Час пик. Кто убил Влада Листьева? - Васил Иванов

А если бы еще и СМИП…

Что — откопать, воскресить и… убить?

Ладно, с этим все понятно — подходящих кандидатов нет.

Популярный Экономист, которого не так давно сдал Президент? Вновь политика — побоку…

Спортсмен?

В семидесятые годы в авиакатастрофе разбился почти весь «Пахтакор», кроме тренеров — в Душанбе был траур, улицы в микрорайонах назвали именами погибших — Ан, Федоров, кажется…

Может быть, в восьмидесятых можно было бы что— то думать, а теперь — неактуально.

Так кого же, бля, грохнуть?!..

Решение созрело внезапно и упало к ногам, как перезревшая груша — бере; перед глазами неожиданно возникла идиллическая картинка: позавчерашний вечер, обжигающая горечь арабики, телевизор на всю стену…

«…у меня были такие акты, у вас были такие акты, у телезрителей были такие акты…»

«…не знаю, мне кажется, такие мужчины всегда нравятся женщинам… Во всяком случае, немало моих подруг запросто бы отдались ему…»

«…такой домашний, такой родной, без пиджака и в подтяжках, почти что член семьи…»

Аналитик возбужденно вскочил, опрокинув кофе на бумаги и забегал из угла в угол.

Да, да, стопроцентное попадание — чистая «десятка»! Красив, нравится бабам, наверняка богат, умен, интеллигентен, а главное — с усами! Короче — почти Мейсон.

И — никакой политики.

Значит — он…

Теперь надо убедить руководство и Президента в необходимости искупительной жертвы. Ну, телеведущий — не клоун, сын юриста, и убедить Президента будет, видимо, не очень сложно…

Расчистив стол от бумаг и газет, Аналитик принялся сочинять меморандум на высочайшее имя.

Набрасывая черновик, Аналитик прошептывал каждое слово, каждое выражение (что поделаешь — профессиональная привычка!), и слова эти липкими брызгами падали на финскую мелованную бумагу: «…предкризисная, взрывоопасная ситуация…» «…гнетущая общественная атмосфера…» «…нездоровое критиканство, захлестнувшее все слои общества…»

«…чеченские события явились катализатором недовольства…»

«…может быть использовано деструктивными силами и деструктивными элементами…»

«…необходима искупительная жертва, могущая не только отвлечь от происходящего, но и консолидировать российское общество…»

«…необходим положительный образ, необходимо мгновенно создать Национального Героя, способного сфокусировать в себе…»

«…таковым может стать только популярный телеведущий Владислав Листьев, не связанный ни с какими политическими партиями…»

«…его образ — один из немногих, который воспринимается россиянами однозначно положительно…» Закончив, Аналитик еще раз перечитал черновик,

внес необходимые правки и. зловеще блеснув очками в золотой оправе, откинулся на спинку стула.

Меморандум был составлен казенно — бюрократическим жаргоном, который, как точно знал Аналитик, воспринимался Президентом с трудом. Как для русского украинский язык — вроде бы, магистральное направление понятно, а вот тонкости и нюансы…

Ничего, там. в Кремле, тоже есть советники, дешифраторы. переводчики — объяснят, что к чему.

Плюсы были несомненны — Аналитик всячески подчеркивал их.

Минусы…

При всех плюсах у этого варианта «искупительной жертвы» был один серьезный недостаток: самого Президента запросто могли обвинить в бездействии, в том. что он ничего не противопоставляет организованной преступности (по плану Аналитика, вину за убийство предполагалось свалить на мифическую «мафию»).

Ничего, ничего — естественное озлобление оскорбленной общественности всегда можно будет направить в нужное русло.

Найдем козла…

А не найдем — еще лучше: озлобление можно отрегулировать и временно направить против Президента и его команды — пусть знает, кто настоящий хозяин…

Перечитав черновик меморандума несколько раз (ему очень понравилось собственное выражение «искупительная жертва»), Аналитик вызвал своего Заместителя.

Тот явился сразу же — будто бы все это время ждал за дверью.

Прямой приглаженный пробор, дрессированная улыбка, осторожный взгляд, отработанная мягкость в движениях, аккуратный английский костюмчик — точно комсомольский деятель районного масштаба начала — середины восьмидесятых. Весь такой примерненький, приторный, зализанный… Сволочь, короче говоря. Аналитик был совершенно уверен — придет время, и Заместитель сдаст его, как в упаковке, чтобы занять начальственное кресло.

Не дождешься, козлик — на тебя тоже кой — чего имеется…

— Вот что, — произнес Аналитик тусклым от усталости голосом, подвигая черновик, — доведи до ума, отредактируй как следует и отправь адресату…

Заместитель взял черновик — двумя пальчиками, как чашку с кофе.

— В какой срок?

— За два часа, больше не могу… И отправь не факсом, а нарочным…

В случаях, подобном этому, Аналитик не доверял технике.

— Хорошо, — произнес Заместитель и испарился в прокуренном воздухе кабинета.

Ответ пришел к вечеру, и сводился к одному: «вы что — совсем охренели?..»

Да, Президенту теперь было явно не до изощренных внутриполитических игр, задуманных Аналитиком — Дума, Чечня, армия, солдатские матери, минимальные пенсии и зарплаты, проигрыш в большой теннис, результаты последнего минского вояжа, где благодарные бульбаши подарили персональный «маз», Премьер, отправленный на Запад, серьезные внешние долги и, наверное — сильнейший абсинентный синдром на этой почве.

Прочитав ответ, Аналитик заметно помрачнел.

М — да…

Заместитель стоял у другого конца безразмерного стола, пожирая дорогого начальника глазами.

— Что будем делать?

— Придется самому ехать, — произнес Аналитик, прищурившись, — они там, судя по всему, совсем с ума посходили, ничего не понимают… Машину — срочно.

Он вернулся через два часа — повеселевший, хотя и усталый; подобные разговоры с начальством всегда давались ему с трудом, с душевной мукой (правда, сам Аналитик не верил ни в душу, ни в её бессмертие).

Зайдя по дороге в кабинет к Заместителю, он опустился в кресло и, закурив махнул рукой порывавшемуся было подняться хозяину:

— Да сиди ты…

Заместитель осторожно опустился на вертящийся стул и преданно посмотрел на начальство — ну, словно близкий родственник тяжелобольного на врача после сложной многочасовой операции:

— Ну, как?

— Убедил, — ответил Аналитик мрачно, — но какого труда стоило…

Значит…

— Теперь остановка за исполнением. Если опять все обосрут, то а ни за что не отвечаю…

— А кто?

— Съезди в Ясенево, поговори…

— Когда?

Заместитель с готовностью вскочил из — за стола — мал. хоть сию секунду.

— Потом, завтра утром… Это не самое срочное дело, — скривился Аналитик.

— А что самое срочное?

Неожиданно хозяин ампирного здания загадочно улыбнулся.

— Вот что… Скажи, у тебя дома порнушка какая— нибудь веселая есть?

— …?

— Порнуха. Порнофильмы. Только не говори, будто бы не знаешь, что это такое…

— Ну, есть… — в полной растерянности пробормотал Заместитель.

— Будь добр, принеси завтра…

— Какую? — со скрытым страхом в голосе спросил тот.

— Ну, на свой вкус… А у тебя что — выбор?

— Найдем что — нибудь…

— Вот и хорошо. — Аналитик поднялся со своего места. — А теперь — вызови — ка мне еще раз машину. Я хочу немного проветриться, съездить на Центральный рынок, походить, посмотреть… И покупки сделать.

«Традиционная игра со зрителями»

Нет в мире ничего хуже, чем телефон: надо, не надо — звонит и звонит. Идиотская выдумка. Орудие пыток. Древнеримская крестовина для беглых гладиаторов и рабов, эстрагулы, «испанский сапог» инквизиции, дыба Малюты Скуратова, кандалы, «одиночки» Шлиссельбурга, лесоповалы ГУЛАГа, газовые камеры Освенцима и Майданека, все это — детский лепет на лужайке в сравнении с маленьким, настырным, изуверским электроприборчиком, который своим «дзи — и–и — инь!..» бесцеремонно вторгается вовнутрь человеческого сознания и как нарочно — в самое неподходящее время.

Американца Белла, изобретателя этой мерзости, будь он жив, надо было бы судить международным судом за преступления против человечности и приговорить к удушению телефонным шнуром.

Линии телефонной связи — точно проводка электрошока к душам абонентов; аппарат со своим омерзительным «дзи — и–и — инь!..» — оголенный конец медной проволоки, no — садистски воткнутый заостренными контактами в твой нежный мозжечок.

Телефоношок какой — то.

Но еще хуже телефона — компьютер, особенно, когда надо работать, а не хочется; голубой квадратик экрана с программой Lexicon, прыгающий лимонно — желтый прямоугольник курсора, ежеминутно рожающий бессмысленные слова, пальцы, выбивающие на клавиатуре чечетку — тук, тук, турук — тук, тук, тук — тук.