Современная новелла Китая - А Чэн

— Запутался, не помню, — вдруг с коротким смешком сказал он, отняв руку от лица, и расставил фигуры для новой партии. Вскоре, однако, сказал:

— Поднебесная у твоих ног. У кого ты учился играть в шахматы?

— У людей Поднебесной, — отшутился Ван.

— Здорово, здорово, ты здорово играешь!

Все с облегчением засмеялись, разрешив наконец загадку этого матча.

— Здесь нет настоящих игроков, не с кем сразиться, — сказал Дылда. — Я рад встрече с тобой, будем друзьями.

— Мне бы хотелось познакомиться с твоим отцом, — произнес Ван.

— Конечно, конечно, я ведь не профессионал. Решено, ты примешь участие в районных соревнованиях.

— Каких соревнованиях? — не понял Ван.

— В районе готовится спортивная олимпиада и шахматный турнир. Я все улажу через секретаря райкома по вопросам культуры и образования, он из нашего города, знает отца. Когда я ехал сюда, в госхоз, отец дал мне к нему письмо, и он согласился помочь, предложив заняться баскетом, этой дикой игрой, которая не сулит ничего, кроме физических травм! От него-то я и узнал об олимпиаде. Он написал, что надо пройти отборочные соревнования у себя на ферме и что в случае победы в районе мне будет легче вырваться из этой дыры. А тебе с твоим мастерством обыграть всех в бригаде — раз плюнуть. Когда вернешься к себе, похлопочи, чтоб тебя включили в список участников турнира, а там ты наверняка пройдешь.

Ван Ишэн был на седьмом небе. Он стал одеваться, снова поразив меня своей худобой. К полуночи все разошлись, остались только четверо обитателей этой комнаты и Ван с Дылдой.

Дылда сбегал к себе и, вернувшись, разложил на кровати лакомства: шесть плиточек шоколада, полпакета сухого молока и полкило белой вермишели. Мы мигом слопали шоколад и долго облизывали губы.

— Никогда не ел ничего подобного! — воскликнул Ван Ишэн. — И горький, и сладкий!

Затем мы выпили, громко причмокивая, разведенное горячей водой сухое молоко, и я занялся вермишелью. Быстро развел огонь, вскипятил воду и, бросив в кастрюлю все содержимое пакета, посетовал, что нет приправы.

— У меня осталась соевая паста, — тут же откликнулся Дылда.

— Как? Ты же сказал, что принес последнюю!

— Ради такого случая попробую поискать, — растерянно пробормотал Дылда, — ведь у нас Ван Ишэн.

Закурив после еды, мы дружно выразили удивление по поводу того, что Дылда так ловко заначил столько добра. Дылда стал клятвенно уверять, что на сей раз это действительно его последние припасы. Поднялся шум, кто-то вызвался пойти проверить, но Ван сказал:

— Нечего галдеть, его продукты принадлежат ему, а он молодец, по-хозяйски расходовал то, что привез с собой. Скажи, Ни Бинь, — перевел он разговор, — когда начнутся соревнования?

— Через полгода, не раньше.

— Ладно, пора спать, — сказал я. — Завтра поговорим.

Мы вышли проводить Дылду.

— Хороший парень, — вздохнул Ван, глядя ему вслед.

Ван погостил у меня еще денек, а на третье утро собрался уходить. Пришел Дылда, в рваной одежде, с мотыгой на плече.

— Мы еще встретимся, — сказал он, пожимая Вану руку.

Все долго махали Вану, стоя на склоне горы. А я спустился с ним вниз и, прощаясь возле ущелья, попросил обязательно сообщить, если у него будут какие-нибудь затруднения, и снова заехать к нам. Ван поправил лямки рюкзака и быстро зашагал по дороге, поднимая пыль. От резких порывов ветра одежда его липла к тощему как скелет телу.

После ухода Ван Ишэна мы часто с удовольствием вспоминали о том, с какой легкостью он обыграл в шахматы Дылду. Я рассказал о его тяжелой жизни.

— Отец говорил: «Все знаменитые ученые из бедных семей», — сказал Дылда. — Еще он говорил, что наш род ведет свое начало от юаньского Ни Юньлиня, богача и владельца роскошного дома. В годы войны и смуты он разорился, распродал все, что осталось, и пошел бродить по белу свету. Он находил приют то в заброшенных деревнях, то в захудалых харчевнях — словом, где придется. Зато сколько замечательных людей повидал он во время странствий! У одного безродного деревенского шахматиста научился играть в шахматы. Теперь Ни Юньлинь известен как один из четырех великих юаньских мастеров поэзии, каллиграфии и живописи, но мало кто знает, что он был вдобавок и прекрасным шахматистом. Позднее, когда он увлекся чаньской школой буддизма[9], он привнес в нее традицию шахматной игры и даже основал свою школу. Ее секреты в нашей семье передаются из поколения в поколение. Не знаю, к какой школе принадлежит Ван Ишэн, но он, несомненно, мастер высокого класса.

Мы понятия не имели ни о каком Ни Юньлине и не очень верили хвастливой болтовне Дылды. В шахматах, что и говорить, он кое-что смыслил, но Ван в два счета разделался с ним. Ван был из такой же бедной городской семьи, как и большинство из нас, знал нужду и горе, и не удивительно, что именно ему мы отдавали свои симпатии.

Прошло полгода, от Ван Ишэна не было ни слуху ни духу… На мое письмо он не ответил, и ребята стали уговаривать меня пойти к нему. Но я так и не собрался. Мешали разные дела, да и дороги были небезопасны: ребята с ферм часто устраивали драки и потасовки, пуская в ход огнестрельное оружие.

Однажды Дылда сообщил, что он уже включен в список участников шахматного турнира и через день-другой отправляется на центральную усадьбу госхоза. Он поинтересовался, нет ли новостей от Ван Ишэна. Мы по-прежнему ничего не знали о нем, но, уверенные, что он непременно будет на состязаниях, отпросились под разными предлогами и тоже пошли туда.

Центральная усадьба находилась в райцентре, в двух днях пути от нас. Городок, по административному делению следующий после провинциального, состоял из пересекающихся между собой двух улиц с редкими магазинами, витрины которых были либо пусты, либо уведомляли, что «выставленные товары не продаются», но мы все равно были вне себя от счастья, будто нас занесло в цветущий край изобилия, не пропускали ни одной столовой, брали что-нибудь мясное и, быстро умяв по полной тарелке, выходили сытые, осоловевшие, похлопывая себя по животу и щурясь от слепящего солнца. Буквально опьянев от мяса, мы устроились на лужайке на краю города, прилегли, закурили и незаметно уснули. Проснувшись, поели лепешек, а потом целой ватагой ввалились наконец на центральную усадьбу. Распорядитель игр долго рылся в списках участников соревнований, но фамилии Вана так и не нашел. Мы не поверили, сами просмотрели список, но Ван Ишэна, увы, действительно не было. Этот список, по словам распорядителя, был составлен на основе поданных с мест, каждый спортсмен выступал под своим номером, в своей группе. Игры начинались на следующий день. Мы терялись в догадках. Что с ним стряслось?

— Пошли за Дылдой, — сказал я.

Мы нашли его в крытом соломой бараке, где размещались участники состязаний.

— Тут такая неразбериха, сам черт не поймет, — возмущенно сказал он. — Вместо группы шахматистов меня сунули в баскетбольную команду, сегодня вечером тренировка, и я должен играть за сборную центральной усадьбы. Сколько ни отнекивался — все без толку, мало того, еще говорят, что все зависит от меня и я должен принести команде очки.

Мы разразились смехом.

— Не все ли равно, во что играть, главное, чтоб харчи были хорошие. Жаль только, что Вана нет!

Мы не на шутку беспокоились, особенно после того, как узнали, что ребята с его фермы тоже давно его не видели. Вечером от нечего делать мы пошли посмотреть, как Дылда будет играть в баскет. Вот была потеха! Он не знал правил игры, мяч вываливался у него из рук, и ему никак не удавалось попасть в корзину. А в самый острый момент атаки он встал как вкопанный и разинув рот следил за борьбой. Тренер, чертыхаясь, хватался за голову, а все вокруг так и покатывались со смеху. В перерыве между периодами Дылда вовсю поносил варварскую игру.

Через два дня, когда были отобраны команды для финальных соревнований, мы, расстроенные тем, что Ван Ишэн так и не появился, решили возвращаться. Дылда, который оставался еще на несколько дней погостить у своего знакомого секретаря райкома, вышел нас проводить.

У перекрестка вдруг кто-то вскрикнул, указывая на другую сторону улицы.

— Не Ван Ишэн ли это?

Мы повернулись. И правда, по противоположной стороне торопливо, никого не замечая, шел Ван. Услышав наши крики, он радостно кинулся к нам. Мы забросали его вопросами.

— Последние полгода, — сказал он, — я часто отпрашивался с работы, чтобы поиграть в шахматы. А когда хотел записаться на соревнования, мне отказали под тем предлогом, что я плохо зарекомендовал себя в бригаде. Хорошо, что хоть удалось вырваться посмотреть. Ну, как идут соревнования?

Мы быстро ввели его в курс дела.

— Ладно, — угрюмо сказал он, помолчав. — В районном чемпионате выступят лучшие игроки уездов, это интересно.