Шпионские истории - Анатолий Терещенко

«…Война начинается против его желания (императора Александра. — Авт.), против моего собственного, против интереса Франции, так же как и России. Я часто был свидетелем подобных фактов, что опыт прошедшего открывает мне будущее».

А опыт прошедшего у него был велик. Почти вся Центральная Европа лежала у его ног — она была завоевана его доблестной Великой армией.

Зимой 1812 года он еще раз сверяет свои намерения со взглядами на войну видного дипломата, бывшего посла Франции в России Армана де Коленкура, которого совсем недавно заменил его коллега Жан Александр Ло де Лористон. В частном разговоре с Коленкуром Наполеон заявляет:

«Я оккупирую север Германии лишь для того, чтобы придать силу запретительной системе, чтобы действительно подвергнуть Англию карантину в Европе. Для этого нужно, чтобы я был силен повсюду. Мой брат Александр (русский император. — Авт.) упрям и видит в этих мерах план нападения. Он ошибается. Лористон непрерывно объясняет ему это, но у страха глаза велики, и в Петербурге видят только марширующие дивизии, армии, в боевой готовности, вооруженных поляков».

Но Коленкур понимал — шеф лукавит, так как все шаги и действия Наполеона говорили, что он идет напрямик, идет к войне вместе со своей непобедимой Великой армией.

Но чем дальше и глубже его поглощали размышления о войне с Россией, тем сильнее и вдумчивее он стал относиться к информационному обеспечению затеянного им наступления Великой армии. Для этой цели он усиливает разведывательную деятельность в отношении Русской армии и двора его Величества. Кроме лазутчиков, забрасываемых в глубокий ее тыл, он использует и дипломатические каналы.

В виду исключительной важности начинаемой военной кампании, Наполеон, как говорится, еще раз хотел сверить часы и найти ответы на острые вопросы стратегического характера. Для этой цели он посылает в апреле 1812 года в Вильно, где пребывал российский император Александр I с «культурной» программой, а вернее смотром войск, одного из своих самых приближенных друзей, генерал-адъютанта графа Луи де Нарбонна.

Русский император понимал, что Наполеон, двигая армию на восток, нацеливает ее на Россию. В частности от разведчиков он узнал о нахождении маршала Даву уже на Висле. Царь прибыл в Вильно с большой и представительной свитой, в которую входили: государственный канцлер Румянцев, председатель государственного совета Кочубей, обергофмаршал двора граф Толстой, генерал Аракчеев, министр полиции Балашев, адмирал Чичагов, статс-секретарь, вицеадмирал Шишков и генерал от инфантерии Римский-Корсаков, назначенный литовским военным губернатором на место Бенгисена.

21 апреля 1812 года был день Пасхи. Государь присутствовал при богослужении в дворцовой церкви. При смотре частей гарнизона в Вильно, состоявшего из двух бригад и 4-х пехотных дивизий, остался доволен его боеготовностью. В приказе по 1-й западной армии было объявлено начальствующим лицам высочайшее благоволение.

Нижним чинам пожаловал по рублю и по фунту говядины на каждого.

А вот инспекцией, прибывшей в Вильно 1-й артиллерийской бригаде, остался недовольным. Командиру бригады полковнику Глухову объявил высочайший выговор и сместил его с должности.

Император провел смотр войск, расположенных в Жмуди. В сопровождении военного министра Барклая-де-Толли они проинспектировали 1-й пехотный корпус Петра Христиановича Витгенштейна. Император остался доволен состоянием войск и поблагодарил начальников всех частей корпуса.

Он не только проделал смотры войск, но и выполнил ряд мероприятий культурного значения. Много общался с местным населением. Как отмечал современник Лавринович:

«Всякий имел к императору свободный доступ, и всякий мог его свободно лицезреть: то прогуливающимся по чудным окрестностям Вильны, то делающим, смотры войску, котораго в этот год в городе было видимо-невидимо».

В работе Федота Кудринского «Вильна въ 1812 году» есть упоминание о разоблаченном польском шпионе. Он писал, что во время пребывания императора в Вильно обнаружилось нахождение в городе французских шпионов. Действительный статский советник Яков Иванович Де Санглен — руководитель политического сыска, весной 1812 года назначенный начальником высшей военной полиции (военной контрразведки) 1-й Западной армии М.Б. Барклая-де-Толли поручил виленскому полицмейстеру Вейсу следить за всеми приезжающими в Вильно. Сам же Яков Иванович начал посещать известный тогда ресторан Крешкевича. Его внимание вскоре превлек крайне говорливый и развязный поляк, назвавшийся себя Дранжевским. Санглен познакомился с ним и, выведав, что нужно было, приказал Вейсу провести в его квартире обыск. Под домом и в дымоходной трубе были обнаружены записки Дранжевского о нашей армии, генералах, разные военные инструкции. Дранжеевский был арестован и выдал соучастников по шпионскому ремеслу, которых тоже удалось задержать.

А как же вел себя Луи де Нарбонн? Какие тайные задания он получил, и какие задачи должен был решить в Вильно? Ему было поручено: секретно выведать план военных действий Русской армии, выяснить настроения литовцев по отношению к России, войти в тайные сношения с видными и влиятельными представителями польского общества в городе Вильно. Но было у него и главное поручение: узнать, не планируется ли сосредоточение русских корпусов на границе и не начнет ли Русская армия военную кампанию первой?

Как писал уже упоминаемый Федот Кудринский Наполеон, готовясь к открытию военных действий и двигая армию к берегам Вислы и Немана ожидал, что русские упредят его и вторгнуться в восточную Пруссию и герцогство Варшавское, которые были им намечены, как исходный пункт вторжения в пределы России. Такое движение русских войск было очень желательно Наполеону. Пользуясь превосходством своих сил, он имел бы на своей стороне все военные преимущества. Но русские далеки были от таких планов.

Официально же миссия Нарбонна заключалась в том, что он должен поздравить русского императора Александра Павловича с прибытием в город Вильно и заявить, что император французов вовсе не желает войны, согласен мирным путем уладить все возникшие недоразумения и попросить русского императора следовать договорам, заключенным в Тильзите и Эрфурте.

Через сто с лишним лет, в 1941 году, возникла похожая ситуация, когда сначала Молотова, а потом Сталина убаюкивали Риббентроп и Гитлер. Фюрер накануне войны, а именно 14 июня послал советскому вождю свои искренние заверения о ненападении.