Жребий брошен - Егор Александрович Токарев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Примерно на половине пути к следующему форту разведчики не вернулись. Это не стало для Квинта большой неожиданностью – за пять лет службы на южной границе к такому привыкаешь. Центурион остановил отряд. Необходимо было принять решение, ведь от его своевременности и верности зависела их жизнь. После выступления из форта видимость снизилась и теперь, солдаты из первого ряда, обернувшись, с трудом различали своих товарищей в хвосте колонны, опутанной клубящейся взвесью.
С левого фланга донеслось несколько возбужденных возгласов. Повернувшись в сторону куда смотрели солдаты, Квинт различил лишь неясные тени в вихрящейся кутерьме серой пыли.
– Развернуть фронт! – скомандовал он, и солдаты, словно единый организм, перестроились к предполагаемому противнику.
В редкие моменты, когда песок меньше всего мешал обзору, Квинт пытался разглядеть неприятеля. Противник оставался странно неподвижен и не походил по пропорциям на человека – слишком тонкое тело, напоминающее…
– Вперед! Шагом! – скомандовал Центурион и отряд приблизился к странным объектам на пару десятков футов.
Буря немного успокоилась, чтобы в скорости разразиться с новой силой, обрушившись на людей со всей яростью стихии. Видимость улучшилась, и солдаты поняли, что это было.
Несколько десятков человеческих голов в узнаваемых шлемах легиона покоились на наконечниках копий, воткнутых древками в песок. Хотя «покоились» – это неверное определение. Лица были искажены гримасами боли, ужаса и отчаянья. В одной из страшных находок Квинт опознал своего опциона – Тита Симмаха. Центурион до боли сжал зубы и обнажил меч, его примеру последовали все легионеры.
Предчувствие неминуемой беды потревожило сердце и разум Квинта. Внутреннее чутье много раз спасало ему жизнь, и спустя десятки боев он бессознательно прислушивался к сигналам интуиции.
– Круг! Круг! – скомандовал Квинт, и солдаты образовали окружность, закрывшись щитами и ощетинившись мечами.
– О Боги Вилл… нет… О Боги… – один из новичков выступил из строя. Оружие выскользнуло из ослабевших пальцев, и он неровной поступью побрел вперед.
Квинт вспомнил, что этот новобранец вместе со своим братом прибыл в форт всего неделю назад. Солдат отличался слабым духом и мягким характером, вследствие чего тренировки и общение с товарищами давались ему с большим трудом. Квинт не знал как, так получилось, что двоих братьев определили в одно подразделение. Скорее всего, в отделе Магистрата Беллос ошиблись в бумагах о назначении, что было не редкостью в последнее время.
– Назад! Легионер, вернуться в строй! – что есть силы, закричал Квинт, но остановить обезумевшего от горя человека он не мог.
Песок вокруг солдат зашевелился, словно живой, и из под него начали появляться пустынники, прикрытые серыми плащами. Десятками они выбирались наружу, словно песчаные демоны, решившие покарать людей за вторжение. Не теряя времени, дикари выхватывали короткие сабли из-за своих широких поясов и с яростными криками устремлялись на центурию.
– Стоять! Держать строй! – Квинт выставил вперед щит, и упершись ногами в вязкий песок, приготовился к удару.
Волна пустынников налетела на них, словно снежная лавина на дубовый лес. Легионеры покачнулись, но устояли. Отразив выпад кривого меча, Квинт из под щита ударил противника перед ним. Клинок не встретил сопротивления так, как дикарь не носил тяжелых доспехов, а кожаный нагрудник и ткань балахона не могли служить защитой против мечей легиона. Пустынник упал, обдав центуриона ненавидящим взглядом, но его место тут же занял другой, и бой продолжился.
В пылу сражения, Квинту удавалось оглядеться по сторонам. Центурия держалась, раз за разом откидывая волны атакующих назад в пустынную бурю. Дикари отступали, перегруппировывались, и вновь шли в атаку. Из-за ужасной видимости не представлялось возможным определить точное количество противников, но на песке уже лежало, по меньшей мере, три десятка пустынных воинов. Но и со стороны солдат были потери. Убитые и оглушенные легионеры вываливались из защитного круга, те кто мог ползти спасались в тылу под защитой своих товарищей, остальные погибали под ударами кривых сабель. Чтобы закрыть бреши в обороне приходилось сужать круг, и Квинт понимал, что рано или поздно они будут вынуждены сражаться спиной к спине. Это бы означало верную гибель. Выход был лишь один.
– Прорываемся, за мной, шаг за шагом! Держать тыл! Передай! – кричать в пылу битвы посреди ревущей песчаной бури было бесполезно, и Квинт надеялся, что каждый из солдат по цепочке передаст его приказ.
Через пару минут он услышал от солдата справа, что приказ получен.
– Вперед! Шаг! – что есть силы закричал Квинт в надежде, что его услышат хотя бы соседние с ним легионеры.
Шаг за шагом центурия продвигалась вперед, раненых поддерживали их товарищи, боеспособных солдат почти не осталось. Мертвые и умирающие вываливались из строя на обжигающий песок, чтобы еще живые могли спастись. С начала битвы песчаная буря ослабела, и видимость улучшилась.
Квинт обернулся, взглянув на маршрут их прорыва из засады. Путь был отмечен дорогой из мертвецов. Они, словно преследовали тщетно пытающихся убежать живых, чтобы утащить их за собой в царство мертвых. Квинт не знал в нужную ли сторону они двигаются, и как далеко находится форт. Во время бури и битвы невозможно было определить направление, оставалось лишь надеяться на чутье.
Он со всей силы врезал щитом по голове «песочника» перед ним, и быстрым ударом меча отправил его в небытие. Под измятыми доспехи было влажно, похоже, в нескольких местах ятаганы врагов все же смогли добраться до желанной плоти.
Квинту казалось, что они уже несколько часов пробиваются сквозь нескончаемые орды пустынников, но по своему опыту он знал, что время в битве странным образом растягивается, и минуты кажутся вечностью.
Еще один выпал из строя окровавленных, изнуренных, но все еще продолжающих идти солдат. Вперед их гнала железная воля командира и желание жить.
Сабля пустынника рассекла воздух и со свистом обрушилась бы на шлем Квинта, разрубая его череп, если бы он не успел отвести голову назад. Острое лезвие со скрежетом прочертило по шлему, рассекая бровь и щеку, чудом не лишив центуриона глаза. Закричав, почти ослепленный от крови и боли командир толкнул противника, и когда тот потерял равновесие, всадил клинок ему
