«...Расстрелять» - Александр Покровский

— Не надо, — сказал капитан, застряв взглядом в Мишиной щетине. — Сидоров!

Появился Сидоров, который был на три головы больше того, что себе физически можно представить.

— Так, Сидоров, заверни товарища… м-м… старшего помощника начальника штаба… и в тот, дальний штабной вагон. Писать не выводить, пусть там делает. Ну, и так далее…

Сидоров завернул товарища (старшего помощника начальника штаба) под мышку и отнёс его в тот дальний вагон, бросил ворохом на пол и — со словами: «Ша, Маша» — закрыл дверь.

«В вагоне раньше ехали лошади», — успел подумать Миша. Дёрнуло. От толчка он резко пробежался на четвереньках, остановился, подобрал веник и рассмеялся.

— Надо же, — сказал он, — поехали… Вагон как вагон. Перестук колес располагал к осмыслению, и Миша расположился к осмыслению прямо на соломе.

Скоро остановились. Станция. Зверев вскочил и заволновался. Сейчас за ним придут. «Это что ж за станция? — всё беспокоился и беспокоился он. — Не видно. Чёрт знает что! Чего же они?». За ним не шли.

— Эй! — высунулся он в окошко, перепоясанное колючей проволокой. — Скажите там командиру эшелона! Я — Зверев! Я — старший помощник начальника штаба! — обращался он ко всем подряд, и все подряд пугались его неожиданной физиономии, а одна бабка так расчувствовалась, от внезапности, что сказала: «О-о, хосподи!» — ослабела и села во что-то, чвакнув.

Миша хохотал над ней, как безумный, пока вагон не дёрнуло. О нём явно забыли. Станции мелькали, и на каждой он орал, подкарауливая у окошка прохожих: «Я — Зверев! Скажите! Я — Зверев!…».

Через трое суток в Ярославле о нём вспомнили («У нас там был этот… как его… начальник штаба») и сдали в КГБ.

За трое суток он превратился в дикое, волосатое, взъерошенное существо, с выпученными глазами и острым кадыком. Пахло от него так, что вокруг носились взволнованные мухи.

— Ну? — спросили его в КГБ.

— Я — Зверев! — заявил он с видом среднего каторжанина. — Я — старший помощник начальника штаба! — добавил он не без гордости и подмигнул. Мигать не хотелось, просто так получилось. Рожа — самая галерная.

— Документы есть?

— Как-ки-е до-ку-мен-ты? — в который раз задохнулся Миша. — Я в баню шёл! Вот! — и в доказательство он сунул им под нос веник, которым иногда подметал в вагоне.

— А чем вы ещё можете доказать?

— Что?

— Ну то, что вы — Зверев.

Миша осмотрел себя и ничего не нашёл. И тут он вспомнил. Вспомнил! Что в Ярославле у него есть дядя! Ы-ы! Родной! Двадцать лет не виделись!

— Дядя у меня есть! — вскричал он. — Ы-ы! Родной! Двадцать лет не виделись! Родной дядя! Едри-его-мать!

К дяде поехали уже к ночи.

— Вы такой-то?

— Я… такой-то…

— Одевайтесь!

И дядя вспомнил то героическое время, когда по ночам выясняли, кто ты такой.

Родного дядю привезли вместе с сандалиями. Когда он вошёл в помещение, к нему из угла, растопырив цепкие руки, метнулось странное существо.

— Дядя! Родной! — верещало оно противно, дышало гнилым пищеводом и наждачило щёку.

— Какой я тебе дядя?!… Преступник!… — освобождался дядя, шлёпая существо по рукам.

Дядю успокоили, и под настольной лампой он признал племянника и прослезился.

— Служба у нас такая, — извинились перед ним, — вы знаете, чёрт его знает, а вдруг…

— Да! Да!… — повторял радостный дядя. — Чёрт его знает! — и пожимал руки КГБ, племяннику и самому себе. Радующегося непрерывно, его увезли домой.

— А вы, товарищ Зверев, если хотите, можете прямо сейчас идти на вокзал. Здесь недалеко. А мы позвоним.

На вокзал он попал в четыре утра. Серо, сыро, и окошко закрыто. Миша постучал, тётка открыла.

— Я — Зверев! — сунул он свою рожу. — Мне билет нужен. Вам звонили.

— Давайте деньги.

— Какие деньги? Я же без денег! Ты что, кукла, — он заскреб щетиной по прилавку, — совсем, что ли, людей не понимаешь?

«Кукла» закрыла форточку.

Нервы, расшатанные вагоном, КГБ и дядей, не выдержали.

— Я — Зверев! — замолотил он в окошко. — Я — от КГБ! Вам звонили! Я — от КГБ! От! Ка! Ге! Бе! — скандировал он.

Тётка взялась за телефон:

— Здесь хулиганят!

Миша молотил и молотил.

— Я — Зверев! Открой! Эй!

За его спиной уже минут пять стоял милиционер. Он дождался, когда Миша устал, и вежливо постучал его по плечу. Миша обернулся.

— Вы — Зверев?

— Да-а… — Миша до того растерялся оттого, что его хоть кто-то сразу признал, что расплакался и дал себя связать. В машине он припадал к милицейскому плечу и, слюнявя его, твердил, что он — Зверев, что он — в баню, что он — в КГБ…

— Знаем, знаем, — говорили ему мудрые милиционеры.

— А я ещё старший начальник помощника штаба! — останавливался среди соплей Миша и, отстранившись и вперившись, напряжённо искал возражений.

— Видим, видим, — отвечали ему милиционеры. Мудрые милиционеры сдали его немудрым, а те заперли его до понедельника. Миша замолотил опять.

— Я — Зверев! Сообщите в КГБ! Я — Зверев!…

— А почему не в ООН? Пересу де Куэльяру, ему тоже будет интересно, — говорили немудрые и пожимали плечами. — Ну, так нельзя! Не дают работать. Накостылять ему, что ли? Чуточку… — и накостыляли…

В конце концов в понедельник все разобрались во всём! (Едри его мать!) КГБ с милицией проводили его на вокзал, вручили ему билет, посадили в поезд, и он начал обратный путь на свой полустанок…

Когда он слез с поезда, от него шарахнулись даже гуси. Миша пробирался домой огородами. Подойдя ближе, он услышал музыку. В его доме творилось веселье. Миша присел в кустах. Жизнь научила его осторожности.

Вскоре на крыльцо вывалился друг детства Вася. Вывалился, встал с кряком и отправился в кусты, гундося и расстегиваясь по дороге. У кустов он остановился, закачался, схватил себя посередине, и из него тут же забил длинненький фонтанчик.

Когда фонтанчик своё почти отметал, навстречу ему из кустов вдруг поднялось странное создание.

— Чего это здесь?… А? Вася? — спросило создание голосом Мишки.

— Вот надо же было так упиться! — сказал Вася. — Привидится же такое… — и, сунув недоделанный фонтанчик в штаны, повернул к дому.

— Стой! — одним махом настиг его Миша, и Вася засучил ножками, утаскиваемый.

Оказалось, что Мишу всем полустанком дней десять искали баграми на озере, а потом решили — хорош! — и справили поминки.

Где вы были?

— Где вы были?

— Кто? Я?

— Да, да, вы! Где вы были?

— Где я был?

Комдив-раз — командир первого дивизиона — пытает Колю Митрофанова, командира группы.

— Я был на месте.

— Не было вас на месте. Где вы были?

Лодка только прибыла с контрольного выхода перед автономкой, и Колюня свалил с корабля прямо в ватнике и маркированных ботинках. Ещё вывод ГЭУ[2] не начался, а его уже след простыл.

— Где вы были?

— Кто? Я?

— Нет, вы на него посмотрите, дитя подзаборное, да, да, именно вы, где вы были?

— Где я был?

Колюша на перекладных был в Мурманске через три часа. Просто повезло юноше бледному. А в аэропорту он был через четыре часа. Сел в самолёт и улетел в Ленинград. Ровно в семь утра он был уже в Ленинграде.

— Где вы были?

— Кто? Я?

— Да, да! Вы, вы, голубь мой, вы — яхонт, где вы были?

— Я был где все.

— А где все были?

Шинель у Коленьки висела в каюте; там же ботинки, фуражка. Его хватились часа через четыре. Все говорили, что он здесь где-то шляется или спит где-то тут.

— Где вы были?!

— Кто? Я?

— ДА! ДА! ВЫ! — сука, где вы были?!

— Ну, Владимир Семёнович, ну что вы в самом деле, ну где я мог быть?

— Где вы были, я вас спрашиваю?!

За десять часов в Ленинграде Коля успел: встретить незнакомую девушку, совершить с ней массу интересных дел и вылететь обратно в Мурманск. Отсутствовал он, в общей сложности, двадцать часов.

— Где вы были, я вас спрашиваю?!!

— КТО? Я?

— Да, сука, вы! Вы, кларнет вам в жопу! Где вы были?

— Я был в отсеке.

Комдив чуть не захлебнулся.

— В отсеке?! В отсеке?! Где вы были?!!!

Я ушёл из каюты, чтоб не слышать эти вопли венского леса.

«Ботик Петра Первого»

Закончился опрос жалоб и заявлений, но личный состав, разведенный по категориям, остался в строю.

— Приступить к опросу функциональных обязанностей, знаний статей устава, осмотру формы одежды! — прокаркал начальник штаба.

Огромный нос начальника штаба был главным виновником его клички, известной всем — от адмирала до рассыльного, — Долгоносик.

Шёл инспекторский строевой смотр. К нему долго готовились и тренировались: десятки раз разводили экипажи подводных лодок под барабан и строили их по категориям: то есть в одну шеренгу — командиры, в другую — замы со старпомами, потом — старшие офицеры, а затем уже — мелочь россыпью.