Настоящий папа для хоккеиста (СИ) - Стен Арина

Конечно, не стоит сбрасывать со счетов и то, что Ира с Никитой мне нравились. Пацан был чем-то напоминал меня в его возрасте, а Ира… Иру я желал, чего уж скрывать. Она казалась мне каким-то неземным существом. Загадочной феей, которую хотелось приручить. Макс вот считал свою жену волшебницей, мне же досталась фея.

Никогда бы не вмешался в семью, будь она нормальной, но в данном случае… Можно и попробовать. Вот только хрен его поймешь, как женщина отреагирует на мои попытки с ней сблизиться, когда придет в себя после всего случившегося. Да и надо ли ей это будет? И мне?

Все-таки излишним терпением я не отличался. Стоило мне принять решение, я, как правило, шел напролом. Но здесь было так нельзя. Отношения с женщиной, пережившей домашнее насилие, это ходьба по минному полю — никогда не знаешь, какой шаг может стать последним, как для меня, так и для нее.

Помня себя мелким, мог себе представить, что пройдет немало времени, когда она перестанет напрягаться, находясь рядом с мужчиной, и ожидать, что от любого неосторожного слова он выйдет из себя и вновь отправит ее на больничную койку. И вот чего во мне точно было маловато, так это чуткости и деликатности. Со Строгановой что ли поговорить? Попросить совета…

Пока я размышлял, Никита выпрямился, осторожно сжал руку матери, словно боялся ей еще больше навредить, повернувшись ко мне боком, тяжело вздохнул. Не представляя, как нормально начать разговор, решил не сюсюкаться с ним, а общаться, как с настоящим мужиком (кем он, по сути, уже и был, не каждый решится замахнуться на мужика, в два раза выше и сильнее его самого, который еще и являлся твоим отцом).

— Тебе есть, где ночевать?

В гробовой тишине мой голос прозвучал, словно удар грома. Никита вздрогнул и резко повернулся, чуть не свалившись со стула. Инстинктивно подобрался, ожидая чего-то плохого, но тут же расслабился, когда понял, что кроме нас троих никого больше в палате нет. Посмотрев на меня исподлобья, отрицательно мотнул головой, упрямо сжав губы.

— Я останусь с мамой.

— Тут ей ничего не угрожает, Стас проследит, — возразил, присаживаясь рядом с ним на корточки. На Иру старался не смотреть, потому что каждый брошенный в ее сторону взгляд, усиливал мое желание из-под земли достать этого сукиного сына и укокошить. — И ты слышал, что сказал доктор, ночевать с ней нельзя.

Парень пожал плечами, ничего не говоря. Он явно принял решение, и выдворить его из палаты без боя не удастся.

— Бабушки, дедушки, тети, дяди есть? — отвлек его внимание на себя, пытаясь выяснить, есть ли хоть кто-нибудь адекватный в его жизни.

При всем моем влечении к Ире, пока я не смогу с ней поговорить и выяснить реальные причины, по которым она продолжала оставаться с этим подонком, не смотря на то, что он вытворял, я не мог и ее причислить к категории адекватных. Она вполне могла оказаться такой же, как и моя мамаша — люблю, не могу, а на остальное насрать. Бьет, значит, любит, и прочая поебень.

Сердце подсказывало, что Ира не из тех женщин, кто будет терпеть подобное отношение, без веской на то причины. Но чужая душа — потемки, а я в детстве уже один раз обжегся (и сильно), когда думал, что если расскажу обо всем матери, то она мне поможет. В ответ лишь получил совет не размазывать сопли и терпеть.

До сих пор в ушах звучат ее слова о том, что, если отец считает нужным меня наказывать, значит, я это заслужил. Теперь я редко доверяю тому, что советует мне эта мышца. Поступаю с ней, как с женщиной — послушай и сделай наоборот.

Подавив очередной приступ злости, посмотрел на хмурого ребенка.

— Так, как?

— Никого у нас нет, — огрызнулся тот. — Поэтому я останусь здесь.

— Тогда переночуешь у меня, — решил я.

Снова отказываясь прислушиваться к голосу разума, твердившего мне, что это все — не мое дело; напомнившего, что скоро закроются магазины, а я так и не купил подарки крестникам; и предложившего махнуть на все рукой и оставить пацана на персонал больницы, и пусть они думают, где ему сегодня ночевать. Глядишь, разрешат остаться с матерью. Из жалости.

Но что-то внутри меня противилось этому. Не давало так поступить с мальчишкой. Даже всерьез размышлять над этим вариантом не стал. Вместо этого, выпрямился во весь рост, положил руку ему на плечо, крепко сжал (достаточно сильно, чтобы он поднял голову и посмотрел на меня, но недостаточно, чтобы причинить боль).

— Я дам тебе еще пару минут, подожду за дверью, а потом поедем ко мне. Надо выспаться.

По глазам видел, что Никита хочет возразить, но в какой-то момент в нем как будто что-то надломилось. Все упрямство выветрилось без следа, осталась лишь какая-то обреченность.

— Хорошо, — ответил он тихо и повернулся к матери, закрывая ее своим телом, как щитом. Маленьким, не способным укрыть от всех опасностей мира, но все же щитом.

В груди сдавило от мысли, что никакой ребенок не должен переживать подобное в его возрасте (да ни в каком, раз уж на то пошло). Оставив мальчонку нести пост у постели мамы, стремительно вышел из палаты, постаравшись как можно тише закрыть за собой дверь, дабы не нарушать хрупкий, и довольно странный, учитывая обстоятельства, покой, воцарившийся в помещении.

Глава 6

Илья

На следующее утро мы с Никитой встали ни свет, ни заря. И это при том, что легли хрен знает во сколько. После больницы пришлось-таки устроить рейд по закрывающимся магазинам, потом надо было накормить пацана, устроить место для ночлега. В итоге угомонились мы лишь к часу ночи. И оба не смогли сразу заснуть, если судить по тихим всхлипам, доносившимся до меня из гостиной.

Проснувшись, не сразу осознал, что помимо меня в квартире есть кто-то еще, а именно — восьмилетний пацан, мать которого вчера загремела в больницу. Да и тишина в квартире наверху удивляла. Когда же до меня дошло, что эти два события связаны, выругался сквозь зубы.

Кинул взгляд на часы — семь часов утра. Несусветная рань. Но вновь заснуть у меня точно не получится. Тихо встал, выглянул из комнаты. Никита лежал на спине и пялился на потолок.

— Доброе утро, — поздоровался.

Мальчонка подпрыгнул на кровати от неожиданности. Да, парень, обычно я не умею тихо разговаривать. Привыкай.

— Доброе утро, — услышал в ответ.

— Раз уж ты не спишь, поднимайся. Будем собираться, съездим в больницу, — сказал по пути в ванную.

— А что потом? — донеслось в спину.

— Потом поедем на день рождения, — хмыкнул, скрываясь в санузле.

Решение взять Никиту с собой к Строгановым пришло только что, и являлось для меня такой же неожиданностью, как и для него. Но не оставлять же парня одного в больнице на весь день. Неизвестно — пришла ли в себя Ира, а бросить его я не мог. Чувствовал странную ответственность за ребенка. Нетипичную для меня по отношению к незнакомым детям.

С другой стороны, Никитоса с трудом можно было назвать незнакомцем. Учитывая не только то, что я весь вечер вчера с ним провозился, но и то, что, ощущая какую-то связь с мальчишкой, я ходил практически на все его домашние матчи по хоккею.

Посмотрел на свое отражение в зеркале — хмурый, бородатый, невыспавшийся дядька.

— Походу, Моров, ты влип в эту семейку по уши. И никуда тебе теперь от них не деться, — сообщил сам себе, проводя руками по лицу.

Оставалось надеяться, что после разговора с Ирой, я не разочаруюсь в женщине. Что она не перестанет быть для меня загадочной феей, которую надо спасти от злого волшебника. И не превратится в злобную ведьму, не стоящую не только усилий, уже потраченных на нее, но и даже малейшей мысли.

Ирина

Я медленно приходила в себя. Поначалу ничего, кроме тихого разговора двух людей и писка каких-то машин над ухом, не слышала. Даже слов толком разобрать не могла. Только отрывки, не складывающиеся в единую картину.

— …сломана… две недели… может, повезет…

— …не знаю… придется… поживет пока у меня…

Ничего не понимаю. Кто поживет? Какие две недели? О ком вообще речь?