Сансет Парк - Пол Остер

Двадцать седьмого ноября он позволяет Пилар уговорить себя, чтобы пойти к Санчез на ужин в честь Дня Благодарения. Он идет на это вопреки своим принципам, чтобы доставить ей радость; и он также знает, что если бы он остался у себя, то дулся бы на нее до самого ее прихода. Первый час проходит без видимых проблем, и он внезапно делает открытие для себя, что ему тут нравится. Пока девушки готовят еду на кухне, он и приятель Марии, двадцатитрехлетний автомобильный механик Эдди, идут во двор, чтобы проследить за малышом Карлосом. Эдди, оказывается, тоже любит бейсбол, много читал о бейсболе и много об этом знает; и, начав разговор с недавней смерти Херба Скора, они переходят к трагическим судьбами различных питчеров прошедших десятилетий.

Первый — Денни МкЛэйн из Детройт Тайгерз, последний, кто выиграл тридцать игр, и, нет сомнений, что таких больше и не будет, лучший питчер Америки с 1965 по 1969, чья карьера была уничтожена азартными играми и близкими друзьями, оказавшимися мафиозниками. Ушел с поля в возрасте двадцати восьми лет, попал в тюрьму за продажу наркотиков, долги и вымогательство, распух весом до гигантских триста тридцати фунтов и вновь попал в тюрьму на шесть лет в середине девяностых за кражу двух с половиной миллионов долларов из пенсионного фонда компании, на которую работал.

Он сам себя сделал таким, говорит Эдди, и у меня нет к нему никакой жалости. Но вспомни Бласса. Какого черта это случилось с ним?

Разговор переходит к Стиву Блассу — тот играл за Питтсбург Пайретс с середины шестидесятых до середины семидесятых, всегда более десяти побед в сезоне, звезда финальных игр 1971 года, следующий 1972 год — лучший в карьере (19-8, 2, 49 ошибки за игру), а затем, уже в конце сезона, в последний день года, Роберто Клементе, будущий член Зала Бейсбольной Славы, приятель по команде, погибает в самолетной аварии, перевозя помощь пострадавшим в землетрясении в Никарагуа. На следующий сезон Бласс не смог бросить ни одного страйка. И он совсем потерялся на поле — 3–9, 9, 85 ошибок за игру. Он попробовал себя на следующий сезон, но после одной игры (семь хоумранов за пять иннингов) он бросил играть. Смерть Клементе повлияла на внезапный обвал Бласса? Никто точно не знает, но, в чем был уверен Эдди, и большинство любителей бейсбола тоже, что Бласс попал под влияние так называемой вины выжившего, и что он так хорошо относился к Клементе, что просто не смог продолжать играть после смерти друга.

По крайней мере у Бласса было семь-восемь хороших сезонов, говорит Майлс. А вспомни Марка Фидрича.

А, отвечает Эдди, Марк "Птица" Фидрич; и затем они пускаются в расхваливания короткой и яркой карьеры явившейся-из-ниоткуда-сенсации, ослепительно вспыхнувшей на всю страну лишь на короткие несколько месяцев, двадцати однолетнего парня, вероятно, самого обожаемого всеми игрока, который когда либо играл. Никто не видел до него ничего подобного — питчер разговаривал с мячом, становился на колени и разглаживал руками пыль под собой, и всю игру его как будто били электрические удары внезапной нервной судороги — не человек, а вечнодвижущаяся машина в образе человека. Первый сезон он был неудержим: 19-9, 2, 34 ошибки, главный питчер игры Всех Звезд Американской лиги, лучший новичок сезона. Прошло несколько месяцев; он повредил себе колено, катаясь на лошади во время весенней подготовки, а затем, хуже того, порвал плечевые мышцы как раз в самом начале сезона. Он потерял руку для игры, и, такие дела, Птицы больше не было — от питчера к экс-питчеру за одно мгновение.

Да, говорит Эдди, очень жаль, но все равно не сравнишь с тем, что случилось с Донни Муром.

Нет, не сравнишь, говорит Майлс, кивая согласно головой.

Он помнит, как случилось это, и помнит, каким потрясенным стало лицо отца, когда тот поднял глаза от газеты за завтраком двадцать лет тому назад и произнес, что Мур умер. Донни Мур из калифорнийских Анджелс, тот самый, кого ввели в заключительную пятую игру с бостонскими Рэд Сокс в чемпионском споре Американской лиги 1986 года. Анджелс вели игру с незначительным перевесом и уже были готовы выиграть свой первый в истории чемпионский титул; и тут Мур совершил самый худший бросок в своей жизни, и бостонец Дэйв Хендерсон выбил мяч хоумраном; и вся игра после этого поменялась; и Анджелс в конце концов проиграли. Мур так и не смог отойти от этого унижения. Три года спустя, задыхающийся от финансовых и семейных проблем, возможно, и не совсем в себе, Мур разругался с женой в присутствии их троих детей. Он достал пистолет, выстрелил три раза в жену, не причинив ей особого вреда, а затем направил пистолет на себя и снес себе голову.

Эдди смотрит на Майлса и качает головой, недоумевая. Не понимаю, говорит он. Его питч не был хуже, чем бросок Бранка против Томсона в пятьдесят первом. Но Бранка, ведь, не покончил жизнь самоубийством? Он и Томсон стали друзьями; и они разъезжают сейчас по всей стране, подписывая вместе бейсбольные мячи; и когда бы ты не увидел их фотографию — они улыбаются друг другу, два старпера, начихавших на все проблемы. Почему Донни Мур сейчас не подписывает мячи с Хендерсоном вместо того, чтобы покоиться в могиле?

Майлс пожимает плечами. Вопрос характеров, говорит он. Каждый человек отличается от другого человека, а когда случаются трудные времена каждый проживает их по-своему. Мур треснул. Бранка — нет.

Ему нравится вести беседу о подобном с Эдуардо Мартинезом смеркающим днем четверга Дня Благодарения; и пусть их разговор можно назвать каким-то образом и печальным — истории падений, разочарований и смерти — бейсбол, как и вселенная, так же полон жизнью и всем происходящим в жизни, хорошим или плохим, трагичным или комичным. Сегодня им достались кусочки отчаяния и загубленных надежд, но в следующий раз, когда они встретятся (надеясь, что они еще раз встретятся), их полдень будет заполнен смешными историями, от которых точно в конце заболят животы. Ему кажется, что Эдди — серьезный, добродушный человек; и его тронуло, что новый парень Марии напялил на себя пиджак и галстук для праздничного ужина в доме Санчезов, и что у него свежая стрижка на голове, и что в воздухе чувствуется запах его одеколона. Парень — приятная компания, хоть его приятность — это просто факт, что ему достался мужской союзник в этой стране женщин. Затем их зовут к ужину; и присутствие Эдди за столом, похоже, нейтрализует враждебность Анджелы или, по крайней мере, отвлекает ее внимание от него, заметно уменьшив количество ее испытывающих взглядов. Здесь присутствует еще один человек, еще один посторонний для оценки и осуждения, для того, чтобы проверить — достоин он или недостоин еще одной ее младшей сестры. Эдди, похоже, проходит это испытание, но Майлса озадачивает мысль, что Анджела не побеспокоилась привести никого с собой на этот ужин, что у нее нет, выходит, близкого друга. Муж Тересы далеко отсюда, и, конечно, невозможно ожидать от нее мужского компаньона, но почему Анджела не нашла мужчину? Может быть, Мисс Сама Прекрасность не любит мужчин, размышляет он. Может быть, ее работа отвратила ее от них.

Сержант Лопез отсутствует дома уже десять месяцев, и потому еда начинается с бессловесной молитвы за его безопасность. Через несколько секунд после того, как они приступают к ужину, все внезапно смотрят на Тересу, неожиданно залившуюся слезами. Пилар, сидящая рядом с ней, обнимает Тересу за плечи и целует ее в щеку. А он все смотрит на скатерть стола и пытается удержать себя от просьб Богу. Бог никак не связан с тем, что происходит в Ираке, уговаривает он себя. Бог никак не связан с этим. Он представляет Джорджа Буша и Дика Чейни, стоящих у стены, а потом — их же расстрелянных; а затем, ради Пилар, ради всех за столом, он желает, чтобы муж Тересы был бы удачлив и вернулся бы неповрежденным.

Он начинает думать, что на сегодня все испытания Анджелы закончились. Они опустошили несколько раз свои тарелки; сейчас — под атакой десерт; и после всего, как жест доброй воли, он предложит себя, чтобы помыть тарелки, и ему не не понадобится ничья помощь; а после того, как он вымоет и высушит бесчисленное количество тарелок, стаканов и приборов, как только он отскребет кастрюли и сковородки и разместит их по своим местам в шкафах, он придет в гостиную и найдет Пилар, и скажет, что уже поздно, что ему надо завтра на работу; и они уйдут, лишь двое их, выскользнут из дома и запрыгнут в машину прежде, чем кто-нибудь сможет вымолвить хоть одно слово. Отличный план, о да, но в то самое мгновение, как Анджела заканчивает есть последний кусок тыквенного пирога (никакой кубинской еды сегодня, все — только американское, начиная фаршированной птицей и заканчивая клюквенным соусом, подливой, сладким картофелем и традиционным десертом), она кладет свою вилку, убирает салфетку и встает. Мне нужно поговорить с тобой, Майлс, говорит она. Пойдем в глубину дома, чтобы никто нам не помешал, хорошо? Это очень важно.