему. Я подожду.

– Зачем? – прожимает он плечами. – Я вам верю.

Славный хлопчик. Усаживаемся в его «вольво». Мельком при зыбком свете фонарей разглядываю пацана. В отличие от Принца – рафинированной копии папани, он нисколько с Царем не схож. Худой, темноволосый, с лицом аскета. Темные глаза смотрят внимательно и сконфуженно. По виду тинейджер, хотя заметны усики и намечается бородка.

– Гибель отца была для вас неожиданностью?

– Трудно определенно ответить… Насколько я знаю, сегодня в крупном бизнесе естественная смерть – редкость.

– Значит, по-вашему, его прикончили конкуренты?

Он задумывается, и я невольно обращаю внимание на его лоб – плоский, широкий, с выступающими лобными костями и надбровными дугами.

– Я размышлял об этом, – серьезно говорит он. – Нанимают киллера (а ведь это большие деньги), наверное, в том случае, если выигрыш от убийства превосходит затраты. Иначе просто нет смысла.

Ишь ты, четко формулирует.

– Но конкуренты от кончины твоего отца не выиграли. Что изменилось? Освободившееся место занял твой брат, который будет управлять хозяйством куда более успешно. Им же хуже.

– Мы не знаем всех обстоятельств, – хмурится он.

– И то верно. Хвостик убийства, например, может расти из очень давних событий. Отец не рассказывал тебе о своем прошлом?

– Нет. – Он опускает глаза, прибавляет неохотно: – Мы мало общались.

– И никто тебя не просветил на сей счет?

– Нет.

В моем большом, доверчиво распахнутом сердце зарождается махонькое зернышко недоверия. Чтобы информация о криминальной молодости папаши не просочилась к ушам сыночка, да еще такого продвинутого…

– Если не секрет, какие у тебя отношения с мачехой?

– Нормальные, – отвечает сдержанно. – Отец женился на ней три года назад. Я был уже достаточно взрослым. Мы оба с ней понимали, что матерью она мне стать не сможет, впрочем, она и не пыталась. Мы вполне корректны, как два человека, вынужденные жить под одной крышей. В общем, стараемся как можно реже попадаться друг другу на глаза.

– К матери заезжаешь?

– Иногда.

– А с ней как общаешься? Тоже нормально?

– Мы слишком разные люди.

Пацан явно себе на уме, застегнут на все пуговички, да еще и на «молнию» в придачу. Для очистки совести задаю еще несколько вопросов и отчаливаю.

– А все-таки тебе не следовало так легко идти со мной на контакт, не проверив личность, – поучаю напоследок. – Не забывай, убийца не пойман.

Он впервые улыбается, симпатично и ясно.

– А вы вчера были у мачехи.

А я-то его не углядел. Ишь ты, математик. Голова.

Пока мы – без особого для меня успеха – развлекались игрой «вопрос-ответ», стемнело окончательно, словно некий джинн зачернил небо волшебным углем, отчего оно светится гигантский черным опалом.

Снова оказавшись в своей «копейке», достаю сотовый и звоню бывшей жене Царя. Сообщаю, что ее старший сыночек нанял меня… и т. д. и т. п., и интересуюсь, когда она сможет меня принять. «А вы точно не из газеты?.. Да хоть сейчас».

Обитает прежняя супружница магната в том самом окраинном районе, где когда-то скакало мое голопопое детство и целовалась безмозглая юность. Качу мимо укрывшихся во мгле заводиков, заводов и заводищ, мимо маленькой площади с домиком культуры, сворачиваю, еду вдоль трамвайной линии и углубляюсь в районные недра.

Среди ветшающих сталинских халуп, выхваченных из тьмы скупым светом фонарей, обнаруживаю семиэтажный элитный домишко, паркую «копейку», вылезаю в зимнюю тьму, всхожу на третий этаж и нажимаю пупсик звоночка.

Дверь отворяет среднего роста полная женщина в зеленом халате с золотой росписью. Острижена коротко, покрашена под блондинку, отросшие волосы у корней темные и седые. Крепкая баба, хозяйственная, надежная. Только такая могла долгие годы терпеливо ждать муженька из тюряги и растить двух сыновей. И когда Царь турнул ее, поменяв на молоденькую, не сломалась, не из таковских.

Она приглашает меня на кухню, и там, прихлебывая крутой индийский чаек, я завожу приятную беседу. На мой вопрос, как ее именовать, баба бойко отвечает: